Ночь Волка
Шрифт:
— Зачем?
— В нем водка.
— Как это водка, ты, что же туда водку заливаешь? — недоверчиво спросил Костин.
— Дешевую.
— Это называется, — зажрались, — возмущенно сказал Костин и отправился к машине. Вернулся, держа обеими руками пластмассовый короб и недоверчиво нюхая содержимое.
— Не отравишь?
— Это был бы выход, жаль, не додумался.
Костин долгим подозрительным взглядом смотрел на пленника, затем хлопнул себя по лбу и сказал:
— Че я голову ломаю, ты первый выпьешь.
Криво усмехнувшись, Марат заметил:
— Знал бы, что из бачка пить придется, не стал бы экономить, «Кристалловскую» залил бы. Да-а и на старуху бывает проруха.
— У нас это по-другому называется, — ухмыльнулся Костин, — на хитрую задницу есть хрен с винтом.
Он выплеснул из одного
— Полную лей, — сказал Марат.
Костин хмыкнул, но просьбу выполнил.
— Видишь, — сказал он, — Ленин еще говорил, мол, страшно далеки они от народа, а ты вон насколько ближе стал к народу; пьешь дешевую водку гранеными стаканами.
Он полез в свой рюкзак и достал оттуда пачку галет; вытащил одну, разломил и положил на стакан, — прошу, ваше благородие.
— Я же не акробат, — сказал Марат.
— В каком смысле, — удивился Костин.
— Руки то развяжи, как я пить буду.
— А-а, сразу видно — не наш. Я вот, когда на стройке работал, после ПТУ, видел, как мужики пьют: на троих разлили, по очереди в один стакан, одному с верхом накатили, как говорится, — для губ места не оставили, а как пить — руки то дрожат, после вчерашнего. Так он наклоняется, отхлебывает, а потом — глот, глот и порядок. Но на счет рук, это ты, отец, погорячился, мы эту задачку иначе решим. Костин взял стакан и поднес ко рту Марата. Марат открыл рот и, двигая кадыком, пропустил ледяную жидкость в себя, выдохнул. Лицо его приняло страдальческое выражение. Водка была «левой», из тех, что разливали в подвалах, многочисленные нелегальные цеха, во множестве расплодившиеся во время перестройки. Костин сунул ему галету, ободрав сухими, жесткими краями губу и десну Марату. Затем вернулся на диван, сел и, расстегнув рукав, оглядел все еще кровоточащую ранку.
…Мужика он уложил сразу, ударил прикладом в затылок. Ошеломленную женщину, сбил с ног прямым ударом в челюсть, давно мечтал о таком ударе. Стрелять он не хотел, чтобы не поднимать шума: расстегнул телогрейку Шилова, и плавно, вогнал охотничий нож меж ребер грудной клетки, прямо в сердце, то же самое проделал с женщиной, только помедлил, разглядывая ее грудь — в этот момент она его и цапнула, прямо-таки по-звериному. Может, она ядовитая была, что-то кровь не свертывается, — подумал Костин и стал смотреть на Марата.
Выждав, пока улягутся жестокие молоточки в висках, Марат спросил:
— Ну, что дальше?
— Десять минут ждем результат, — сказал Костин.
— А я и забыл, — сказал Марат.
Лицо Костина вдруг напомнило ему инструктора, сопровождавшего их с Вероникой во время конных прогулок в горах. Инструктор был англичанином, и Марат спросил, как он относится к творчеству своего земляка, Фаулза? Вероника перевела, затем, выслушав ответ, улыбаясь, сказала:
— Удивляется, почему ты спрашиваешь его о писателе, говорит, что он жокей, а не филолог.
— Вопросов больше не имею, — ответил Марат.
Он улыбнулся воспоминанию: жаркая волна затапливала его, боль в голове почти улеглась, но не уходила, напоминая змею, покачивающуюся на хвосте перед тем, как ужалить.
— Чему радуешься, — спросил Костин, не сводивший с Марата глаз.
— Мыслям, — едва узнавая свой голос, ответил Марат.
— И чего ты там, мыслитель, надумал? — Спросил Костин.
— Ничего хорошего.
— Как самочувствие?
— Как у Сократа.
— Это хорошо, — поглядев на часы, сказал Костин, — прошло пятнадцать минут, наверно и мне можно уже хряпнуть.
Он наполнил стакан до половины, изящно оттопырил мизинец, вынес локоть, коротко выдохнул и опрокинул водку в рот; лицо его приняло задумчивое выражение, почмокал мелко губами, дегустируя выпитое, взял галету и с хрустом закусил. Засмеялся:
— Прямо, как в том кино, про революцию — налей-ка нам из бака; ну ладно, давай рассказывай, — сел и приготовился слушать.
