Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Да, кстати, Полли, – узкая ладошка Элен нежно провела по каштановым Бонитиным вихрам.
– Что это за странная школа, из которой ты мне вчера звонил? На карте этого дома вообще нет... и – ты заметил? – у них над входом висела электрическая лампочка накаливания, как у староверов!
– Элли, может, это и не школа, на самом деле. Просто я что услышал от сторожихи, которая меня пустила, то и повторяю. Что до лампочки, то я не стал заострять на ней внимание, тем более что внутри были нормальные галогенки, – неизвестно почему соврал Бонита, которому не понравился странный, жадный интерес Элен и пытающийся замаскировать это беззаботный тон. Он не хотел, чтобы у Стефании возникли какие-то проблемы из-за того, что подведомственный ей интернат не подключен к городским коммуникациям. А Ливали эти проблемы вполне могла устроить.
От тяжёлого электричества Элен Ливали буквально выворачивало наизнанку – пожалуй, это была единственная вещь, которую она ненавидела сильнее горячего молока.
– И всё равно странно, – недовольно повторила Элен и резко дёрнула гребешок – так, что Бонита прикусил губу.
Пытаясь отвлечь Ливали от опасной темы и вернуть ей хорошее настроение, Поль в лицах изобразил произошедшее на троллейбусной остановке – диалог двух мужчин, свой вопрос и последовавшее бегство на встречу с раскатанной лужей.
– Да ты что?! – Элен с горящими глазами метнулась туда-сюда по умывальне, вцепившись в подол своего голубого платья. – Это были учёные из Гильдии Изгнанников, Поль! Они выходят в город очень-очень редко, тебе повезло, что ты их увидел!
– Хуясе... – Бонита едва не вывернул кран в рукомойнике, попытавшись открыть его не в ту сторону. О Гильдии он неоднократно слышал от профессоров – многие, ворча на низкие зарплаты и конъюнктуру, грозились, что уйдут в Изгнанники. Но никто не принимал эти разговоры всерьёз, потому что все жители Избора и окрестностей боялись Гильдии, как чумы. Учёные-изгнанники занимались на ртутных озёрах за Северной такими немыслимыми вещами, о которых страшились говорить вслух. Они дружили с обитателями трамвайного депо, они охотились на ведьм, и потому были для персонала Изборского НИИ чем-то вроде средоточия вселенского зла. Теперь Боните стали понятны замечания Леонара и Герберта о том, что можно использовать всё, если знаешь, как. И в этом он с Изгнанниками был абсолютно согласен. В отличие от Элен.
– Они психи ненормальные, но им это только на руку. Репутация прислужников дьявола хорошо оберегает от всяких там любопытствующих... Да, я признаю, что их опыты с ртутью и нефтью противоестественны и ужасны, но есть кое-что, ради чего я бы пошла на озёра. Я знаю, Гильдии известен секрет... уз Некоуза, – серые глаза Элен светились в утреннем полумраке умывальни, от волос отскакивали искры. – Только учёные все теоретики, они предпочитают не лезть в мирскую суету. Живут там себе на уме в своём Нефтестрое и хранят тайны, не используя большинство из них для чего-то стоящего. Им наплевать на весь мир. А я хочу, хочу, хочу докопаться до сути, хочу процветания нашим землям. Я знаю, что могу это сделать... нет, не я одна – а мы с тобой, Поль! Мы с тобой...
– Узы Некоуза? – тихо переспросил потрясённый Бонита. – Неужели это возможно, Элли? Это ведь просто старая сказка...
Ливали засмеялась – не обидно, а с любовью, будто зазвякали тонкие фарфоровые колокольчики.
– Поль, милый, оглянись вокруг! Узы уже начали расти, обвивать, затягивать в себя. И пусть я не знаю всего, что прячут от людей учёные из Гильдии, у меня получилось дать узам жизнь в этой малосемейке на Исаака Дунаевского. Я долго готовилась, я перерыла кучу старинных документов в поисках истины, пытаясь найти объяснение своему странному врождённому дару, и узнала, что к узам восприимчивы девяносто процентов жителей Некоузья! Это значит, что если я постараюсь, ими смогут пользоваться все-все, ведь это так удобно... Я нашла способ объединять людей с помощью лёгкого электричества и управлять всеми коммуникациями здания, разве это не чудо? Здесь, в этом доме на Исаака Дунаевского, всё опутано узами и подчинено мне, я – сердце нашего общежития, и я всевластна в его стенах. Ты же видел.
