Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Джанне! Джанне!! – на лёд вдруг всклокоченной птахой вылетел Рыжик и, оскальзываясь, бросился к вопросительно вскинувшей брови Ртутной Деве. – Ты нарочно выбрала её, Джанне, дырявое твоё сердце, не отрицай!
– Не тебе судить любящую женщину за её выбор, как бы чудовищен он ни был, Марджере, – тихо отозвалась леди Джанне, исподлобья глядя Рыжику в глаза.
–Особенно, если выбора-то никакого и нет… И не ты ли сам сделал моё сердце дырявым, пронзив его навылет острой сталью? Отойди, Марджере. Не мешай ткани ткаться, а нитям – создавать узор… ты умеешь зашивать, а не шить. А это большая разница, Игла.
С минуту они буравили друг друга взглядами – Рыжик с отчаянием и ненавистью, леди Джанне с хладнокровной непреклонностью.
– Кто здесь? – звякнула подошедшая Ленточка, жалобно кривя рот и инстинктивно пытаясь подцепить край бинта на глазах. Леди Джанне наотмашь шлёпнула её по руке:
– Успокойся, девчонка! Твои глаза давно выклевали привокзальные вороны, что ты пытаешься тут увидеть?
– Здесь Рыжик, я слышала его голос… и я чувствую его аромат, как будто осенняя листва, – Ленточка неожиданно зло оскалилась, резко шагнув вперёд, и Ртутная Дева поневоле отшатнулась, цокнув высокими каблучками по зеркальному льду. Рыжик поймал свободную руку Ленточки:
– Придётся тебе пересмотреть свой выбор, Джанне. Ты могла получить меня и пользоваться мною в обмен на второй шов – но я не дам тебе распоряжаться жизнями тех, кто мне дорог.
– Ты так думаешь, Марджере? Нет, правда? – Ртутная Дева подцепила ногтём его подбородок и сладко улыбнулась. – Что же, я дам возможность выбрать и тебе… Согласно законам Некоузья, лёд в День перемены должен разбить либо названный мною обитатель Депо, либо тот, кому только предстоит им стать. Раз в год, Марджере, на ртутные озёра приходит новый потерянный пассажир, растерзанный привокзальными воронами, – как раз на то место, что освобождает отпущенная душа. Не хочешь, чтобы лёд разбила Ленточка – тогда я отдам ключ нашей новой гостье… ты согласен?
– Рыжик, Рыжик, тёмный ангел, – лихорадочно зашептала Ленточка, вцепившись Рыжику в руку, притиснувшись к нему, дрожа, пряча измученное, заплаканное личико на его плече.
– Спаси меня, прошу… Я не хочу исчезать, мне страшно, Рыжик, не отпускай меня, не бросай свою Ленточку… Я ведь люблю тебя, как ртуть и маки, как горячий снег, как белые бинты, правда…
Её обломанные ногти так впились в ладонь Рыжика, что на белой коже остались глубокие следы. Рыжик поморщился и мотнул головой, чтобы леди Джанне, наконец, отпустила. Прикусил губу. У его ног дрожал последний отблеск заката, а в душе, готовое уронить её и разбить даже не вдребезги, а в стеклянную пыль, дрожало понимание. Осознание того, что сейчас произойдёт, вот-вот, через минуту. Запах снега и свечного воска смешивался с ароматом роз.
– А кто… кто придёт на место Ленточки? – еле слышно прошептал Рыжик, отражаясь в диких, серебристых, одновременно торжествующих и почему-то очень грустных глазах леди Джанне. Та цокнула язычком, тряхнув длинными волосами:
– Твоя родственница, в каком-то смысле. Ты, Марджере, у нас Иголка, а в Депо к нам сегодня пожаловала Булавка… где она, не вижу? Мария, присоединяйтесь к нам, мы вас ждём.
