Нильмера
Шрифт:
Атилла должен был вернуться с переговоров со дня на день. Весь лагерь молил богов об этом. Главным он оставил своего дальнего родственника по имени Октар. Этот жестокий раскосый громила, вставал по струнке исключительно перед Атиллой и Бледой. Всех прочих гуннов, он ни во что не ставил. О других племенах и говорить нечего! Для него они были словно пыль под ногами. Доставалось почти всем: аланам; скифам; сарматам. Пожалуй, только славян он старался не трогать. Теми командовал Стефан. Злобный Октар, хоть и был дальним родственником Атиллы, но сильно побаивался Византийца. Во владение мечом, Стефан был лучшим во всем войске. Колдовство Византиец отрицал, но христианские амулеты, помогали ему защищаться от многих заклятий. Так что Октар связываться со славянами не хотел. По крайне мере, пока Стефан был в лагере. Но одним пасмурным осенним утром все изменилось. Набег Фризов, на сей раз оказался серьезным. Стефану
Жестокий Октар, уже потирал руки, придумывая изощренные издевательства, которыми он собирался одарить подопечных ушедшего в поход Стефана. В полдень, он, с небольшой свитой гуннов, пересек первые палатки славян. Несколько новобранцев как раз принялись за обед из пшеничной похлебки. Октар выбивал тарелки из их рук, требуя:—«Всем строиться по струнке!»
Велизарий сидел на бревне в другом конце лагеря. Он снова был погружен в мечтания и корпел над портретом Нильмеры. Он не заметил, как Октар приблизился к нему. Громила гунн выхватил из рук Велизария бересту.
— Это кто? — громко поинтересовался гунн.
— Нильмера — моя возлюбленная, — проговорил Велизарий.
Октар внимательно рассмотрел портрет. Он был очень плохо написан, кривые линии, напоминали скорее карикатуру, настолько паршивым художником был Велизарий. Гунн улыбнулся, а через минуту начал хохотать как умалишенный, а затем чуть успокоившись выпалил: — Ну и уродина! У вас там все девки такие?
Велизарий вскочил с места и смотря Октару прямо в глаза сурово проговорил:
— Повтори, что ты сказал?
— Я сказал, что твоя девка уродина! — крикнул на него Октар и снова заржал как конь.
— Ах ты скотина! — Велизарий хотел наброситься на гунна, но вовремя подскочивший Мокроус, оттащил его от Октара.
— Ты что себе позволяешь?! — заорал гунн. — Скотиной меня назвал?!
Громилы из свиты Октара, тоже были разъярены и собственноручно хотели разделаться с наглецом Велизарием, посмевшим оскорбить командира. Они уже обнажили мечи и шли в его сторону.
— Стоять! — приказал Октар. Вся его свита остановилась и покорно расступилась перед командиром. Октар подошел к Велизарию и грозным голосом объявил: — Я сам с тобой разберусь. Выбирай оружие… А мне несите большую секиру!
Велизарий выбрал копье и круглый щит. Гунны из свиты Октара разметили большой прямоугольник посреди лагеря и силком затолкали туда Велизария. Поглазеть собрался весь лагерь. Эмоций старались не проявлять, но у каждого сохранялось волнение. Почти все, про себя, поддерживали Велизария, но виду старались не подавать. «Конечно у славянина шансов мало. Но может боги помогут ему проучить злобного Октара?» — так думали многие. Свита командира гуннов встала по периметру прямоугольника. Послышались громкие шаги. Словно великан ступал по лагерю. Октар был настоящим громилой, но сейчас в полном облачение; гигантских бронзовых сапогах; огромном рогатом шлеме; плотном нагруднике из пластин и чешуеек; он казался подлинным монстром. В руках он держал гигантскую секиру, лезвия которой при одном прикосновение были способны пустить кровь. Началась дуэль.
