Ночной карнавал
Шрифт:
И колокол Блэз на башне Нострадам пробил ночной час: один, другой, третий.
Еще не прошла ночная стража веков. Еще старый Каспар собирал, в глубине и тьме потрескавшейся картины, в сугробах дальней земли, свои пожитки, навьючивал поклажу на грустного двугорбого верблюда.
И крепче, и безысходнее обнялись любовники.
И блестел нож в свете голубой, как парча платья Мадлен, одинокой Луны.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПРАЗДНИК ВИНА
— Вот они!
Из-за угла вылетело безумное авто, чуть не врезалось в обнимавшихся Мадлен и графа.
Они отпрянули друг от друга, но не выпустили друг друга из объятий. Граф инстинктивно прикрыл своим телом Мадлен.
Машина круто затормозила, развернувшись резко, с режущим уши визжаньем. Застыла на черном льду. Дверца отворилась, ударила железной ладонью холодный воздух ночи. На мостовую выпрыгнули Пьер и барон.
— Ну, Мадлен, — довольно выдохнул Черкасофф, — мы перерыли весь Пари. Вы неуловимы. Мы не могли предполагать, что вы так искусно запрячетесь. Вы опытный игрок. А еще прикидывались. Поздравляю. О, граф! — Он шутливо поклонился. — Вы уже подружились с вашей очаровательной куколкой! От великого до смешного один шаг! От убийства до объятия…
— Что вы намерены делать, барон? — спросил граф, видя, как Черкасофф кошачьей, с ленцой, походкой приближался к любовной паре.
Мадлен глядела на барона. Холеный, гад. Усики расчесанные. Бородка напомаженная. Шевелюра стоит веером над низким лбом. Он подходит все ближе, и смутное чувство опасности закрадывается в сердце Мадлен. Как часто она сталкивалась с опасностью — нос к носу. Она, как ищейка, чуяла ее за версту. Вот и сейчас. Ее хозяин нечто замышляет. Что? Не пора ли дать деру?! Граф растяпа. Он долго будет моргать, нюхать воздух, мяться, медлить. Он упустит момент.
Она рванулась бежать в тот миг, когда Черкасофф с удивительной ловкостью, быстрее молнии вытащил из кармана наручники и нацепил их Мадлен на запястья.
— Ах, попалась, птичка, стой, не уйдешь из сети, — пропел он насморочным голосом и засмеялся. — Вот вы и в капкане, дорогая.
— Что это?! — Мадлен возмущенно вырывалась. — Это новый способ разговора?! Или теперь принято в великосветских салонах пугать друг друга?!.. Сначала привязывают к столбу, хотят сжечь… потом защелкивают наручники у тебя на кистях?! Мне кажется, вы забываетесь, барон!
— О да, — он неприкрыто смеялся. — Вы забавляете меня, Мадлен. С защелкнутыми наручниками декламировать такие пафосные речи… клянусь, это трогательно, не менее, чем выступление Анжель Дефанс в Комедии. Вы хитрая. Вы прекрасно знаете, что зла я вам не причиню. Поэтому и беситесь сколько влезет. Побеситесь. Сейчас поедем. Кстати, вы не задрогли в порванном вашим похитителем платье? В машине у меня для вас обещанное манто из выдры. Льщу себя надеждой, что оно вам понравится.
Черкасофф с одной стороны, Пьер — с другой подхватили Мадлен под руки и поволокли к машине.
— Больно рукам! — закричала она. — Сейчас же снимите эти железяки!
— Боюсь, крошка, что ты нас тогда покусаешь, — веселясь, парировал барон, вталкивая ее в гладкое стальное яйцо авто. — А у нас на вас виды, бесценная. Мы должны перепробовать с вами все варианты удовольствий. Все сорта воспитательных мер. Вам же интересно, что дальше станет с вами? Через несколько минут… часов?.. Нет?.. Держу пари, что вы все-таки живая, а не мертвец. И сердце ваше дрогнет. Пьер, гони!
— Я так не играю, барон, — набычившись, сказал Пьер, отогревая замерзшие руки дыханьем, кладя их на руль. — Видите? Там? Граф стоит и ждет своей участи. У него должна быть лучшая участь. Возьмем его с собой? С ней?.. Ей будет веселее.
— А нам? О нас ты подумал?
— Думаю, и нам тоже скучать не придется. Мы усыпим их вместе. Они увидят разные сны. Они станут как шелковые. Слово чести.
— Как шелковые черви, хотите вы сказать, Пьер.
— Этот старик в чалме еще там?.. У вас?..
— У нее, если так можно выразиться. У нее, Пьер. На рю Делавар. Вот вам отличный материал для вашего синема. Фильма выйдет что надо, если рискнуть отснять. У вас с собой сегодня камера есть?.. Нет?.. И пленки нет?.. И даже снимающего на серебряные пластины аппарата?.. Жаль. Мы расстаемся с гениальной возможностью. Кругом в искусстве лишь дурь и пошлость. Мы с вами засняли бы истинную красоту. Красота под маской бульварного, глупо хихикающего уродства, продажной жизни, лжи, изворотливости. Эта девочка привыкла к выживанию. Она цеплялась за жизнь поцепче нас с вами. Нет, ей-Богу, снимите ее для синема! Весь Пари рыдать и стонать от восторга будет. Ну, берите графа с собой под мышку, пока я перекурю!
Черкасофф дымил в отпахнутое ветровое стекло авто, пока Пьер, галантно склонившись, приглашал графа в машину.
— Едемте с нами.
— Да уж придется, вижу.
— Мы отдадим вам вашу курочку в целости и сохранности.
— Если это будет не так, пеняйте на себя.
— Мы разрешим вам присутствовать во время сеанса.
— Какого сеанса?.. Битья?.. Порки?.. Пытки?..
— Вы полагаете, что, кроме пыток, мы ничего не можем придумать поизящнее?..
— Мадлен, как ты считаешь, — они выдумщики или скучные малые?
Последняя реплика графа, обращенная к Мадлен, заставила ее вздрогнуть. Ободья наручников больно впивались в кожу запястий. Давили на тонкие кости. Останутся кровоподтеки… синяки. И быстро, как на кошке, заживут.
— Так мыслю, Куто, что им не мешало бы немного развеселиться.
— Так, как мы, они не смогут веселиться никогда.
— Что верно, то верно.
Мадлен улыбнулась, вспомнив их Венециа и солнечное утро на лагуне.
Авто с гудением мчалось по Пари, не соблюдая правил, на зеленый и красный свет, как припадочное, содрогаясь, заносясь на поворотах всем корпусом. Рю Наполеон. Рю Багратион. Рю Санкт-Петербург. Рю Рекамье. Рю Делавар. Особняк. Они привезли ее домой.
Она закрыла глаза и откинулась на сиденье.
— Ну! Выходи!
— Не пойду ножками. Несите.
Это новый номер. Издевательство называется. Она чует, что ей предстоит, и хочет напоследок поизмываться всласть.
— Делать нечего, Пьер, придется нести ее. Тащить. Индийская принцесса. Слониха в золотом чепраке. Неси и кланяйся ей. Бормочи: не жмут ли вам ваши уродливые золоченые туфельки, Великая Княгиня.
Они вытащили ее из авто, подняли на руки, взвалили на плечи. Понесли.