Ночные туманы
Шрифт:
– В мое время, - сказал он, - матросы редко шли с охотой служить. Потом привыкали, служили исправно, но многие тосковали по берегу. А вот вы, например, - похлопал он по плечу Севу, - пришли по собственной воле. По горячей любви своей к морю, насколько я понимаю?
– Да, - сказал Сева.
– Вы что, родились у моря?
– Нет.
– Станюковича начитались?
– Прочел. Да и дядька рассказывал.
– Он моряк?
– На "Императрице Марии" взорвался.
– А-а...
–
– И вы что же, Гущин, собираетесь флоту служить, как у нас говорят, до самого гроба?
– Мечтаю!
– Мечтаю... Это хорошо вы сказали. Вы знаете, командующий убежден, что мы будем поднимать корабли со дна моря и у нас будет флот. Черноморский, достойный им давно заслуженной славы. И на флоте будут командовать красные офицеры. Может быть, вам суждено ими стать. Но для этого надо учиться. Какое у вас образование?
Мы признались, что нас вышибли из училища.
– Меня тоже когда-то чуть было не вышибли из морского корпуса, едва уцелел, - улыбнулся командир.
– Но потом все же кончил с отличием. А хотите вы учиться всерьез, чтобы вернуться на флот командирами?
– Командирами?
Мы об этом, признаться, не думали. Стонов заронил в мое сердце искру, она ярко вспыхнула. Встать на мостик!
Служить на прекрасных голубых кораблях, горделиво выходящих на морские просторы!
И я вдруг отчетливо осознал, что командир одинок.
Он пришел к нам, чтобы найти в нас поддержку. В тот вечер мы, ничего не тая, рассказали ему о своей жизни.
Время текло незаметно. Командиру некуда было спешить, и он подробно рассказывал нам, как плавал на паруснике, на эсминце, как чуть не умер от горя, когда видел гибель своего корабля...
– И вы знаете, на что я надеюсь?
– сказал он с просветлевшим лицом. На то, что увижу эсминец свой на плаву.
С палубы донеслась похабная ругань. Это вернулись клешники.
Командир взглянул на часы, прихлопнул тяжелую золотую крышку, поморщился. Пожелал нам спокойной ночи и поднялся по трапу. Мы видели его длинные ноги в начищенных до блеска очень старых ботинках, в аккуратно отутюженных, но поблескивающих от долгого употребления брюках.
Перед первым выходом на траление командир собрал нас и стал рассказывать о специфике нашей профессии:
– По тихому гладкому морю скользит корабль. Но видно вокруг никакой опасности, но смерть стережет под водой. Корабль встречает на пути невидимую плавучую мину. Толчок приводит в действие взрыватель. Все с грохотом летит вверх в огненном смерче: люди, обломки мачт, клочья железа и стали. Море успокаивается, и вокруг все так же тихо, как пять минут назад. От мины взлетают корабли водоизмещением в пять и в тридцать тысяч тонн.
– Что же такое морская мина?
– говорил Стонов.
– Это шар, начиненный взрывчатым веществом. Шар притянут ко дну тяжелым якорем.
В минном поле мины рассажены в шахматном порядке. Поле смерти простирается на много десятков, а иногда и на сотни миль.
Прикосновение к мине грозит смертью;
Тральщики идут специальным строем, попарно, уступами. Между двумя кораблями протянут длинный трос - трал. Все, что встречает трал на пути, он выбрасывает на воду. Веревка зацепляет за мину и выдергивает ее с корнем. Она выскакивает на поверхность, как воздушный шар.
За первыми тральщиками идет корабль-вехостав. Он ставит вехи. Они указывают: море распахано, здесь могут безопасно ходить корабли.
За вехоставом идет корабль-подрывник. Он уничтожает мины, пляшущие на волнах...
Мы выходили вместе с другими, такими же, как и наш, колесными тральщиками, и с колес стекала вода; небо над бухтами заволакивало густыми дымными тучами, и, наверное, за десять миль в море было видно, что шествует наша армада. Море было пустынно до самого горизонта. Кому охота было подрываться на набросанных интервентами минах!
Наши бравые, татуированные от пяток до шеи ТриЖоры-Три оказались в море никудышными моряками.
При малейшем волнении они начинали травить. Прокофий Ипатыч сердито приказывал им прибрать за собой.
Во время тральных работ они путались под ногами, галдели, - словом, устраивали невообразимый кабак. Они появились на "Чонгаре" до нас, я не знал, откуда они взялись, но подозревал, что военными моряками они никогда не были.
А мы и наш командир никогда не думали о подстерегающей нас опасности. Лицо командира никогда не выражало тревоги. Даже в самые опасные моменты он был спокоен.
Корабли медленно тащили трал. Все чаще раздавалось: "Крак! Крак!"
Черный орех танцевал на волнах. Иногда его расстреливали из пушки.
Всплывала вверх брюхом оглушенная рыба. Мы ее собирали, и она нам была хорошим подспорьем в то голодное время.
Однажды два тральщика затралили мину. Они не смогли сдвинуться с места, поэтому стали осторожно вытягивать трал.
В полутора метрах под кормой обнаружили притаившуюся, готовую взорваться от малейшего прикосновения мину.
Мины взрывались в тралах. От одной детонировали другие. И тогда тральщик обливало волной, и он вертелся волчком. Корму подбрасывало. Казалось, что тральщик взорвался и тонет. Корпус трещал по швам...
Не раз мы встречали мины, висевшие почти у самой поверхности. Их было хорошо видно в прозрачной воде.
На такую мину спускали буек с подрывным патроном.
Случилось, что тральщик намотал на колесо трос. Сева сказал командиру:
– Я пойду размотаю.
– Добро, - разрешил командир.