– А... а, да, видел, – Полю опять очень некстати вспомнились синие туфельки и кровавое пятно в форме ладошки на сохнущем полотенчике. – Элен, раз ты говоришь, что к узам восприимчивы почти все, значит, ты и меня можешь научить... так делать?
– Ну конечно, любимый, – Ливали крепко обняла Бониту, восторженно глядя ему в лицо.
– Некоуз будет счастлив, и к этому счастью его приведём мы, дай только время... да?..
Её ладошки двумя ласковыми рыбками игриво нырнули под Полеву рубашку.
– Я же опоздаю в институт, – неискренне пробормотал Бонита, прибавив про себя «а ну и хрен с ним», и нетерпеливо оторвал пару пуговок с застёжки на спине голубого платья. Элен еле слышно засмеялась:
– Твой преподаватель с первой пары живёт в моей малосемейке. Я просто поговорю с ним – и всё уладится... всё будет отлично, просто расчудесно, поверь мне, доверься мне...
– Плутовка и хитрюга, – нежно шепнул ей на ухо Поль – и последующий час был лучшей в мире альтернативой лекциям по неорганической химии...
*
...Элен Ливали просто ненавидела свою гадкую привычку всегда и всюду приходить заранее, задолго до условленного срока – но всё равно ничего не могла с собой поделать. Страх опоздать сидел в ней гвоздём, заставляя Элен то со всех ног нестись к месту встречи, то выходить из дома часа за полтора. В результате Ливали постоянно появлялась в условленном месте раньше необходимого, томилась в ожидании, и на все корки кляла свою просто-таки патологическую пунктуальность.
Вот и сегодня Ливали принесло на улицу Стеценко уже в половину пятого, хотя с Полем и людьми из промзоны девушка договаривалась на пять. Зло пиная носком сапожка пивную пробку и кутаясь в свою пушистую белую шубку, Элен бродила туда-сюда по короткой аллейке, ведущей к воротам завода, и бормотала проклятия. Цифры на электронном табло над проходной сменяли друг друга с убийственной медлительностью. По крайней мере, так казалось вдрызг расстроенной Элен. В скверике, который, собственно, и образовывали две стороны аллейки, стоял чугунный академик Стеценко в сомнительном дамском пиджаке и в нещадно обкаканной птичками шляпе. Академика освещали красивые, похожие на гроздья «снежных ягод» фонари. Когда Элен, гоня перед собой пробку, с раздражённым сопением в десятый раз промаршировала мимо памятника, морозный свет ламп мигнул и забился под матовым стеклом, словно просясь наружу...
Ливали не заметила. Её больше заботило, чем бы развлечь себя ещё (о, ужас!) двадцать пять минут, и не опоздает ли Поль, который редко снисходил до такой ерунды, как положение стрелок на наручных часах. Да непонятно, зачем он их вообще носит... всё равно, что рыбка с зонтиком... чёрт, ещё двадцать минут! Скучно!
Пивная пробка от особенно сильного пинка улетела куда-то в сугроб. Элен недовольно заурчала и обвела взглядом припорошенную снежком аллейку, на которой, как назло, не было ни одного магазина, кроме заведения под названием «Некоузский пасечник».
Академик Стеценко, ухмыляясь, наблюдал за мающейся Ливали с высоты своего постамента.
– Ещё этот тут стоит! – вытащив из муфточки одну руку, Элен сноровисто скатала снежок и метко залепила академику в левый глаз. Оглянулась – не видел ли кто её шалости? – хихикнула и загребла ещё снега... И замерла, нагнувшись, с уже коснувшимися сугроба пальцами, когда услышала окликнувший её голос из-за левого плеча. Элен даже не поняла, что именно ей сказали: в этот жуткий миг ей привиделся взбешённый чугунный Стеценко, стоящий позади и выгребающий из глаза Эленин снежок. С почти слышимым скрипом Ливали разогнулась и медленно повернула голову.