Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Дорес тэхе… Я смотрю, вы тут развлекаетесь.
На пороге комнаты, иронически улыбаясь, стоял Дьен Садерьер в несколько необычной для него одежде – красных джинсах и белой футболке с надписью «Так много женщин, так мало времени».
– Присоединяйтесь, капо, – Рыжик отвесил изящный поклон и крутнул рукой в сторону руин безвременно погибшего карниза.
– О, вряд ли я смогу внести в интерьер разрушения большие, нежели вы, милорд, – Садерьер без приглашения уселся на диван, закинув ногу на ногу и сцепив руки на колене. Над локтём у него был рубец от ожога, и Рыжик чуть поморщился – он не слышал этой истории, и вряд ли когда-нибудь услышит… Садерьер никогда не распространялся о своём прошлом. Жаль. Больше всего на свете Рыжик любил истории.
– Ладно, хватит, шутки в сторону. Я не зря посмел побеспокоить вас, милорд, к тому же в столь неурочное время, да простится мне эта дерзость, – Дьен поднял голову и по очереди посмотрел на Рыжика и на Камилло, как бы подтверждая, что речь пойдёт о серьёзных вещах.
– Кронверк потерял контроль над Некоузским клином – не выдержала защита. Глава Центра Элен Ливали сегодня в полдень встретилась с Льчевскими дожами. Результаты переговоров пока не были обнародованы, но наш человек в Льчевске сумел узнать, что с вероятностью в девяносто процентов дожи примут идею уз. Льчевск – это идеальный полигон для экспериментов Элен Ливали, не то, что провинциальные Берёзники. Крупный промышленный город, как-никак…
Рыжик, скрестив руки на груди, молча и не мигая, смотрел на Дьена безо всякого выражения. Камилло про себя обзывал это состояние Рыжика «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», и успел смириться с тем, что его найдёныш редко улыбается и ещё реже смеётся. А вот Садерьера явно затрясло от злости под немигающим взглядом чёрных глаз.
– Вы должны понимать, что означает для всех нас потеря Кронверком контроля над клином, милорд, – Дьен пытливо всматривался в оцепеневшее лицо Рыжика, ища там тени и отблески хоть каких-то чувств. Тщетно.
– Я понимаю, Дьен. И что? – Рыжик в конце концов вскинул тонкие, как будто нарисованные грифелем брови – в этом жесте сквозило холодное, слегка недоумевающее презрение. И в эту секунду Дьену сильно – как никогда сильно, до дрожи в пальцах – захотелось влепить пощёчину по этому безразличному фарфоровому лицу. Так, чтобы остался отпечаток ладони. Хоть раз, но за всё, принесённое ему в жертву. За величайшее долготерпение Дьена, за роль безгласной тени, за то, что, неоднократно спасая его жизнь, Садерьер ни разу не услышал «спасибо». За пытки брезгливым пренебрежением и откровенной ненавистью, за все его бунты и демарши… А главное, за то чувство иррационального страха, что возникало у Дьена, когда он сталкивался с очередным поворотом в лабиринте по имени Норд – как раз тогда, когда уже надеялся увидеть выход.
– И ничего, – Дьен, чтобы избежать искушения, отвернулся, нервно хрустнув пальцами.
– Ничего хорошего на дорогах вас теперь не ждёт.
– Может, не будем каркать?..
– Может, не будем упрямиться?!
– Я не упрямлюсь, Дьен, – неожиданно мягко отозвался Рыжик, – я просто хочу понять, зачем тебе это всё нужно.
– Затем, – с нотками усталого раздражения откликнулся Садерьер, – что я, несмотря на все ваши плевки мне в душу, буду охранять вас, милорд. Пусть даже мне придётся наступить при этом себе на горло и задушить собственную гордость. Вы очень многое сделали для сакилчей в своё время, теперь наш долг – всегда быть рядом. Я повторяю, сейчас на Дороге очень и очень неспокойно. Из-за дестабилизации энергетического уровня в клине туда то и дело открываются провалы, даже из удалённых граней. Учитывая вашу связь с определёнными событиями и личностями в Некоузье, это вдвойне опасно. Вам нужно переждать всплеск весенней оттепели…
– В Антинеле, естественно, – спокойно закончил за него Рыжик.
