Non Cursum Perficio
Шрифт:
– А ты видел над вагоном какие-то провода, Диксон? – сделал Рыжик круглые глаза. – На чём ему ещё тут ездить, на солярке, что ли?..
– Ну, не знаю. У нас в Фабричном троллейбус рогами ворон ловит и жрёт...
Рыжик хихикнул, опять увеличивая скорость до предела:
– Значит, рога у вашего троллейбуса из медного червя... Вот только остаётся открытым вопрос, во что же троллейбус тех ворон ест...
– Эм... я ещё не придумал, – смутился Диксон. Пропустил в кабину Ленточку, которая бросила на тряпку с инструментами на панели тонкий шприц и вылила в миску с тварями свежую порцию платы за проезд. Камилло было жутко интересно, как оплатили за овчарку, но он стеснялся спросить.
Ленточка меж тем деловито поболтала в миске пальцем, прошептала «Штуки три осталось», и подсыпала туда из газетного кулька круглых шариков, похожих на горошины. Ощутив интерес Диксона, она объяснила:
– Это семена кровежорок, их вывела Гильдия Изгнанников. В ней работают учёные, которых прогнали из Изборского НИИ за опыты с нефтью и ртутью... Семена эти очень дорогие, но трамвайное депо стоит на ртутных озёрах, и Гильдия платит ими за возможность вести у нас свои исследования. Мы вообще с учёными дружим, они хоть довольно замкнутые, но всегда готовы помочь, и их обыватели так же недолюбливают, как и персонал трамвайного депо... Так вот, о семечках. Одно такое семечко стоит, как катушка медного кабеля; их иногда покупают наёмные убийцы. Стоит семечку попасть в кровь, как кровежорка тут же вылупляется и начинает пить, пить... а потом перегоняет кровь в ртуть. И человек, конечно же, умирает. А когда трамвай ведёшь, главное – вовремя кинуть эту тварь паукам, пока она не насосалась и ртути в миску не напустила, они уже через пару часов начинают... Зато это лучшая еда для пауков. Вольтаж высокий даёт. НЕТ, Рыжик, я не подарю тебе всего-то одно семечко!!
– Подумаешь... подумать уже нельзя, – надулся Рыжик. – Я ещё даже вслух ничего не успел сказать, а она уже неткает... Ну и не надо нам семечек. У нас яйцо есть! Его там твои колхозники с тачкой уронили, а Диксон прибрал, он у меня хозяйственный...
– Покажите! – Камилло протянул Ленточке свой трофей, и она бережно ощупала его кончиками пальцев. Озадачено качнула головой:
– Даже и не знаю, чьё оно. У варакушек, кричаек и коростелей они совсем другие...
– У мужчин тоже, – с умным видом поддакнул Рыжик и тут же получил от Ленточки такой смачный подзатыльник, что едва не влетел лицом в миску с кровежорками.
– Но я же правду говорю...
Ленточка, недовольно позвякивая на тему «за правду и умирали», взмахами кружевно-бинтовых рукавов согнала Рыжика со своего места и начала сбрасывать скорость.
Трамвай переехал ручей по ажурному мостику. Рыжик, готовясь к выходу, закутался в свой палантин и спросил:
– Какой маршрут следующий за твоим приходит из депо на круг на Краю мира, на заставе?
– Сорок пятый, с Закатной линии, у нас одна конечная. Но он с семи утра начинает ходить, вы ещё можете успеть ко мне. Я постараюсь задержаться на заставе, народа побольше наберу, всё равно так рано от конечной три калеки едут...
– Спасибо, Ленточка, – искренне поблагодарил Рыжик.
– Это тебе спасибо, – звякнула та в ответ. – Я бы одна не смогла вести трамвай после... после вокзала. Спасибо, сумеречный ангел – и спасибо, мухнявый-премухнявый Камилло. Спасибо вам.
– До встречи, – шепнул Рыжик и под слова «Берёзники, следующая остановка – Тверицы» в сопровождении Камилло вышел из трамвая на пустынную остановку. Ночь медленно выцветала, холодный ветер нёс песок по растрескавшемуся асфальту. Трамвай, побрякивая и перестукивая, уехал – и упала тишина. Тишина мёртвого посёлка, места, которого больше нет...
– Пойдём, – тихо сказал Рыжик, впивая ногти в ладонь и сдерживая подкатившую к горлу тошноту напополам со страхом. – Пойдём, Камилло...
