Non Cursum Perficio
Шрифт:
Они уже миновали двор и вошли в тень первой девятиэтажки с табличкой «Н. Черёмушки, корпус 1 «а» на стене, как сзади раздался скрип качелей и тоскливый, глухой, как будто сильно простуженный голос:
– Она вас ждёт. Divide et impera – старо, как мир, и действенно, как удар в сердце. Конечно, в результате всё равно всё свершится, как должно – но возможны жертвы среди мирного населения, не впутанного в узы Некоуза... Да, Лучник, что ищет мира, но находит лишь войну, я говорю о твоём спутнике. О нитке, вдетой в иглу.
Бонита и Диксон синхронно обернулись: девушка стояла у качелей, держась за них одной рукой, и смотрела из-под спутанных, упавших на лицо чёрных волос. Во вновь повисшей тишине раздался странный не то всхлип, не то вздох, хотя пухлые губы девушки оставались сомкнутыми.
Бонита нервно вздрогнул и вцепился в руку Камилло – у него были очень холодные, едва ли не ледяные пальцы.
– Не бойся, они только по вечерам плачут, днём в этом направлении поездов нет, – девушка чуть улыбнулась им и откинула прядки со лба, открыв миловидное круглое личико, правда, с грязными полосками на левой щеке.
– Я понимаю, у вас нет никаких оснований мне верить, но послушайте...
– Верно подмечено, насчёт оснований, – поджал усы Диксон и скрестил руки на груди. Ему не нравилось это милое с виду местечко, ему не нравилась девица в старом плаще на ночную рубашку и с чумазым личиком, но больше всего Камилло не понравились её слова. Ибо в них была логика.
С той властью, что давали ей узы, Элен уже должна была почуять их с Полем приближение – и не факт, что эта девица не...
– Теперь нет. А раньше да, я была принципалкой, – сказала она, внимательно глядя на Диксона.
– Много чего в Некоузье было, да прошло. И много чего есть – и пройдёт...
– Например? – напряжённо спросил Поль. Он, вцепившись глазами, буквально-таки пожирая девушку взглядом, хмурил лоб в попытках понять, почему она кажется ему знакомой. И пахнет вроде бы чем-то знакомым – масляной краской? мазутом? бензином? ...нефтью?!
– Например, этот райончик, Новые Черёмушки, – девушка с обескураживающей беззаботностью уставилась в ясные небеса, толкнув качели рукой; те в ответ жутко взвизгнули, заглушив очередной непонятный всхлип. – Или вот мои коровки... и даже я сама. Всё есть, но всё это исчезнет, когда свершится страшное пророчество ведьмы-пряхи... Глупая девочка. Думает, что сможет начать шить заветной иголкой новую историю Некоуза, если осмелится взять её в руки... А всё сейчас вот так!
Она неожиданно шагнула к химику, ухватила край его шарфа и молниеносно завязала на нём тугой морской узел.
– Нити в ткацком станке судеб пошли вразнобой, запутались намертво; многие будут порваны – а всё потому, что не надобно нитям самим решать, как им плестись...
– Э! На что это вы намекаете, дамочка? – выдернул из чужих рук осквернённый шарф Бонита, злобно сверкнув глазами, а Камилло при этом дико осмотрелся и совершенно невпопад спросил:
– Какие ещё коровки?!
– Нефтяные, – опять печально ответила девушка и закашлялась, прикрыв губы грязной ладошкой.
– Я, в каком-то смысле, одна из них... Живу одной лишь просроченной памятью, да брожу вдоль железнодорожных путей, выискивая выживших опоздавших пассажиров. Должен же кто-то забирать их прошлое «я» и провожать потом в трамвайное депо, на Озёра....
Поль уже после сакраментального слова «нефтяные» замер с распахнутым ртом, нелепо держа в руках обвисший шарф, а Диксон, вслушивавшийся всё ещё с изрядной долей скептицизма, внезапно вспомнил историю про грозу в Кривражках – и вкрадчиво-недоверчиво спросил девушку:
– А вы часом не Арина Арахис будете, а?..
Та в ответ застенчиво улыбнулась ему и потёрла грязное пятно на щеке ладошкой. Смущённо кивнула, опять толкнув качели:
– Странная штука, эти узы... Не знаю, наверное, всё-таки лучше без них... Хоть и сама ещё до рождения получила зависимость от лёгкого электричества, теперь, когда у меня много свободного времени для мыслей, думаю: неправильно это...
– Во-во, – согласился обрадованный такой позицией Камилло; Бонита же издал только странный звук, словно издыхающий мотор на крутом подъёме. Диксон строго посмотрел на него и теперь уже не столь неприязненно обратился к Арине:
– То есть вы пытаетесь донести до нас мысль, что наше, кхм, путешествие в Кирпичное...
– Давно предугадано Элен Ливали. Да, она всегда видит на несколько ходов вперёд, – Арина вздохнула и прибавила непонятно, – причём с подкупающей искренностью видит всё, что ей ни пожелается. Ей-ей, очаровательное свойство.
– Блин!! – отмер, в конце концов, слегка скандализованный этой встречей на Эльбе Бонита.
– Замяукали котята!!
Он потряс своим шарфом перед слегка ошарашенным Камилло с таким выражением лица, словно это был не шарф, а взятка в особо крупном размере должностному лицу, торжественно врученная в присутствии отдела по борьбе с коррупцией в полном составе.
– Везде! Куда ни ступи – везде! Вот эти вот... выкукиши! Смотришь на них, смотришь, аж изнемогаешь в синие пятна, а я так не могу! Мне конкретика нужна, а не поди туда и всякие прочие пастушки со свинопасами...
Кажется, Бонита в нервах утратил способность внятно изъясняться – во всяком случае, его пламенную речь и Арина, и Камилло прослушали с одинаковым недоумением на лицах. Когда Поль оторался и, достав термос, начал жадно пить остывший чай, проливая половину на землю, Диксон осторожно заметил вполголоса:
– Кажется, он расстроен тем, что вы сбили ему прицел.
– Ну да, он же Лучник, – пробормотала Арина. – Зря я к вам пристала. У вас всё просто и ясно было: шли себе ставить Элен Ливали на место. И шли бы. Я вечно встреваю, мне ведь хочется себя живой чувствовать, а не... какой-то функцией мира... Только от моих желаний всем плохо выходит и неприятности одни. Простите.
Арахис расстроенно села на тихо скрипнувшие качели и посмотрела на Камилло из-за сетки спутанных чёрных волос.
– Впрочем, у вас такое положение, что как ни поверни, лучше не станет. Слишком туго стянулись узлы... Всем предстоит свой страшный выбор, всем без исключения.