Шрифт:
Праздникъ Рождества былъ во вс времена, окутанъ очаровательною дымкою легендъ и преданій; сочельникъ — вечеръ великой тайны, и народной фантазіи любо населять его сумракъ баснословными образами и исторіями.
Многія изъ легендъ, связанныхъ съ этимъ ночнымъ празднествомъ, мрачны и печальны. Причины тому могутъ быть двоякаго происхожденія. Съ одной стороны, духовенство среднихъ вковъ, желая пріучить свою грубую малограмотную паству къ празднованію великаго дня, пускало въ народъ грозныя повсти, гласившія
Въ одной деревушк, восьмнадцать парней и пятнадцать двушекъ вздумали плясать и пть псни на погост, во время рождественской всенощной. Монахъ, служившій всенощную, отлучилъ безобразниковъ отъ церкви. Проклятіе постигло ихъ немедленно. Они продолжали пть и танцовать ровно цлый годъ, не зная ни отдыха, ни срока. Во все время этого страннаго покаянія, на нивы ихъ не падали ни дождь, ни роса; они не чувствовали ни голода, ни усталости, не износили ни платья своего, ни обуви — до тхъ поръ, пока какой-то прозжій епископъ не снялъ съ нихъ отлученія. Тогда нкоторые изъ плясуновъ умерли, другіе тотчасъ заснули и спали безъ просыпа тридцать дней и тридцать ночей, а у иныхъ на всю жизнь остались конвульсивныя подергиванія — врод пляски св. Витта.
Съ другой стороны, на свтлый праздникъ Рождества ополчались остатки языческой темноты, стараясь омрачить его сіяніе. Изъ всхъ христіанскихъ торжествъ — праздникъ этотъ, знаменующій начало Христовой побды надъ міромъ, — самый непріятный для силы злобной и суеврной. «Слава Теб, показавшему намъ свтъ!» слишкомъ грозно звучитъ въ ушахъ слугъ мрака. Въ защиту себ, они насочинили всякихъ чертей и привидній, и эти фантомы, какъ толпа грязныхъ нищихъ, толкутся на паперти великой церкви добра и свта, первый камень которой заложенъ Христомъ въ эту священную ночь.
Noel — означаетъ радость, веселье. Въ прежнія времена этимъ крикомъ встрчали королей, желая имъ — въ одномъ слов всхъ житейскихъ благъ и успховъ.
Въ первые вка христіанства, сочельникъ — по легенд, впрочемъ, сомнительной — справлялся въ ма. Колыбель божественнаго Bambino утопала въ гирляндахъ вешнихъ цвтовъ. Первой улыбк Христа-младенца отвчала первая улыбка возрожденной природы. Папа Юлій I передвинулъ Рождество къ декабрьскимъ снгамъ и морозамъ.
По старому народному поврью, животныя получаютъ въ рождественскую ночь даръ слова.
Въ особенности, быкъ — въ почетномъ качеств потомка тхъ быковъ, что согрвали лежащаго въ ясляхъ Божественнаго Младенца. Онъ въ состояніи даже прорицать будущее, а изъ прошлаго разсказываетъ много подробностей достопамятной ночи, пропущенныхъ въ Св. Писаніи. Онъ былъ свидтелемъ поклоненія пастырей и волхвовъ, знаетъ вс приключенія послднихъ въ путешествіи ихъ съ высоты Востока и можетъ возстановить событія до послдней черточки. Когда волхвы вошли въ вертепъ, Младенецъ Іисусъ бросилъ на нихъ взглядъ и — гласить провансальская легенда — испугался, потому что одинъ изъ волхвовъ «былъ черенъ, какъ чортъ». Господи! вопросила Два Марія, что съ тобою? отчего ты такъ встрепенулся? Младенецъ отвчалъ:
Увидалъ Я мужа — Сквернаго негра, черне печного горшка. Какъ посмотрю Я на его рожу, Такъ и затрясусь всмъ тломъ!
— Не бойся, Сынъ мой! возражаетъ Марія, — негръ тоже пришелъ поклониться Теб, и его благое намреніе искупаетъ уродство его лица.
Другая трогательная легенда сводить у колыбели Іисуса пастырей и волхвовъ вмст.
— Кто вы такіе? что вамъ надо? Спрашиваетъ св. Іосифъ.
— Мы три царя, пришли по пути, указанному намъ звздою, поклониться Спасителю мipa.
Святая Два показала имъ Младенца Іисуса. Цари пали ницъ и принесли дары. Пастыри, которые только что убрали Христову колыбель полевыми цвтами, съ завистью смотрли на золото, серебро и драгоцнные каменья, разсыпанные царями, и грустно толковали между собою:
— Вотъ такъ подарки сдлали Ему волхвы! Теперь Онъ о насъ и думать забудетъ, — гд ужъ тутъ помнить о нашихъ цвтахъ!
Но, не успли они сказать этихъ словъ, какъ Младенецъ Іисусъ оттолкнулъ ножкою кучу золота и, зажавъ въ ручк подснжникъ, поднесъ его къ устамъ и поцловалъ. Съ тхъ поръ у подснжника — во дни оны совершенно благо — кончики лепестковъ стали розовые, а сердцевинка золотая.
Ягненокъ вспоминаетъ объ Іоанн Крестител и разсказываетъ свои невинныя игры съ Младенцемъ Іисусомъ.
Птухъ излагаетъ исторію, какъ трижды отрекался отъ Христа Петръ-апостолъ.
Оселъ говоритъ дольше всхъ, потому что ему надо разсказать вс приключенія св. Семейства во время бгства въ Египетъ, а также — что говорилъ въ дорог св. Іосифъ, что Богородица, что Младенецъ.
Переходя пустыню, путники мучились жаждою. Встрчный караванъ отказалъ имъ хотя бы въ капл воды. Іисусъ проклялъ жестокосердныхъ кочевниковъ, и съ тхъ поръ караванъ мыкается по свту, не зная отечества, не находя пріюта. Іудеи гнались за бглецами. Вотъ-вотъ настигнутъ. Божія Мать видитъ: вышелъ мужикъ засвать полосу.
— Добрый человкъ, не спасешь ли ты моего Сына?
— Съ удовольствіемъ, прекрасная дама. Давайте Его мн подъ кафтанъ, — тутъ его никто не найдетъ.
— Спасибо, добрый человкъ! Ступай же — дожинай свою пшеницу.
— Что это вы говорите, прекрасная дама? Она еще не посяна.
— Ступай, возьми серпъ! Пока ты сыщешь его, твоя пшеница созретъ.
Не прошло четверти часа, какъ пшеница зацвла и выколосилась.
Не прошло получаса, — она поспла къ жатв.
Первый снопъ далъ сто мръ пшеницы. Сколько далъ второй, — и счета нтъ. Тмъ часомъ налетла конная погоня.
— Эй, мужикъ! Не проходила ли тутъ Марія съ Младенцемъ на рукахъ?
— Проходила, господа, только это было, когда я еще сялъ мою пшеницу.
— Тогда намъ нечего здсь длать. — вдь это значитъ, было, въ прошломъ году. (Legende du Bon Laboureur).
Въ другой разъ, Два Mapія, слыша за собою шаги Иродовыхъ солдатъ, обратилась за помощью къ цвтамъ:
— Роза! Красавица роза! прими мое бдное дитя въ свои благоуханные лепестки, спрячь у себя, чтобы не убила его погоня.
Роза отвчала: