Ночные окна. Похищение из сарая
Шрифт:
— Что, думаете, и ее тоже — того? — спросил Волков-Сухоруков и многозначительно кивнул на актрису с «Анной Карениной» на коленях.
Я пожал плечами.
— Пока что он убивает женщин, — согласился Георгий, вынимая из входной двери ключ. — Мы запрем Ларису Сергеевну здесь. До приезда местной милиции. Но сообщать пока никому не будем. Потому что у нас есть, слава богу, свой представитель следственных органов.
— Так, так! — важно кивнул Волков-Сухоруков, дымя теперь черт знает какой трубкой.
— …и найдем преступника или преступников сами, — заключил Левонидзе. — Но заглянем не только к Стаховой, а и к Заре Магометовне. Если не возражаете.
Возражений не последовало. Волков-Сухоруков на всякий случай вытащил из кобуры пистолет. А Бижуцкий, указав пальцем на Харченко, спросил:
— Вы не боитесь, что она куда-нибудь денется?
— Куда? — несколько ошарашенно спросил фээсбэшник. — Под поезд, что ли, бросится?.. Вы уж совсем с глюками!
— Ну… мало ли. Исчезнет. Украдут, — гнул свое Борис Брунович.
Левонидзе молча и решительно вытолкал его вон из комнаты. Подождав, пока покинули помещение и мы, он запер дверь. А ключ положил в карман.
— Я «им» украду! — пробормотал он со свирепым выражением лица.
У него тоже, судя по всему, нервы были на пределе. Все эти происшествия и убийства кого угодно могли вывести из себя. Но только не таких людей, как Бижуцкий. Он начал насвистывать веселый мотивчик, поднимаясь вслед за нами на третий этаж.
— Слушай, отстань по-хорошему, — обратился к нему Волков-Сухоруков. — А то ведь пристрелю ненароком и в лесу прикопаю.
Угроза подействовала. Борис Брунович решил ненадолго «отстать». Правда, метров на десять, не более. А мы постучались в дверь к Заре Магометовне. Поскольку никто не отвечал, решились войти. Должно быть, напоминая стайку глупых гусей с замыкающим — Бижуцким, в малиновом пижамном «оперенье». Комната оказалась пуста. Волков-Сухоруков сунул свою клешню под одеяло.
— Постель еще теплая, — глубокомысленно изрек он.
— Она вообще женщина южная, горячая, — заметил Георгий. — Кровь с кипятком.
— А ты откуда знаешь? — спросил я.
— Знаю… и все! — смущенно отозвался он.
— «Кровь», говорите? С кипятком? — произнес у двери Бижуцкий, не решаясь войти. — Я видел у Гуревича сосуд с кипящей кровью, он разбавлял ею глинтвейн, когда…
— Убью, — погрозил ему пистолетом Волков-Сухоруков.
Во время наступившей паузы я заметил возле кресла сандаловую трость. Взял ее и протянул фээсбэшнику.
— Еще одна улика, — обрадовался он.
— Да, но на сей раз нет самого трупа, — подсказал я.
— Это вдвойне странно, — добавил Левонидзе. — Вернее, не то странно, что трупа нет, а то, что есть трость Тарасевича. Вместо Зары Магометовны. Словом… надо искать! — Он совсем запутался в своих мыслях, так и не объяснив, что надо искать в первую очередь: труп поэтессы или очередную улику, подбрасываемую нам неутомимым и сверхизобретательным злодеем?
— Физики шутят, — промолвил у двери Бижуцкий.
— Будем «брать» Тарасевича! — решительно произнес Волков-Сухоруков. — Очень опасный человек, чувствую.
— Но давайте вначале все-таки заглянем в комнату к Лене Стаховой, — предложил я. — Это рядом, вторая дверь по коридору.
Мы вышли из одной комнаты и пошли к другой. Волков-Сухоруков опирался на реквизированную улику. Я постучал в дверь. Вновь никто не ответил. Я повернул ручку и предложил всем войти. Левонидзе нащупал на стене выключатель. Под потолком зажглась люстра. И тут же в наши головы полетели — сначала подушка, затем туфли, зажигалка, сигареты, пепельница, бокалы и все, что только находилось рядом с кроватью и могло попасть под руку Елене Глебовне. Мишель Зубавин, лежащий рядом с ней, активно не помогал, но поддерживал смехом.
— Какого черта?! — прокричала путана. — Стучать надо, идиоты! Пошли вон отсюда!
— Мы стучались, — вяло стал оправдываться Левонидзе. Его пиджак был залит вином. Пепельница из керамопластика угодила в лоб Волкову-Сухорукову, но голова оказалась крепче. Туфли поймал я и поставил на пол. Бижуцкий не пострадал. Мы все начали пятиться назад, к двери.
— А действительно, что это за делегация? — спросил вертолетчик, успокаивая Леночку.
— Вы что тут делаете? — задал резонный вопрос Левонидзе.
— Что надо, то и делаю, — отрезал наглый и развязный «личный рейнджер» Шиманского. И добавил, по-своему логично: — Да только вот вы не даете доделать то, что хочу сделать.
— Ладно, пошли отсюда! — кивнул нам Волков-Сухоруков, потирая ушибленный лоб. И тоже добавил: — Пусть делают что хотят. Но не делают ничего противозаконного. Я им не позволю этого!
Видно, удар по лбу пепельницей все же оказался достаточно сильным. Мы вновь очутились в коридоре.
— Радует одно, — выразил общую мысль Георгий, — по крайней мере, мы не обнаружили тут трупов.
— Да, на покойников они были похожи мало, — согласился я. — Слишком энергично себя вели. Ну что, двинулись к Тарасевичу?
Снова гуськом мы спустились на второй этаж. Неловко потолкались перед дверью в комнату к физику. Изнутри не доносилось ни звука. Никто из нас не решался войти первым.
— Давайте-ка вы, Бижуцкий! — предложил Волков-Сухоруков. — Вы все равно всюду суете свой длинный нос.
Борис Брунович вздохнул и открыл дверь. В комнате горел ночник. Мы вошли в помещение. Евгений Львович сидел за столом спиной к нам и что-то торопливо писал в дерматиновой тетрадке. Ему даже яркий свет был не нужен — работал он механически, спеша зафиксировать свои мысли. В кровати под одеялом лежала Зара Магометовна Ахмеджакова. Она спала, тихо посапывая.