Октар набросился на противника, но Велизарий был юрким и ловким и без проблем ушел от ударов секиры, а затем несмотря ударил копьем, попав гунну в поножи, прямо в то место, что закрывало одну из половин его задницы. Среди лагеря пронеслись смешки. Октар разъярился и используя какое-то колдовство гунну, раскалил лезвия своей секиры и нанес мощный удар. Выставленный щит Велизария разлетелся вдребезги. Октар не переставая размахивал орудием, но противник уклонялся от мощных ударов. Велизарий не знал правил дуэли. На самом деле их не было вовсе. Главное победить, а потом уже решать щадить врага или нет. Велизарий взмахнул руками и призвал Водянника. Толстая голова духа появилась из лужи, приведя в изумление весь лагерь. Затем дух нырнул внутрь и на мгновение скрылся. Велизарий воткнул копье в землю, а сам начал размахивать руками. С окружавших лагерь деревьев, слетала вся влага, она оказывалась в ладонях Велизария, которыми он формировал огромный водяной шар. Он пустил его в Октара и тот вылетел за пределы прямоугольника, ударившись спиной о деревянную башню. В лагере уже не могли сдержать радости; даже большинство гуннов захлопали Велизарию, под строгие укоры свиты Октара. Но бой еще не был закончен. Велизарий снова взялся за копье. Октар разбежался и на всех порах помчался к прямоугольнику. Он схватил древко выставленного противником копья, обломал его и ударил плечом Велизария, откинув того на другую сторону прямоугольника. Вылететь за пределы ему помешали гунны из свиты Октара. Они толкнул его обратно, прямо
— Это же Волколак!
— Как такое возможно?!— разносилось по всему лагерю.
Зверь одним прыжком преодолел лагерные стены и впился в наручи Октара, перекусив их одним разом. Велизарий упал на землю. Волколак впился в ногу Октара и потащил того в сторону леса.
— Нет! Нет! Нет! — заорал Октар, — прикажи зверю остановиться.
— Останови волка! — кричали из свиты гуннов.
Очнувшийся Велизарий взмахнул рукой, зверь остановился, но хватку не отпустил.
— Чего ты ждешь?! — испугано кричал Октар.
— Говори, что сдаешься! — громко выпалил Велизарий.
— Ты победил, победил… — кричал без остановки сдающийся противник.
Велизарий взмахнул рукой и зверь растворился прямо в воздухе.
Над лагерем стояла тишина. Все с изумлением и даже с некоторой опаской смотрели на Велизария. Никто не решался произнести и звука. Неожиданно тишину прервали громкие и медленные хлопки. Ряды воинов расступались, через освободившееся пространство, шел Атилла, в боевом снаряжение, а за ним шагал его исполинский телохранитель Мундзука, грозно посматривавший на всех с кем пересечется глазами. Они оба вышли на центр прямоугольника. Раскосые и проницательные глаза Атиллы осмотрели Велизария, но затем он повернулся к Октару, пытавшемуся встать на ноги. Ему это никак не удавалось. Волколак нанес очень сильные раны.
— Никчемный Октар, — проговорил Атилла.
— Прости меня, о верховный гунну!
— Молчать! Я изгоняю тебя. Зачем мне такой слабый телохранитель?! Думаешь если ты мой родственник, то и закон для тебя будет другой?
Мундзука подошел к Велизарию и начал грозно сверлить того глазами. Атилла прошелся по прямоугольнику из стороны в сторону. Затем он жестом головы приказал Мундзуке отступить и тот повинуясь скрылся в рядах гуннов. Атилла еще раз осмотрел Велизария и проговорил на славянском языке:
— Опасное колдовство ты используешь, малец.
— Не опаснее Октара, — сказал Велизарий и потупил взгляд.
— Отныне ты будешь моим новым телохранителем.
Зима подходила к концу. Занимая шестой месяц место второго телохранителя Атиллы, Велизарий приобрел кроме огромного влияния, и истинное уважение сослуживцев. Сам он проникся почти безоговорочным уважением к Атилле, ибо видел того теперь с другой стороны. Вождь гуннов, сверх собственного языка, ревностно стремился овладеть и всеми другими. Он знал многие славянские наречия, легко общался с готами и римлянами. Даже по-гречески, он говорил свободно и без запинки. Такие навыки позволяли Атилле успешно вести переговоры со всеми. И хотя страх перед его войском был чрезвычаен, но все же условия заключенных с Римом договоров поражали Велизария. Он теперь точно знал, что некогда великая империя, теперь данник другой империи — гуннов. По договору с Атиллой римляне обязывались платить ежегодно огромную дань. Они старались показать, будто принимали эти условия по доброй воле; но чрезвычайный страх, объявший их правителей, заставлял их принимать охотно всякое требование, как бы оно ни было тягостно. Сверх этого Аттила требовал, чтобы римляне выдали всех бывших у них военнопленных: гуннов, скифов, сарматов, славян. Такое хорошее отношение ко всем своим воинам, возвеличивало вождя гуннов еще больше. Но с другой стороны, порою могущество до того увлекало Атиллу, что он не терпел никаких решений, как бы они ни были справедливы, если они не склонятся к его пользе.