– Лишь там я могу гарантировать вам стопроцентную безопасность.
– Нет, Дьен, я не поеду, – Рыжик отрицательно покачал головой. – Я ещё не дорассказывал Камилло про коров из Кривражек. И карниз у нас вот, видишь, упал. Так что извини – но никак не могу уехать! Обстоятельства превыше меня.
– Вас так прельщает участь воспитанников интерната в Кирпичном?..
– А что, из меня выйдет неплохой принципал, – Рыжик тихо засмеялся и сел на подлокотник кресла Камилло, качая ногой в остроносом сапожке. – Думаю, что ничуть не хуже самой Элен Ливали… да, Камилло?
Диксон, который не очень понимал, о чём речь, тем не менее, кивнул с серьёзной миной – чисто из желания подмазаться. Садерьер постучал себя по лбу согнутым пальцем:
– Вы что несёте, милорд? Знаете, я раньше не верил, что сумасшествие заразно, а теперь в этом собственными глазами убедился. Не знаю, кто из вас двоих от кого это подцепил, но теперь вы ненормальные оба!..
– А давай я тебя укушу, и ты станешь третьим? – участливо предложил Рыжик и кинул в Садерьера барбариской.
– Ну, кусайте! Раз для дела надо, – Дьен со вздохом протянул Рыжику смуглую руку. – Только пальцы не откусывайте, мне ж ещё обратно в Антинель ехать, машину как-то надо будет вести…
Рыжик с изумлением воззрился на Садерьера; потом хлопнул себя по колену и расхохотался, откинув голову – так, что волосы венцом рассыпались по обивке кресла. Посмотрев на него, чуть слышно хрюкнул в усы и Камилло.
Потом Диксон обратился к чуть приподнявшему уголки губ в улыбке Дьену:
– Послушайте, господин Садерьер, то, о чём вы сказали – это и впрямь опасно для Рыжика?..
Дьен сразу же перестал улыбаться. Серьёзно кивнул, не отводя взгляда.
– Я не знаю, рассказывал ли он вам про Берёзники и Кирпичное, Камилло…
– Нет, – Диксону вспомнилось то февральское воскресенье и разговор с женщиной из пустого, заброшенного общежития № 48, когда они заблудились на Пустырях. – Но я сам как будто ощущаю эти места. Ржавь, гниль, неволя. Это там, в другом мире, в Некоузье – теперь я понял. Это словно дежа вю. Раньше я этого не замечал, а сейчас едва ли не кожей чую, что ли…
– Да, вы большее, нежели кажетесь, Камилло. И ваша встреча с… Рыжиком – не случайность, – раздумчиво проговорил Дьен, щуря уголки глаз. Отсмеявшийся Рыжик прижался щекой к виску Камилло и шепнул едва заметно дрогнувшим голосом:
– Так ты хочешь, чтобы я поехал с Дьеном? Ты…
– Я очень за тебя беспокоюсь, Рыженька, – тихо отозвался Камилло, накрыв ладонью тонкие пальцы, рассеянно сворачивавшие и разворачивавшие обёртку от барбариски. – Знаешь, я готов потерпеть без тебя немного, лишь бы не потерять тебя навсегда. Весна скоро закончится, и мы снова сможем странствовать по разным городам, и обязательно навестим Аннушку, и…
Он умолк, запнувшись на полуслове, когда взглянул в лицо Рыжику – в чёрных глазах была такая обречённость, такая выворачивающая душу тоска, что Камилло осознал всю жестокую бессмысленность своих уговоров. Не говоря ни слова, Рыжик встал и молча пошёл к дверям.