Non Cursum Perficio
Шрифт:
На противоположной стороне улицы горел двухполовинный деревянный дом. Сквозь грохот града о жестяные подоконники и раскаты грома доносились отчаянные крики жильцов и гудение пламени. Арина прикусила нижнюю губу, глядя в окно. Её страх никуда не исчез – но он оказался как бы вынесен за скобки в том сложном уравнении, что сейчас решала Арахис.
Немного поколебавшись, девушка накинула плащ с капюшоном прямо на сорочку и сунула ноги в старые разношенные баретки. Выскользнула в тёмный коридор малосемейки, привычно нагнув голову, чтобы не удариться о висящий на гвоздиках соседский велосипед.
Там, в интернате в Кирпичном, Арина Арахис, дочь лифтёрши и технолога Никельного завода, была почти счастлива. Настолько, насколько может быть счастливой девочка, потерявшая обоих родителей и еле успевшая спастись сама при отключении их дома от городских коммуникаций. Её нашли между вторым и третьим этажом, на лестнице, задыхающуюся без привычного, напоенного озоном и электричеством воздуха, с ножом в спине. Тем самым кухонным ножиком с ярко-розовой ручкой, который наточил их сосед из 18 квартиры. Он же, этот сосед, и вонзил лезвие под лопатку девчонке Арахис, когда та замазывала алой краской прикрученные на месте вырванных галогенок стеклянные лампочки. Мир тогда сошёл с ума – а Арина нет. Она выдержала, выстояла, вытерпела, и – навсегда затаила в своём сердце ненависть к тем выродкам, что призывали отказаться от жизни в накрепко связанном узами сообществе. Смерть несогласным. Смерть.
– Немного светлее, – пробормотала Арина себе под нос, скользнув ладонью по железной дверце распределительного щитка. В галогенках под потолком коридора затанцевали мерцающие бледно-голубые огоньки, и Арина, слабо улыбнувшись, пошла к лестнице, не отнимая ладони от стены – там под штукатуркой тянулись жилы проводов. Несколько соседей, которые все ещё надеялись на восстановление подачи электричества, несмотря на болтающиеся под окнами оборванные провода, оживлённо высунулись из своих дверей, дабы собраться и обсудить чудо.
И, увидев Арину, тут же испуганно втянулись обратно, шепча и бубня: «Принципалка! Девушка из Кирпичного! Идёт куда-то, ненормальная… она ведьма, настоящая… с такими узами у нас дети не рождаются… ведьма!».
– Быдло неграмотное, – довольно громко сказала им всем Арина под аккомпанемент хлопающих и лязгающих по всей длине коридора дверей, и зажгла галогенку над плитой в той квартирке, где плакал испуганный ребёнок. Дитё тут же притихло, зато заголосили его родители… Арина опять слабо улыбнулась, вытерев лоб запястьем левой руки – эта зажженная лампа вытянула у девушки довольно много энергии. Но не помочь Арина не могла. Шлёпая задниками старых туфель, Арахис спустилась по лестнице и шагнула на крыльцо.
Ураганный ветер тут же сбил её с ног, бросив боком на железные перила, задрав подол белой сорочки и залепив рот жестоким, ледяным поцелуем. Девушка закашлялась, цепляясь за стену тут же онемевшими от холода пальцами, и сквозь навернувшиеся на ресницы слёзы посмотрела вдоль улицы на самое высокое место Кривражек – на Маслобойный хутор. Именно там делали лучшие во всём Некоузском клине молоко, сыр, сметану, творог и масло. Потом, согнувшись, прижимая к себе плащ, она медленно побрела в ту сторону, стиснув зубы. Град сёк лицо, но Арина не ощущала боли: от стылого холода кожа потеряла чувствительность, словно её обкололи новокаином.
