Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Да, ты очень... хорошо мне всё объяснила. Я с тобой… абсолютно согласен, – несколько истерзанно откликнулся Бонита, облизывая потрескавшиеся, припухшие от поцелуев губы.
– Я так рада, что встретила тебя, правда, – Элен счастливо зажмурилась, перебирая в пальцах кончик растрепавшейся косы. В эту минуту Ливали была абсолютно искренна – весь ноябрь она каждый день благодарила небеса за то, что они послали ей Поля Бониту. Секс – это, конечно, здорово, но куда слаще то, что Элен испытывает к Полю – к равному ей по силе духа человеку, так удивительно непохожему на её предыдущих, милых, но недалёких любовников. Сладостный союз двух одичавших сердец... Да, да. Это про них. Всё верно.
====== 19. Узы Некоузья ======
...С самого раннего детства Поль Бонита отличался совершенно неуёмным любопытством и постоянно стремился докопаться до сути вещей, для чего с завидным упорством докапывался до всех окружающих. Отец грозился зашить ему рот и отдать в никельщики, на что Поль дерзко отвечал, что в этом случае свои вопросы он станет писать. На стенах. Малярной кистью. И что начнёт конкретно с папиной комнаты. А мама, вздыхая, вела с любопытным сынулей долгие беседы о мироустройстве. Хотя и не уставала предупреждать, что в Некоузе существует весьма большое количество вопросов, на которые лучше даже не стремиться получать ответы. И что от любопытства кошка сдохла.
Именно эту сакраментальную фразу Бонита вспомнил спустя много лет, стоя поздним вечером на припорошенной снегом остановке в ожидании последнего троллейбуса. Первые дни декабря в Изборе традиционно напоминали своей погодой климатические условия на Плутоне, посему обретающийся на остановке Бонита уже через полчаса замёрз до костей и весь покрылся лёгким слоем инея – от кудрявых волос до шнурков на ботинках. Единственное мелькнувшее где-то в перспективе тёмных улиц такси на все крики и подпрыгивания Бониты никак не отреагировало, и несчастный студиозус уже представлял себе глаза Ливали, когда ей завтра утром предъявят для опознания его окоченевший труп.
От мыслей о собственной трагической гибели в снегах Бониту отвлекло появление в круге света от фонаря двоих мужчин. Тот, что постарше, был в клетчатом пальто и курил трубку. А второй, молодой, с прилизанными светлыми волосами, кутался в длинное, ослепительно белое меховое манто, больше подходящее какой-нибудь примадонне. Таращась на эту странную парочку и одновременно выглядывая в заснеженной дали огни троллейбуса, Поль едва не заработал себе расходящееся косоглазие. Пожилой мужчина с трубкой, окутываясь клубами ароматного дыма, продолжал меж тем рассуждать, обращаясь к своему спутнику:
– ...собираются эвакуировать население Сливянцев! Это такая тупость невероятная, что затмевает собой даже запрет на использование тяжёлого электричества в городских сетях Избора! Нефтяной ключ, ну и что, мало ли у нас нефти вокруг того же самого вокзала, что ли? Огородили и забыли, всех дел. Нет, властям надо обязательно поднять визг и панику, словно это радиация с жёстким гамма-спектром, повыгонять народ из городка, забегать, засуетиться и всё испортить...
– Вы правы, Герберт, – вздохнул блондин, потираясь щекой о мягкий пушистый воротник, на котором блестело украшение в виде паука. – Кстати, вы не знаете, чем закончился конфликт между горожанами Никеля? До меня доходили слухи, что в него вмешались ведьмы, но насчёт того, на чьей стороне они выступили, нет никакой информации.
– Ничего удивительного, что вы об этом не знаете, Леонар. Ведьмы не примкнули ни к людям, что используют тяжёлое электричество, ни к сторонникам прогресса, потому что ведьмы издревле принимают лишь одну сторону – свою собственную, – Герберт опять исчез в клубах дыма. Бонита к этому времени давно перестал высматривать транспорт и теперь беззастенчиво пялился на мужчин, распластав уши по погонам и удивлённо приоткрыв рот. Собеседники его не замечали, поглощённые разговором, и потому Поль в упоении их безнаказанно подслушивал.
Выдохнув изящное колечко дыма, клетчатый Герберт продолжал рассказывать:
– Всё вмешательство ведьм в конфликт свелось к тому, что главы кланов Кьяра Хмель, Лара Колклазур и Юта Камайнен написали на фасаде проходной Никельного завода странную фразу: «Мир, что разорван вами, будет зашит лишь Иглой хаоса». И улетели обратно на свои озёра.
Надпись с фасада завода пытались оттереть всеми средствами, включая царскую водку, её несколько раз закрашивали, забивали листами железа и фанерой, но она всякий раз появлялась заново, делаясь ещё ярче. Администрация Никеля забеспокоилась и быстренько урегулировала конфликт сама. Разрешила сторонникам прогресса по-прежнему пользоваться коммуникациями завода, а с несогласных временно слезла и больше не развешивает повсюду знаки с зачёркнутыми электрическими лампочками. Видимо, глава города решил, что худой мир лучше доброй ссоры.
– Это радует. Я вот вообще не понимаю, почему нужно столь категорично выбирать между источниками энергии. Использовать можно всё, если знаешь, как, – Леонар опять зябко зарылся лицом в белый мех.
– Что, даже нефть?! – ляпнул ему вопросик на засыпку не удержавшийся-таки Бонита – после чего моментом вспомнил сакраментальную фразу мамули. Под пронзительными взглядами резко обернувшихся Герберта и Леонара могла сдохнуть не то что кошка, а даже средних размеров гиппопотам. Заливаясь помидорным румянцем, Поль выкрикнул: «Извините!!» – и бросился прочь, забыв и про троллейбус, и даже про то, что бежит он в сторону, прямо противоположную улице Исаака Дунаевского и родной малосемейке.
Примерно через пару кварталов бегущий Бонита поскользнулся на любовно раскатанной школьниками замёрзшей луже и рухнул на тротуар, проехавшись по нему на животе и оборвав все пуговки на пальто. Для того чтобы опомниться, ему потребовалась, по меньшей мере, пара минут. Отплёвываясь от смёрзлого снега и кашляя, Бонита с трудом встал, для начала – на четвереньки, и помотал звенящей от удара головой. Осмотрелся, попутно вполголоса желая всего хорошего местной детворе и коварной луже, а поняв, что он собственно видит вокруг – сбился с мысли и испуганно примолк.
С одной стороны от Поля мрачно смотрело в пучины декабря высокое кирпичное здание, на крыльце которого горела электрическая (!) лампочка, скудно освещавшая заснеженный тротуар.
По другую сторону улицы тянулась кладбищенская ограда с погнутыми прутьями. Причём погнуты они были так, словно кому-то с той стороны ограды срочно потребовалось в город. Очень-очень срочно.
Сглотнув, Бонита осторожно поднялся на ноги, боясь лишний раз постонать. Он совершенно не желал услышать, как из-за оградки ему дружелюбно постонут в ответ. Решив, что из двух зол лучше уж подозрительное здание, Бонита двинулся к крыльцу, хромая на обе ноги и кутаясь в лишённое пуговиц пальто. Он даже примерно не мог сказать, на какой улице находится, и в какой стороне теперь столь поспешно покинутая им остановка. Немного поразмыслив, Поль решил постучаться и спросить у сторожа, буде такой обнаружится, дорогу к цивилизации.