Ночь Серебра
Шрифт:
— Иттрик!
Она позвала его просто так, зная, что не услышит его голоса. Лишь тишина была ей ответом.
32. Клянусь льдом и огнём
Предательство — это всегда убийство
чужими руками своего человека.
Ф. Искандер
Дороги были пустынны, погода стояла хорошая, солнечная. С утра самую малость приморозило, и лошадь быстро идти не
В присутствии остальных членов старшего Совета Хольд, разумеется, не мог говорить с ним обо всём, о чём должен был. То, что Ардону следовало войти в доверие к Велимиру, оговаривалось и ранее, Кит знал условия наизусть, и поэтому Хольд был предельно откровенен только в личных беседах. Задача Ардона в глазах всех членов Совета упрощалась тем, что его просили как можно более приблизиться к Совету Халлы. Никто, кроме самого Ардона и Хольда, даже не догадывался о задумке молодого воина и одного из членов старшего Совета: Ардон должен был присоединиться к рядам ратников Халлы по-настоящему…
Мысли в голове кружились невесёлые. Ардон не гнал коня, особенно торопиться было некуда. На Лейнгам, северную долину, постепенно опустилась ночь. Зимою темнело рано, всадник не успел добраться даже до гор и с неудовольствием подметил про себя, что до Халлы ещё добрых двое суток пути, и то — ежели не произойдёт непредвиденных задержек на перевале.
Ардону никогда ранее не приходилось путешествовать в одиночку. Когда он куда-то отлучался из Кейне, с ним всегда был кто-то из знакомых: отец, воины из десятка, которым он командовал, или тот же Йала, с которым, казалось, его свела сама судьба. Последнее время общество этого угрюмого, молчаливого сотника его весьма тяготило. Из-за того, что у них с Хольдом появилась тайна, причём такая, которая вполне могла стоить обоим жизни, Ардону казалось, что все, кто с ним заговаривает, может каким-то образом проведать про эту тайну, и тогда заговор будет раскрыт.
В дороге он провёл достаточно немало времени: день до этого, целую ночь и ещё день после, и заметно устал. Когда вторые сутки его пути начали склоняться к закату, он принял решение остановиться на одну ночь в селении, которое первым попадётся на дороге к горному хребту. Правда, местность он уже успел малость подзабыть, и поэтому был удивлён, когда времени уже было за полночь, а ни одна деревня на пути не повстречалась. Хольд забыл напомнить ему, что дороги к западу от Реславля в большинстве своём заболочены, а люди селятся по большей части к югу от этих мест. Уже добравшись до самого подножия перевала Ла-Рен, Ардон вспомнил, что примерно где-то недалеко отсюда должны быть земли Вестарда. Кит как-то сказывал, что существует народ, не поддерживающий Совет Кейне, и первые, кто решил существовать отдельно от обоих княжеств, обосновались где-то здесь, у самых горных склонов.
Оставаться и просить ночлега в Вестарде Ардон не решился: это будет слишком рискованно, особенно в том случае, ежели кто-то догадается, что он — посланник Совета. Конечно, в сон клонило невыносимо, но он для себя решил подняться на верхнее плато перевала и только тогда позволить себе отдых. Всё равно
У городских ворот его остановила стража.
— Пускать не велено, — угрюмо бросил один из ратников, преградив путь незнакомцу копьём.
— Я от Хольда, — ответил Ардон и показал заветную грамоту. — С личным поручением.
Дозорные переглянулись и раздвинули копья. Путь был открыт. Коротко кивнув им, Ардон проехал в город. До Вальберга конному вполне можно было бы добраться за день, и он подумал, что если поторопится, то прибудет ко двору ещё дотемна.
На подворье князя Велимира его пропустили, а вот чтобы попасть в сам дворец, пришлось достаточно долго ждать. Поначалу никто не хотел ему верить — оно и понятно, чужак, с земель врага, вооружённый, о каком доверии речь… Но после, когда Ардон в который раз объяснял цели своего приезда и показывал свиток, который, по словам Хольда, должен был стать ключом ко всем дверям, один из стражников согласился проводить его к князю.
На удивление Ардона, Велимир был достаточно молод. Судя по слухам, которые разлетались о нём далеко за пределы Западных земель, он казался Ардону гораздо старше. На вид князю было около сорока солнцеворотов. Он был высокий — на пару вершков выше самого гостя, статный, держал себя так, что Ардон с первых же минут понял: здесь положено смотреть на правителя снизу вверх, и тут же позавидовал: верно, Велимиру подчиняются и боятся, это не то, что Кит, с которым почти каждый житель Ренхольда знаком лично…
— Я жду, — спокойный, ледяной голос князя вернул молодого воина из мечтаний на землю. — Говори, что надобно, и ступай.
Ардон судорожно начал подбирать слова: всю дорогу готовился, придумывал, что сказывать станет, а теперь оробел будто бы и позабыл…
— Меня послал Хольд, — начал Ардон и тут же заметил, как Велимир, приподняв тонкие тёмные брови, кивнул. — Я… я должен остаться здесь, в твоей рати. Хольд писал об этом и обо мне…
Почувствовав на себе тяжёлый, суровый взор князя, Ардон осёкся и умолк. Тёмные зелёные глаза, казалось, видят его насквозь.
— Мне всё равно, кем ты был до сегодняшнего вечера, — негромко промолвил Велимир, спускаясь с возвышения и подходя ближе к молодому ратнику. — Отныне ты, согласно воле твоего наставника и, надеюсь, в будущем — моей, остаёшься здесь и начинаешь новую жизнь. Забудь обо всём, что было и могло быть с тобою до той поры, пока ты не миновал верхнее плато перевала Ла-Рен.
С этими словами он вытащил меч из ножен и, указав остриём в сторону пола, бросил:
— На колени.
Ардон послушно опустился на каменный пол перед ним. Холодное лезвие плашмя коснулось его плеча, одного, затем другого.
— Сейчас ты поразмыслишь ещё раз, насколько серьёзны и правдивы твои намерения, а после принесёшь клятву. Помни, измена карается смертью. Ты уже изменил однажды, — Ардон в изумлении поднял глаза, но князь спокойно пожал плечами, — изменил своим, тем, кто доселе доверял тебе.
Он закрыл глаза на мгновение, ещё раз про себя повторив обещание, данное Хольду. Не приносить никаких присяг и клятв — это было сказано для Кита, чтобы тот оставался спокоен.
— Я уверен, княже. Я согласен, — Ардон склонил голову. — Только клятва мне неизвестна.