Non Cursum Perficio
Шрифт:
Сильва опять не договорила, проглотив окончание фразы – а посмотрев вбок, на лабиринт серых сараев и столбиков для бельевых верёвок, я с одного раза поняла, почему именно.
Переваливаясь с боку на бок, что очень напомнило мне аллюр генерала ла Пьерра, к нам шла крупная корова. Абсолютно чёрная, за исключением белых слепых глаз без зрачков. Я аж два раза машинально перекрестилась, увидев этот подарок радиации.
– Нефтяная корова! – взвизгнула Сильва, отмерев, подобрала юбку и пулей улетела в корпус – только длинные светлые волосы мелькнули. Я же осталась сидеть на брёвнышке, поскольку ноги отказывались мне повиноваться и вообще сделали вид, что они не мои. Жуткая корова меж тем остановилась возле ближайшего столбика и принялась со вкусом чесаться об него антрацитово-чёрным блестящим боком. Матюгальник, неожиданно откашлявшись, заявил:
– Последние исследования убеждают нас отказаться от употребления привозного майонеза во имя создания здорового, замкнутого сообщества! – и принялся напевать что-то этническое. Корова подняла массивную чёрную морду и как-то странно хлюпнула, словно испорченный помповый насос. Белые глаза уставились на меня в упор – этот взгляд вполне мог бы принадлежать рентгеновскому аппарату, вдумайся ему поозираться.
– Эм… Милка, добрая коровка, ты, должно быть, заблудилась? – понесла я какую-то ересь, ёрзая на бревне и мечтая о том, чтобы жуткая тварюга пошла погулять в другое место. И чем быстрее и дальше, тем лучше.
– Умпф! – отвергла мой лепет добрая коровка, придвигаясь ещё на пару шагов – и неожиданно ловким пинком копыта выкатила к моим ногам явно забытое кем-то на Заднем Дворе детское, слегка помятое жестяное ведёрко.
– Ты хочешь, чтобы я тебя это… эээ… подоила? – в лёгком ужасе осведомилась я у бурёнки, вспомнив рассказы нашего доблестного полковника Йельчина о его колхозном детстве. В том числе и информацию о том, что коровы, не будучи вовремя подоены, испытывают дискомфорт.
Я посмотрела на лоснящуюся чёрную морду, и мне вдруг стало жалко это уродливое создание. Все наверняка разбегаются от неё с воплями ужаса, как Сильва, а бурёнке просто надо понимание. И вообще, у меня что, убудет, если я подою корову?! Тем более, Сен ничего не говорила о том, что это опасно. Слегка дрожащими пальцами я коснулась угольно-чёрного вымени, и его живое тепло окончательно успокоило меня. Я вспомнила, что у нас в старой лаборатории в Руте был диспенсер для антисептика, который нужно было «подоить», чтобы ополоснуть руки, и мои пальцы, повторив те движения, выжали в ведёрко первые капли… Чего?..
Я недоумённо уставилась себе между ног в весело блестевшее под утренним солнцем ведро, в котором по дну переливалась чёрная жидкость с радужной пленкой.
– И правда, корова – нефтяная! – ошалело пробормотала я, вспомнив визг удравшей Сильвы.
– Умпф, – довольно добродушно согласилась со мной корова и опять всхлюпнула, намекая, что дойку пора возобновить. Я послушалась… Через четверть часа у моих ног стояло ведро, полное тягучей, резко пахнущей нефти, а свадебное платье разукрасилось парочкой свежих чёрных пятен. Корова вздохнула вновь – теперь с явным облегчением – и в знак благодарности склонила голову, увенчанную могучими рогами в мою руку толщиной. Потом неспешно пошла прочь, в лабиринты серых сараев, помахивая хвостом откровенно в такт изливавшейся из матюгальника «Рио-Рите».
– А с молоком мне теперь чего делать? – растерянно заорала я вслед корове, обеими руками указывая на ведро. Определённо, после турне в Никель у меня что-то стало с головой – по крайней мере, раньше я со столбами и коровами не разговаривала…
– Пфф, – презрительно по отношению к моим умственным способностям откликнулась корова, полуобернулась и показала мне длинный чёрный язык.
– Ты мне это пить предлагаешь?!
– Уумф.
– Клёво, – я пригорюнилась над ведром нефти, сидя на брёвнышке и подперев щёку ладонью, словно приснопамятная Алёнушка у пруда.
– Современная промышленность насчитывает к сегодняшнему дню более десятка способов переработки отходов никельного производства, – ожил матюгальник и многозначительно покашлял, привлекая моё внимание. – К сожалению, до сих пор не найдено ни одного способа утилизации или использования нефти. Эта чёрная смерть отравляет дни и ночи даже маститых химиков и биологов из НИИ Избора. И это не говоря уже о простых обитателях Избора, Кирпичного, Никеля, Сливянцев, Кривражек и других населённых пунктов Некоузского клина…
Я устроилась поудобнее – тема меня заинтересовала, учитывая имеющееся у меня в активах весёлое ведро с этой самой чёрной смертью. Почему-то мне казалось неправильным оставлять свой удой на Заднем Дворе. В конце концов, если удастся добраться до Антинеля, продам нефть Шарлю Моллару – вместе с секретом, где водятся нефтяные коровы.
– По весне биохимическая активность верхних пластов нефтеносного горизонта достигает своего пика, – загундосил в матюгальнике какой-то хмырёк, которого диктор представил как профессора Изборского НИИ Тадеуша Товпеко.
– Согласно распространенному в среде горожан поверью, нефть приносит несчастья и беды в дома тех, кто с ней соприкоснулся. Последние научные исследования доказали правоту этих слухов. Нефть, нейтральная по своей сущности, имеет свойство принимать при контакте с социальной сферой заряд, противоположный имеющемуся. Поэтому ещё раз взываю к нашим соотечественникам с просьбой проявлять бдительность! Также предлагаю местным управам и администрациям приобрести в нашем НИИ фильтры, полностью исключающие поступление нефти в водонапорные колодцы…
Я в лёгком ужасе посмотрела на безмятежно блестевшую в ведёрке жидкость. Тяжко вздохнула, потом после некоторых раздумий всё-таки взяла атипичное молоко и не спеша двинулась к крыльцу седьмого/первого корпуса. Жаль, что у меня не имелось хвоста – матюгальник как раз вдоволь наговорился про фильтры и включил фокстрот. Пришлось просто прищёлкивать пальцами в такт мелодии. Настроение у меня было просто отличное, сама не знаю, отчего. Просто солнце яркое светит, просто шелестит что-то нежное сухая трава, просто так сладостно и знакомо пахнет осенними цветами, навсегда засыпающими на закате жизни…
От этого аромата я встрепенулась и с безумной надеждой повернулась спиной к солнцу. Да…
Не приминая высокого ковыля, не задевая ни травинки, ни листочка, ко мне шагал Норд, чуть щурившийся от яркого света. Замерев, я просто ожидала – убившая себя много лет назад Мария из Таррагоны и доктор онкологии Марио. Невеста, так и не ставшая женой…
– Зачем возвращаться, если некуда? – серьёзно спросил Норд, остановившись в трёх шагах от меня – на секунду мне показалось, что это моя собственная тень. Его спадавший с плеч чёрный палантин очертаниями напоминал мою длинную фату.