На берегу после этих слов произошло какое-то шевеление. От призрачной стайки кружевных барышень отделилась высокая фигурка в свадебном платье с заплатками из старых, выпачканных засохшей кровью бинтов. Повязка из плотного белого холста на глазах не могла скрыть красоты высокоскулого, смуглого лица с чувственными губами… Губами, каждый уголок которых, каждую трещинку Рыжик выучил наизусть и мог узнать на ощупь хоть в полной темноте и даже без глаз. Да, он чуял. Он знал это заранее, пусть и не хотел верить всем приметам надвигающейся беды – а сейчас стоял и смотрел, как ему навстречу, неловко переступая по зеркальному льду, шла Мария Оркилья. Мария Оркилья в изорванном свадебном платье, с распущенными чёрными локонами под фатой из снега, с дрожащим огоньком фонарика в руке… Невеста смерти. Его невеста, больше не помнящая о той любви, что привела её сюда… вообще ничего уже не помнящая.
– Добрый вечер, леди Джанне, – заговорила Мария, подойдя и зачем-то вытянув вперёд руку с фонариком. Она как будто хотела осветить ту темноту, что стала для неё вечным наказанием.
– Вы меня звали? Извините, что я так медленно, просто ещё не совсем освоилась… когда всё так круто меняется в жизни, боишься делать слишком резкие движения, знаете ли.
– Да, Мария, я вас звала. Возможно, вы мне пригодитесь сегодня, – леди Джанне мило улыбнулась краешками губ и, повернувшись к Рыжику, вопросительно приподняла брови. – Что же, я слушаю тебя, Марджере. Итак?..
Рыжик замер, окостенел, разом оборвав все нервные окончания, прекратил чувствовать, потому что ещё минута – и он бы умер на месте от немыслимой боли, от этой жестокой необходимости выбирать, кого принести в жертву амбициям леди Джанне. О, эта преступная святость влюблённой женщины, с наслаждением наблюдающей гибель соперниц – женщины неумолимой, как старуха Скульд, и непогрешимой, как законы Мироздания! Леди Джанне, сама светскость, изящно склонив голову набок, с интересом наблюдала отчаяние, перекосившее лицо Ленточки, непонимающую морщинку меж бровей Оркильи, и…
– Я. Разобью. Лёд, – отчеканил рядом девичий голос, которого Ртутная Дева с нетерпением ждала – и изо всех сил прятала это нетерпение за веером из других эмоций и слов.
– Ты?.. Принципалка из Кирпичного? – с брезгливым недоумением переспросила леди Джанне, внутренне ликуя, и бесстрашно встретила тяжёлый, немигающий взгляд карих глаз Алии Селакес.
– Послушай, девочка, но…
– Согласно древнему закону, – так же металлически и чётко произнесла Алия, – если обитатель Депо и новоприбывший в Депо оба откажутся открыть воды и запереть своим телом зиму, то это может сделать по своему желанию любой человек из мира вне ртутных озёр. Вы отлично знаете, что это так, леди Джанне…
«Вы ведь сам мне об этом сказали сегодня», – мысленно добавила Алия, горько усмехнувшись, и закончила вслух:
– Поэтому – отдайте мне ключ. Сейчас. Пока не угасло солнце.
– Ты рехнулась, девчонка! – прозвякала Ленточка в ужасе, высунувшись из-за Рыжикова плеча.
– Оставь эту глупую затею, пусть лёд разбивает новенькая. Она всё равно ещё долго привыкать будет, и рваться назад, чтобы найти свою просроченную память… У неё тут никого и нет, так пусть не мечется и исчезнет сразу, прямо вот сейчас, а нам с тобой ещё жить да жить! Правда, Рыжик?..
Рыжик безмолвствовал, оцепенев и не отрывая безумного взгляда от бледной, измученной, но непреклонной Алии Селакес. Вот она, та самая круглая алая бусина, что пряталась в её душе и дробно постукивала в мурлычущем говоре… Алия протянула руку ладонью вверх, и леди Джанне, как-то странно то ли скривившись, то ли улыбнувшись, опустила в неё вынутую из-за корсажа платья длинную спицу, сплетённую из двух металлических стебельков с цветками наперстянки и серебрянки. Отступила на шаг и зачем-то потёрла туфелькой пятно умирающего заката на льду, словно оно было грязью, налипшей на зеркало.