Минут через сорок Арина взобралась на хутор по скользким от ливня и града, перекосившимся, разбухшим деревянным лестницам. Кривражки, замершие в немом крике о помощи, лежали у её ног. Захлёбываясь ветром и страхом, девушка обводила взглядом посёлок. Выхваченные из тьмы вспышками молний тёмные дома – сорванные крыши и ставни, выбитые окна. Деревянный мост, сметённый с места вздувшейся от ливня, как труп утопленника, речкой Болвянкой. На перекрёстке Сосновой и Колодезной алым заревом полыхал трёхэтажный домик. Ещё один до сих пор горел там, откуда Арина пришла – напротив её малосемейки.
Пока девушка, дрожа всем телом, стояла на холме, в посёлке распустился ещё один огненный бутон – совсем рядом молния ударила в здание старой школы. Это стало последней каплей. Арина, стерев кровь и воду с иссечённых щёк, подошла к уходившей своей вершиной в водоворот туч металлической вышке заземления. Обняла её, прижавшись всем телом, стоя по щиколотку в грязи, запрокинула голову. Сейчас… вот сейчас.
Да, Арина Арахис переехала в Кривражки всего несколько месяцев назад, и не всем в посёлке вышколенная девушка-принципалка из Кирпичного пришлась по вкусу. Но в Кривражках не было староверов, не было безумия надолго утонувшего в гражданской войне Никеля или коллективных самоубийств, как в Берёзниках – и Арина понимала, что не сможет не помочь жителям посёлка. Потому что умеет, потому что это в её силах – остановить сумасшедшую стихию…
Разряд молнии рухнул на холм вместе со своим грохотом, словно сошедший с рельсов состав, и вонзился в стержень высоченной трубы. Арина вскрикнула, принимая на себя удар; в окнах домов разгорелись такие уютные, такие знакомые бело-голубые лампы. Ещё разряд…
Эпицентр безумной грозы был сейчас как раз над Маслобойным хутором: Арина верно выбрала место. Содрогаясь, задыхаясь, словно в любовной горячке, девушка всё сильнее вжималась всем телом в раскалившийся металл вышки заземления, выпивая из неба, из волглых, мокрых туч, разрушительную энергию грозы. Сила переполняла её, словно вода – русло высохшей реки в сезон дождей, хлестала через край, заставляя стонать от боли и наслаждения, впивая ногти в начавшийся плавиться стержень вышки. Чёрные волосы Арины стояли дыбом, сорочка и плащ дымились, по коже пробегали синие электрические искры – и, увидь её сейчас Элен Ливали, не усомнилась бы она в исключительности собственного таланта?..
Последняя молния ударила в пять сорок одну утра, и полил дождь. Уже обычный дождь, без грозы и града... Сердце девушки остановилось несколькими минутами раньше, сведённое судорогой.
Умирая, принципалка Арина Арахис, спасшая Кривражки, улыбалась.
…Ночь окончательно загустела за окнами – сладкая, спокойная, тёплая. Не ночь, а манная каша. Посидев молча пару минут, Рыжик со стоном блаженства потянулся всем телом, зевнул и встал, чтобы занавесить шторы. Камилло только глазами ему вслед хлопнул:
– Эй, погоди, это всё конечно захватывающе и интересно до дрожи, но как же коровы?! Ты же говорил, что история будет про коров из Кривражек!
– А, про это, – Рыжик неопределённо махнул рукой и встал на цыпочки, дёргая верх гардины – колечко зацепилось за что-то и не хотело двигаться с места. – Ну, они же там коров всех своих держали на Маслобойном хуторе, в этом хозяйстве «Кривмолпрод». Хорошее, конечно, название, до визгу… Вот зараза охреневшая.
Разозлившись на неподдающееся колечко, Рыжик резко рванул гардину. Заранее почуявший последствия этого действия Камилло сорвался с дивана, разбросав по окрестностям фантики от барбарисок… С большим куском обоев и едва ли не с килограммом штукатурки деревянный карниз рухнул вниз, прощально взмахнув шторами. Диксон еле успел выдернуть остолбеневшего Рыжика из-под этой импровизированной гильотины – спустя пару секунд дубовая балясина грянулась об пол точно на том месте, где стоял Камиллов найдёныш.