Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Прости меня! Но я хочу, как лучше! – отчаянно крикнул Камилло вслед. Но тонкая фигурка в чёрном шёлке уже исчезла, растворилась в наводнявших коридор тенях, слилась с ними – так естественно и необратимо…
– Спасибо вам, – Садерьер крепко сжал плечо бессильно откинувшегося в кресле Камилло, одновременно благодаря и утешая. – Вы… возвращайтесь пока в Фабричный квартал. Я пришлю за вами кого-нибудь из бригады, они вас отвезут домой, в Аннаполис… Я там вас быстрее всего смогу разыскать, когда настанет время. Да и Рыжик звонить наверняка будет.
Почему-то эта будничная фраза успокоила Камилло, он даже смог слабо улыбнуться в ответ. Запер за Дьеном дверь, подошёл к лишённому штор окну: Рыжик стоял, опираясь одной рукой на капот Дьенова «Mitsubishi Lancer», и нервно курил, не глядя на окна гостиницы.
Золотой компас, забытый, лежал на столике возле дивана.
– Смотри, Дьен – тот самый поворот, где полтора года назад разошлись наши дороги… – узкая ладонь Рыжика легла на тонированное стекло, словно странный кленовый лист-альбинос.
– Перестаньте! – Садерьер прикусил губу и ещё раз проверил, включена ли блокировка всех дверей. – Перестаньте, вы, вестник всевозможных несчастий! Можно хоть в этот раз не наливать мне полную чашку горя? Я и так предостаточно его с вами нахлебался.
Рыжик обернулся, не отрывая руки от стекла, и качнул головой:
– Где ваша хвалёная вышколенная вежливость и сдержанность, командор Садерьер? У меня сегодня весь вечер устойчивое ощущение, что вас в роддоме подменили. Особенно из-за этого партийного лозунга про то, что tempus всё fugit и fugit, а за Самедиром всё равно не угнаться…
– А, это… – Дьен ухитрился, не выпуская руля, посмотреть на собственный живот. Потом запустил руку под футболку и выудил из выреза золотой компас на цепочке – его алая стрелка указывала на букву S.
– Ой! – Рыжик забавно сложил ладони лодочкой и прижал их к губам.
– Видите ли, я за эти полтора года морозов и льдов, что носился по дорогам в поисках севера, – Дьен выразительно приподнял брови, – за все эти пять сезонов я понял и исправил свою самую главную ошибку. Это было очень сложно, но я всё-таки смог понять, почему вы…
– Чш-ш, – Рыжик прижал к губам Садерьера тонкий палец, заставляя его умолкнуть. – Я не хочу слышать соль твоих слов, пока раны не станут шрамами. Я хочу историй. И дождя.
– Да, так про каких там бурёнок вы не дорассказывали Камилло?
– А ты тоже не знаешь про Кривражских коров?.. – Рыжик откинулся в кресле, глядя в небо. О стекло разбилась первая дождинка.
– Честное слово, не знаю, – Дьен включил круиз-контроль и тоже поудобнее утроился в своём кресле, одной рукой придерживая руль.
– На Маслобойном хуторе Кривражек, где располагалась производственная база предприятия «Кривмолпрод», содержались все коровы. Предприятие делало сыр, молоко, масло и всё такое в том же духе, и весьма преуспевало до одного случая несколько лет назад. В ноябрьскую ночь, когда на посёлок обрушилась ужасающая гроза с градом и ураганным ветром, принципалка из Кирпичного, Арина Арахис, спасла Кривражки от стихийного бедствия. Она поднялась на хутор, где стояла вышка заземления, и через неё вытянула из фронта грозы всю энергию. Целую ночь в вышку, к которой прижалась Арина, били разряды молний. Часть уходила через узы девушки в городские электросети, а часть впитывалась в землю. Утром Арина Арахис умерла, не выдержало сердце. Но тела её не нашли, как не нашли и ни одной из коров, содержавшихся на хуторе. Все розыски ни к чему не привели, коровы как под землю канули. А через пару недель Кривражки всколыхнула волна слухов и сплетен: многие жители посёлка видели пасущееся в Заречье стадо абсолютно чёрных бурёнок с белыми глазами без зрачков. Чуть позже, со слов очевидцев, эти странные создания ушли в сторону Центрального Некоузья, и больше их в Кривражках никто не видел. Но весь посёлок до сих пор вспоминает ту грозу, пропавшую принципалку и чёрное стадо…
– Ого, – Дьен мизинцем почесал тонкие усики. – Так вот откуда на Заднем Дворе появились нефтяные коровы! А что они едят-то хоть? Если нефтью доятся, то явно не сено или траву…
– Нефтяные коровы едят просроченную память и опоздавших на поезда пассажиров без глаз – если они, конечно, уже совершенно точно умерли, – ответил Рыжик, не понять, то ли какой-то аллегорией, то ли совсем наоборот.
– А почему – без глаз? – не придумал ничего лучше спросить слегка ошарашенный Садерьер.
Про такие страсти он ещё не слышал.
– О, их привокзальные вороны выклёвывают. И жрут. Больше всего они голубые глаза любят, потому что в них, говорят, больше всего лжи. Практически все опоздавшие пассажиры так вот и пропадают с концами. А кто выдержал и сумел выбраться через собственную смерть – те становятся рабочими в Депо или водителями алюминиевых трамваев с красными дверьми. Только их совсем немного выбирается, потому что в грязи между путями ещё медные черви водятся. А им в общем всё равно, кого жрать, они всеядные, им что пассажир, что ворона, что пивные банки, всё едино. Резину вот только не любят. Одного неосторожного охотника сожрали раз, а сапоги его резиновые выплюнули. На медных червей охотиться – это не никель добывать, там мозги нужны.
– Ну, вы даёте, – выдохнул Дьен, которого от таких «сказочек на ночь» продрал озноб. Чтобы успокоиться, он вытащил из пачки на приборной доске две сигареты и угостил Рыжика.
– Если Камилло узнает, он тебя повесит на твоём же шейном платке. У нас с ним крестовый поход против курения, – заявил Рыжик, со вкусом затягиваясь предложенной «Davidoff». Дьен с ухмылкой стряхнул пепел в приоткрытое окно и спросил:
– Хотите теперь мою историю послушать?
– Он ещё спрашивает! – Рыжик смахнул с правого глаза длинную чёлку, едва не подпалив её своей сигаретой. – Ты же никогда не писал в моей душе свои кровавые откровения, не приносил своё старьё в мою кладовку чужих воспоминаний… Так хоть сейчас оставь свой автограф в моей гостевой книге, или швабру какую в уголок пристрой, что ли...
– Нет, – Дьен жёстко усмехнулся, – это будет не отнюдь не швабра, милорд.
====== 16. Dore Dias ======
Комментарий к 16. Dore Dias Эту историю я выкладывал здесь, как отдельное произведение, хотя по факту это часть большого лоскутного одеяла. Те читатели, кому уже знакома история братьев Садерьер – добро пожаловать в следующую главу. Остальные – что же, знакомьтесь...
…У командора войны Марио Садерьера было весьма своеобразное чувство юмора – примерно такое же, как у дерева с часами на картине Сальвадора Дали. И никто из его коска не удивился, узнав, как Марио назвал рождённых в День летнего солнцестояния сыновей-близняшек.