Non Cursum Perficio
Шрифт:
Суеверно косясь на безмятежно покачивавшуюся на ветру лампочку в узком прозрачном плафоне, Поль всполз на крыльцо, охая и кряхтя, как выбравшаяся на базар бабка. Немного поколебавшись, робко стукнул в дверь висевшим у почтового ящика молоточком в виде ящерки. Какое-то время висела ничем не тревожимая ночная тишина. Легкомысленно пырхал мелкий снежок; раскачивалась, бросая тени, лампочка; надоедливо болели содранные об асфальт коленки и ладони. Потом в глубине здания зародились неясные звуки, в высоких окнах затрепетали жёлтые огоньки, что-то стеклянно звякнуло и покатилось, словно уронили стакан, зашептали несколько голосов. Бонита на всякий случай попятился от двери и сделал милое ангельское лицо.
В замке скрежетнул ключ, створка со скрипом тормозящего железнодорожного состава нехотя отошла в сторону, и оттуда на Поля хлынула волна странного, совершенно незнакомого запаха: немного пыль, немного смазочное масло, немного незнакомые пряности и что-то кондитерское.
– Э... добрый вечер, – щурясь на высокую фигуру на пороге, торопливо поприветствовал Бонита.
– То есть уже ночь. Извините, что беспокою вас так поздно, я просто слегка заблудился и к тому же расшибся на льду, страшно скользко, а я в этом районе вообще в первый раз, ходил, относил реферат преподавателю, да, задержал сдачу, это плохо, понимаю, но у кого не бывает хвостов, они у всех есть, то есть, я что хотел узнать: где тут троллейбус ездит?..
К концу своей тирады, выпаленной практически без остановки, Бонита задохнулся и почти проглотил «ездит» вместе с вопросительным знаком. А отдышавшись, преданно уставился на стоявшую в дверном проёме смуглую женщину в горчично-жёлтом платье, расшитом мелкими цветками.
– У нас в районе нет троллейбуса, – мягко ответила женщина, чуть качнув коротко стриженной темноволосой головой, – но зато есть трамвай. Он от Сквера до Изборского НИИ ходит, 18-ый маршрут. Остановка вон там, за кладбищем.
– Спасибо, – обрадовался Поль, поскольку, как дойти от родной альма-матер до дома, он знал. Правда, переться там полчаса, но может, такси попадётся, на площади перед главным корпусом института они даже ночью стоят...
– Эй, постой, – окликнула женщина уже повернувшегося, чтобы уходить, Бониту, – ты сильно расшибся-то? До дома доберёшься? Может, дать тебе обезболивающего? У нас и бинты есть, и перекись с йодом, если что... Тебя как зовут?
– Бонита. Поль Бонита, – отрекомендовался тот. Женщина открыто улыбнулась ему:
– А я Стефания. Да ты заходи, всё равно я ещё не ложилась. Я раньше двух ночи редко когда с делами управляюсь.
Вслед за Стефанией Поль вошёл в высокий, в два этажа, холл, отделанный тёмным деревом и освещённый множеством неярких жёлтых бра под матерчатыми колпачками. И во всех бра – Поль затравленно сглотнул – лампочки были электрические. Не галогеновые. Это было, пожалуй, пострашнее стонов из-за кладбищенской ограды. Интересно, что тут за место и кто эта Стефания? На сторожиху или вахтёршу не похожа, слишком горделивая осанка и ухоженные руки, слишком дорогие платье и янтарное ожерелье на тонкой смуглой шее...
– А это что, гостиница? – ляпнул терзаемый любопытством Поль, которого не могло исправить даже случившееся на троллейбусной остановке. И удар лбом об асфальт. Стефания, шедшая чуть впереди, обернулась, улыбнувшись Боните:
– Нет, это школа-интернат. А я его директор, вот уже десять лет.
– А-а, так это ваши детишечки так клёво раскатали ту лужу, на которой я поскользнулся? – не удержался Поль, мрачно рассматривая грязные ободранные ладони и дырку на джинсах.
– Но это же дети, – Стефания положила ладонь Боните на плечо, безмолвно прося успокоиться и не злиться. Поль вздрогнул от прикосновения и не вовремя вспомнил нежное личико Элен.
…О небеса, Элен!! Как она, наверное, переживает, он ведь должен был уже давно вернуться от преподавателя... Надо попросить у Стефании разрешения позвонить на Дунаевского, иначе Ливали не ляжет спать, а будет методично обзванивать морги и больницы. А когда Поль всё-таки вернётся, тут же выскажет сожаление, что Бониту не умертвили в подворотне каким-нибудь мерзким способом, после чего ещё неделю будет дуться и смотреть букой. Женщины-женщины...
Пока Поль философствовал на вечную тему взаимопонимания полов, Стефания сняла с цепочки на поясе маленький ключ с ушком в форме сердечка и открыла дверь, расположенную меж двух поднимавшихся на галерею лестниц. Щёлкнула выключателем.
– А почему вы не пользуетесь нашими городскими коммуникациями? – опять не вынес Поль, обвинительно таращась на зажёгшуюся лампу.
– На то есть две причины, мой любопытный гость, – Стефания опустилась в кресло с высокой спинкой у массивного письменного стола – судя по обстановке, это был её рабочий кабинет.
Продолжая говорить, Стефания достала из нижнего ящика стола коробку с аптечкой.
– Первая причина: мне банально не нравится галогеновый свет, он холодный и неуютный. А лёгкое электричество, которое используют в городских сетях Избора, да будет тебе известно, мой милый Поль, вызывает необратимые изменения в клетках человека, и опаснее, чем генно модифицированные организмы. А вторая причина – я ведьма.
– Вы кто? – Поль шарахнулся назад, едва не слившись с обоями на стене, в которую он вжался всей спиной. Глаза у него стали круглые, как чайные блюдца, и совершенно отчаянные.
– Ведьма, – спокойно повторила Стефания, – из северного клана пряхи Руты Скади. Мы несколько отличаемся от остальных наших сестёр – тем, что не относимся к людям, как к сору где-то внизу, на земле, а стараемся жить среди обычных горожан и по мере сил помогать им. И мы лояльны к трамвайному депо и Гильдии Изгнанников, а наши души не такие, как у других ведьм...
– А какие?.. – бледность и испуг сползли с лица Бониты, уступив место выражению вечного неуёмного любопытства. Поль отклеился от стены, подошёл и сел у ног Стефании на круглую банкетку, протянув женщине свои исцарапанные ладони. Стефания осторожно стёрла грязь и засохшую кровь со ссадин намоченным в перекиси платком, изредка дуя на ранки, чтобы не так щипало. Бонита мужественно терпел в надежде услышать ответ на свой вопрос и продолжение рассказа о ведьмах. Наконец, уже закончив бинтовать Полю ладони, Стефания снова заговорила: