Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Не дуйся, – почуял его настроение Рыжик, – птичка вылетела в другом месте. И радуйся, потому что это было довольно-таки страшная птичка…
– А зачем это всё вообще было? – полюбопытствовал Дьен, поднимаясь обратно по лестнице и стараясь не озираться на «купидонов». Парой пролётов выше витраж был безобиднее – всего-то сексуальная оргия бесхвостых лиловых коней и белых баклажанов с глазами. Директор Антинеля называл эту витражную картину «Почтовая тройка», и Дьен всегда завидовал его способностям к восприятию сюрреализма в искусстве и прочего артхауса.
– Да тут в инфекционке какой-то головоногий в лифте умудрился застрять, – объяснил Рыжик.
– Простым нажатием Ctrl+Alt+Del он оттуда не достался, вот я и решил перезагрузить систему подъёмника – она автоматически запускается заново при отключении электроэнергии. Только на базовом генераторе бесперебойник воткнули, простым замыканием его не убьёшь. Поэтому ты там полностью отключил этот самый генератор от сети и перевёл всё энергоснабжение Антинеля на мощности подстанции в старом крематории. Она ближайшие шесть часов продержится, пока электрики обратно красный проводок к карминовому не прикрутят, раньше на совесть строили. Где эта подстанция, ты спрашиваешь? Ну я же говорю – в самом старом крематории, мы его ещё давным-давно законсервировали и сделали там резервный энергоблок. Ты над ним как раз сейчас стоишь… где парадная лестница, там трубы вытяжные были. Потом их разобрали на кирпичики, когда нужно было вам гаражи строить… Тогда туго было, со стройматериалами-то.
Садерьер от таких известий едва не упорхнул ласточкой с очередной ступеньки. Рыжиковы «сказки на ночь» ввергали южанина в тихий ужас. От удара нижней челюстью о гранит Дьена спасли только вовремя подвернувшиеся под руку перила. Не обращая внимания на несколько невнятные восклицания прикусившего язык Садерьера, Рыжик безмятежно продолжал:
– Правда, при переходе с ветки на ветку неизбежны сбои, да и мощность подстанция набирает не сразу. Поэтому ты если пойдёшь в другие корпуса, не пугайся, что все лампы горят вполнакала и багровым светом… Минут через двадцать, когда аппаратура разогреется, это должно пройти. Или не должно. Мы ещё ни разу за все эти годы не включали тот рубильник… Ну ладно, спасибо тебе за помощь. Я к тебе ещё утром забегу после гепатита позавтракать, оставь мне оладий. Пока.
Рыжик дал отбой и, довольно хмыкнув, ещё раз нажал кнопку вызова лифта. Загудел мотор, со скрипом поехала лебёдка, и зелёные цифры на табло принялись суетливо перестраиваться, складываясь из палочек в последовательно загоравшиеся 7, 12, -14, -5, 7, 1, 2 и снова 7. Похоже, конструктор счётчика этажей перед сдачей проекта неудачно сыграл в рулетку. Русскую.
Дверцы лифта разъехались, открыв взгляду Рыжика сидящую на полу на коленях женщину в зелёных джинсах и медицинском халате на белый свитер.
– Ну надо же, не вех ядовитый! – вслух удивился Рыжик, разглядывая узницу лифта. Несмотря на отвратительную память на лица и пренебрежительное в целом отношение ко всему персоналу Антинеля рангом ниже директора корпуса, Рыжик мог поклясться, что видит эту дамочку первый раз в жизни. Хотя бы потому, что местные не имеют дебильной привычки застревать в лифтах.
– О Господи, неужели, – женщина, цепляясь за стену, встала и тут же поспешила выбежать из кабины, пока та не уехала во второй тур покатушек. – Что за кошмарное место этот Антинель!
– Макдональдс тоже не все любят, – вполголоса откомментировал слегка уязвлённый Рыжик и покосился на дамочку. Та как раз трясущимися руками выудила из кармана длинный узкий пузырёк с валерьянкой и проглотила сразу три таблетки. Рыжик вежливо осведомился:
– Может, лучше спирта?
– Что? Ах, нет. Я не до такой степени медик. Я иммунолог, – дамочка, наконец, прекратила бесцельно суетиться и посмотрела на Рыжика. Не дождавшись от того никакого отклика, она накрутила прядь тёмных волос на палец и нервно продолжила:
– Марика Маркес меня зовут. Я сюда на стажировку приехала. На передовую науки, так сказать. Только как-то тут всё… странно. Для ведущего НИИ округа, я имею в виду.
Рыжик неопределенно пожал плечами. Спасённая из лифта дамочка, не пробыв на свободе и пяти минут, уже начала вызывать у него желания запихнуть госпожу Маркес обратно в кабину и перерубить трос. От сорочьей трескотни Марики у Рыжика разболелась голова. Он поморщился и попытался заткнуть говорливую дамочку злым взглядом, но не преуспел:
– А вообще, мне Антинель ужасно не нравится. Здесь слишком много запутанностей. Такое впечатление, что здание строили по кускам и назло друг другу несколько разных архитекторов, и коммуникации напихали как зря, лишь бы было. Фу! Вот у нас в институте…
Дальше Рыжик спокойно слушать уже не мог. Зашипев от злости, он резко шагнул к Марике, но от страшной судьбы болтливую дамочку спасло явление Франсуа, пары электриков и группы сочувствующих лиц с разных этажей. Пришлось срочно сделать милое лицо и отступить в угол, дабы не быть затоптанным обитателями инфекционки. Оказавшись в центре внимания, Маркес расцвела, словно арбузы на заре, и под испуганные и взволнованные вздохи начала рассказывать, как настрадалась, сидя в лифте, и какое ужасное место этот Антинель.
Рыжик в досаде топнул было ногой, но потом решил, что, во-первых, всё равно никто из присутствующих не осмелится написать по собственному, даже после антирекламы Марики, а во-вторых, напуганные медики – это довольно забавно. Особенно остолбеневший Франсуа. И, тихонько фыркнув, Рыжик растворился в темноте – слушать дальше загадки немого сфинкса.
Выговорившись всласть и обеспечив своим слушателям бессонницу и нервный тик, Марика нежно оперлась на крепкое плечо Франсуа и с отвращением огляделась по сторонам. Странно… Злой рыжий мальчишка, каким-то чудом вытащивший её из проклятого лифта, куда-то делся. Маркес опустила ресницы, не понимая, отчего ей так неуютно при мысли об этом злюке. Нет, не может быть, чтобы это был тот самый, из её ужасного прошлого, из проклятых земель…
Не может быть. Не может. Не надо об этом думать. И о доме, которого больше нет. И о…
Я сказала – не надо.
Марика открыла глаза, нервно хихикнула и позволила Франсуа проводить себя до комнаты.
Decadence
Где-то звонил телефон. Далеко-далеко, в лабиринте пустых, сырых комнат с отваливающейся штукатуркой и грязными окнами, почти не пропускающими дневного света. Телефон стоял на стуле у батареи, и тянущийся от розетки длинный чёрный шнур, завиваясь петлями на полу, странным образом складывался в слово «Nevermore». По рассохшимся доскам комками каталась мягкая пыль. За окном скребли по проржавевшей крыше голые ветви тополя, да позвякивала сетчатая ограда, пытавшаяся поймать сырой ветер.