Ночной карнавал
Шрифт:
— Что это за условие?!
Барон ссыпал пепел на ее обнаженный, светящийся сквозь лоскуты рваной парчи, живот. Попал пеплом в зрачок Третьего Глаза. А пусть не глядит. Пусть ослепнет хотя бы на миг. Не все ж ему видеть.
— Вы будете получать ваш шматок неземной страсти за… хм, небольшую услугу.
— Я и так работаю на вас! Что вам еще надо?!
— Вы работаете без огонька.
Мадлен, закусив губу, глядела на Черкасоффа.
Так вот куда ты влипла, девочка. Вот во что вляпалась. Ты и не ожидала такого поворота событий. Ты думала — барон… так… делец… политик… жулик…
— Без огонька, без страсти… без огонечка, да!.. А мне надо, чтобы вы отдавались тому, что я от вас потребую, целиком. Вы ведь сейчас будто из-под палки пляшете! По принужденью. А я хочу, чтобы вы посвятили этому жизнь.
— Чтобы я продала душу Дьяволу.
— Лестное сравнение. Куто! Вы очнулись?.. Божественно. Вы слышите, как возмущается ваша подопечная? Посмотрим, как она зоговорит, когда не получит на завтрак того, что она видела в гипнотическом сне Шри Гхоша.
Мадлен дернулась, выгнулась на кровати, вцепилась зубами в холодно-полярное серебро наручников, пытаясь, в напрасном отчаянье, их сорвать.
Она подняла голову. Из-за спутанных золотых волос, налезающих ей на лоб, на щеки, она глядела на Черкасоффа горящими глазами, как взбесившаяся пантера, как хищный зверенок, пойманный в чащобе в капкан и не видящий спасенья ниоткуда. Зверь перегрызает лапу и уходит. Что может себе отгрызть она?! Разве прокусить жилу жизни, бьющуюся под тонкой кожей. И тогда пусть выйдет наружу кровь. Красная, не голубая. Простая, простецкая, народная, насущная. И она уснет. И Князю скажут; и Князь придет, примчится издалека, чтобы склониться над ней, взять ее на руки и унести от всех. Чтобы уйти вместе с ней.
Так он сказал ей тогда… когда они убежали с бала-маскарада. И он испачкал розовые шаровары раджи вездесущей и наглой грязью Пари.
— Вы уверены, барон, в том, что я так сильно буду хотеть того, что вы мне так настойчиво навязываете?..
— А разве вы сейчас этого не хотите? Разве вам не плохо сейчас?.. Не тоскливо?.. Разве вам не хочется…
Барон игриво наклонился к ее лицу.
—.. чтобы вас сейчас обняли мужские руки?.. Чтобы мужчина вошел в вас и завладел вами всецело?.. И надолго?.. Разве в вас не поселилась пустота и мука?..
Внимание, Мадлен. Это ход сапера по заминированному полю. Проверка на вшивость.
В ней пустота и мука. И тоска. И боль. И тяга. И желание. И огромное, неутолимое желание. И оно растет. Оно ширится. Оно захватывает пространство ее жизни. В полнеба. Величиною в небо. Уже нет места в ней и вне ее, не занятого этою великой и непобедимой тоской.
Что они сделали с ней?!
Она, ища мага глазами, оглянулась. Ага, вон он стоит близ венецианского зеркала. Скромно потупился. Мнет белую бородку. Косится на нее, и искры летят из его древних глаз. Это вранье, что тебя зовут Шри Гхош. Тебя зовут Каспар. И это ты показал мне будущее. Ты развернул передо мной свиток. Неужели ты не узнаешь меня?!
«Узнаю,» —
«Так спаси меня. Я недостойна этой пытки. Я и так хватила лишку горя».
«Молчи. Слушай пока, что внушает тебе барон. Я тоже слушаю, вместе с тобой. А потом гляди на меня.»
«Глядеть на тебя?.. И все?..»
«Увидишь. Ты будешь делать то, что буду делать я».
Разговор глаз длился считанные мгновенья. Щеки Мадлен заалели.
Кудесник упрятал лицо в ладони.
— Нет, не хочу. — Мадлен озорно, с вызовом вскинула златокудрую голову. — А если захочу, вас не спрошусь.
— Вы шутите!
Черкасофф впился глазами в мага. Тот воздел руки и возвел глаза, будто говоря: «Шутит и притворяется».
— Кто будет снабжать меня тем, что я жажду получить? Уж не вы ли?
Мадлен звонко рассмеялась. Черкасофф подошел к ней совсем близко, взял за подбородок, повернул лицо туда, сюда.
— Да, ничего не скажешь, хороша, — со вздохом произнес он. — Вас будет кормить неземными содроганьями наслажденья, продлевая вам жизнь, наш общий знакомый. — Барон кивнул на мага. — Он отныне будет вашим соглядатаем. Прежнего я увольняю. Он выполнил свою задачу. И от сна и до сна вы станете жить спокойно. Ну, не спокойно, конечно… просто — жить. Но я не договорил.
Он отпустил ее подбородок, отбросив ее голову, и она ударилась щекой о спинку кровати. Ореховое дерево. О, будь ты проклята, чужая, заемная роскошь.
Вытащил из нагрудного кармана неизменную сигару. Закурил.
По спальне разнесся аромат сандалового дерева. Маг раздул ноздри, вдыхая родной запах.
— От вашего дыма у меня кружится голова.
— У вас кружится голова от тоски и желания. И оно направлено неизвестно к кому, вот что самое страшное. Отныне вы больны, Мадлен. Мы заразили вас.
О, какие злобные, кривые губы. Улыбка запуталась в изящно подстриженной бороде. Крахмальная манишка, манжеты с запонками; каждая запонка — гранат гессонит из копей близ озера Чад.
— Договаривайте! Вы же не договорили. Не тяните кота за хвост. Я хочу знать свою участь.
— Я упомянул об условии. Верней сказать, об условиях, ибо это ваша работа, Мадлен, поденная работа. И, при условии ее выполнения, вы получаете возможность насыщать утробу своего великанского желания и… жить дальше. Баш на баш! Ничего не попишешь.
Граф расширенными, мечущимися глазами смотрел на них, и по его подбородку и шее текла красная струйка; он безмысленно слизывал ее языком.
— Вы должны будете…
Он замер, выждал паузу, как хороший актер, докуривая сигару, скрученную из листьев сандалового дерева.
Мадлен тоже ждала.
Подыграй ему, подыграй.
Глаза волхва говорили: «Тише. Слушай».
—.. по первому приказу убирать… хм… уби… вать того… тех, кого мы вам прикажем уничтожить. Вы станете машиной уничтожения, Мадлен. Вы уже выросли из детских штанишек авантюристки. Из кружевных, постельных шпионских панталончиков. Вы переросли эти детские забавы. Вы должны выходить на иные, серьезные рубежи. И делать это со вкусом… с шармом… с наслаждением. Опять-таки с наслаждением! Слышите ли!.. Никуда вы от него не денетесь… Но это так, к слову…