Марат открыл, было, рот, чтобы послать его подальше, какая разница — быть застреленным или замерзнуть привязанным к стулу, но вдруг, вспомнил, что, в узком, боковом кармане его спецназовских брюк, лежит небольшой нож с выкидным лезвием и это обстоятельство, дает ему шанс на спасение, если конечно Костин сдержит свое слово. А значит, имело смысл принять правила игры. О возмездии можно думать, только сохранив жизнь, точнее, ради этого можно было попытаться сохранить себе жизнь.
— Накати еще сотку, — сказал Марат, — будет тебе история.
— Вот это по- нашему, по-бразильски, — заметил Костин. Держа в правой руке ружье (ну просто ковбой), он подошел к столу, налил водки в стакан и поднес ко рту Марата.
— … Дело было зимой, — начал Марат, едва с лица сошла гримаса отвращения, — в феврале месяце, ранней ночью Урусов возвращался домой.
Произнеся эти слова, Марат задумался.
… Примерно в это время, Елисеев тоже задумался, — о преимуществах дизельного двигателя над бензиновым мотором. Когда он покупал свой джип, приятель, заядлый охотник настойчиво советовал ему взять машину с дизельным мотором, которая в первых, потребляла солярку, во вторых, потребляла мало, а в третьих, имела всего одну свечу — свечу подогрева, то есть, погружая капот в лужу, можно было не опасаться того, что машина заглохнет. Но Елисеев, сравнив динамические характеристики, взял бензиновую версию, то, что она потребляла двадцать литров на сто километров, его не особенно заботило. И сейчас он впервые пожалел об этом, когда в бензобаке закончилось топливо. Он всю ночь полз на брюхе, не на своем, конечно, на автомобильном, но полз. Через каждые пятьдесят метров вылезал из машины, брал в руки шанцевый инструмент и освобождал колеса из снежного плена.
Фары, он погасил, чтобы не посадить аккумулятор. Оставил включенными габаритные фонари и вылез из машины. Мелкий и сухой снег продолжал сыпать, превращая лесное пространство в сказочное торжище. Мнилось, вот-вот из-за ближайшей ели выглянет жуткая рожа местного лешего и произнесет какое-нибудь душераздирающее приветствие. Возле машины было достаточно светло от снега, но по мере удаления взгляда белесая тьма сгущалась, умаляя перспективу. Собственно, выбор был невелик, — остаться в машине и замерзнуть или пойти пешком и тоже замерзнуть; но во втором случае имелся шанс дойти до деревни. Заблудиться он не боялся, половину пути он наверняка проехал, двигаться по просеке, на дне которой лежала дорога. Елисеев, погасил габаритые огни, закрыл машину, мало ли какой-нибудь медведь захочет порулить, и двинулся вперед. Примерно через пятьсот метров дорога делала поворот, скрывая из виду автомобиль. Елисеев оглянулся, безмолвный «Паджеро» стоял, как стойкий оловянный солдатик. Елисеев нащупал в кармане брелок сигнализации и нажал на кнопку. Джип отозвался веселым миганием фар. Елисеев улыбнулся и зашагал дальше, если, конечно, можно назвать шагами преодоление снежной целины.
Рассказ Марата
… Ранней ночью Урусов возвращался домой. Фары его «Волги» освещали грязно серый асфальт, и неровные сугробы вдоль дороги. Придорожные фонари заливали тротуары безжизненным светом, озаряя недосягаемую ночь синевой. Проехав пост ГАИ, он отстегнул ремень безопасности, и облегченно вздохнул. Повезло, что машину не тормознули для проверки, после полуночи останавливают почти всех. Правда, выпил он всего один бокал шампанского, но поскольку Урусов был непьющим, этого было достаточно, чтобы почувствовать легкость бытия. За кольцевой дорога спускалась вниз, делала плавный изгиб, и уходила направо — начинался микрорайон. Сразу за пешеходным переходом, он остановился на красный свет светофора, — к автобусной остановке подкатил освещенный изнутри автобус с заледеневшими окнами, открыл, закрыл двери и тут же тронулся, не дожидаясь бегущего к остановке человека. Дождавшись разрешающего сигнала, Урусов плавно тронулся, и проезжая мимо остановки взглянул на бедолагу. Это была девушка — в пуховике, в рваных на коленках джинсах и кроссовках, без шапочки. Проехав немного, Урусов остановился и подал назад. Открыл дверь, крикнул — садись подвезу, замерзнешь.