====== 24. Берёзники ======
...Каменистая дорога; стылый, студёный ветер хлещет по щекам. Они идут от остановки вначале вдоль бетонного забора, потом через пустырь к стоящему на невысоком холме кирпичному зданию. Пахнет ржавым железом, грязным снегом и отчаянием. Скрипит под подошвами смёрзлый песок. Молчание тяжёлыми цепями сковывает два сердца, не даёт им биться в унисон...
– Почему здесь... так? – шепнул Камилло обветрившимися, сухими, как старая газетная бумага, губами – и не услышал себя сам.
– Когда сюда пришла Элен Ливали со своими принципалками, – глухо откликнулся Рыжик, по глаза укутавшийся в палантин, – то она насильно связала местных жителей узами – всех, до кого смогла дотянуться. Узы – это... как тебе объяснить... это когда ты можешь управлять лёгким электричеством, тем, которое оживляет медь и никель. Быть его частью, как оно делается частью тебя. Ты можешь аккумулировать его в себе, использовать в жизни – для всего. Просто как энергию, как средство связи с другими носителями уз, как оружие для войны, для путешествий между мирами, для исследований, для исцеления себя и других... Узы соединяют своих носителей в сообщество сродни муравейнику или улью, с чёткой иерархией, с определёнными социальными ролями и с довольно жёстким регламентом жизненного уклада.
Элен Ливали считает это сообщество идеальным. В нём нет ненужных и маргиналов, все при деле, каждый может попросить помощи и незамедлительно получить её. В нём нет социального неравенства, кроме разницы в энергетическом потенциале – твоё положение, твоя личная функция в обществе определяется способностью к использованию уз. В нём нет распрей и ссор: идеальная коммуна под управлением милой девушки-ландыша с ангельским взглядом. В этом обществе нет несогласных... несогласным – смерть. Их топят в нефти, травят ртутью, обрезают им городские коммуникации, не оставляя иного выхода, кроме как принять лёгкое электричество. Похищают их детей, чтобы воспитать граждан нового общества. А потом, после всех репрессий, ещё раз вежливо приглашают под власть уз, где всё для всех и всё так хорошо. Ответу «да» мило обрадуются, поднимут из грязи, куда только что втоптали, и поведут пить чаёк… а ответ «нет» подразумевает быстрое, но болезненное уничтожение. В назидание всем непослушным.
Рыжик закашлялся, стискивая пальцы на горле, и продолжил:
– С Берёзниками так и было. Посёлок не принял узы, и староста Берёзников в ультимативной форме отказался пустить сюда Элен с её идеями. Люди здесь были слишком свободолюбивы, да и жили в основном не малосемейками и общежитиями, как в промышленных Никеле и Изборе, а в частных домах, каждый со своим укладом... Ливали слова «уходите» не поняла в принципе – ведь ей ужасно хотелось сделать как лучше. Элен взялась за дело со свойственной ей решительностью – на следующий же день после отказа старосты она пригнала в Берёзники спецтехнику, снесла местные водозабор и трансформаторную подстанцию и протянула сети из Кирпичного. Следующим шагом была отправка всех детей в интернаты – чтобы непрогрессивно настроенные родители не мешали правильному воспитанию новых граждан Некоузья. А стоило жителям пару раз устроить стачки и пикеты, как Элен в принудительном порядке загнала самых несогласных работать на заводы в Никель и расквартировала в Берёзниках взвод своих солдат. Больше попыток бунта не было – непокорные обитатели посёлка всё-таки сломались и приняли узы... Ливали восприняла это, как должное – глупенькие люди, наконец, одумались и поняли, что с узами жить гораздо лучше, чем без. Вообще, Элен не считает, что делает что-то плохое – ведь она искренне верит в светлое будущее клина, и тем ужасна... Антинель, по крайней мере, никому из его обитателей не навязывали – персонал приходит к нам в НИИ по собственной воле, и каждый сам решает, оставаться там, или нет... Они сами выбрали Антинель... все. Кроме меня, Камилло.
Рыжик остановился и подышал на окоченевшие пальцы. Нагнавший его Диксон после краткого раздумья робко протянул Рыжику открытую пачку «Chesterfield», и тот коротко усмехнулся одними уголками губ в ответ.
– В этом мёртвом, призрачном посёлке хочется вдохнуть в себя привычной реальности, да, Камилло? – тонкие пальцы торопливо выдернули сигарету из пачки, пока Диксон не передумал.
– Жители Берёзников, подмятые узами против их воли, начали убивать себя. Поодиночке и целыми семьями. А кто выжил – те сбежали на Пустыри, что возле твоего Фабричного квартала, но их мало, не больше трёх десятков человек из всего посёлка... И им очень тяжело, прошлое тянет их на дно.