Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Тебе ещё нельзя, Тин-Тин, ты ещё маленькая, – с удовольствием сказала существу беловолосая девочка, перекатывая во рту леденец и сыто жмурясь. – Зубы испортишь.
– Ой, Ленточка, я смотрю на тебя и восхищаюсь твоей незамутнённой пещерной способностью ко всем видам самой пошлой казуистики при виде конфет...
Малышка опять очень серьёзно и внимательно осмотрела свою барбариску. Леденец сунула за щёку, а из фантика сделала снеговику галстук-бабочку. Видимо, красная бабочка, в отличие от красных глаз, в концепцию позитивного снеговика вполне вписывалась.
Некоторое время все наслаждались щедростью Бониты, а сам Поль, задрав голову, рассматривал здание школы-интерната – пока в небе над ним не показалась летящая женская фигурка.
– Стефания! – наперебой закричали детишки, обступив растерявшегося Бониту и схватив его за одежду, чтобы никуда не сбежал. Даже малышка Тин-Тин, переваливаясь с боку на бок, меховым шариком подкатилась к Боните и повисла на его левой ноге. Ведьма, сидевшая верхом на ветке облачной сосны, солнечным зайчиком легко скользнула к ним и соскочила в снег у крыльца.
– Стефания, смотри, кого мы тебе поймали! – похвалилась Люция, встряхивая косичками.
– Он лез к окну твоей спальни по водосточной трубе, вот. С букетом в зубах, вот.
– Враки! – выпалил Бонита и налился приятной, спелой помидорной краснотой. Стефания мягко улыбнулась ему, стряхивая со своей ветки снежинки:
– Конечно, враки, возле окна моей спальни в принципе нет водосточных труб... Я смотрю, вы уже познакомились с Полем? Ну и как он вам? Слада, что ты мне скажешь о нашем госте?
Малышка, которую звали Слада, безапелляционно заявила:
– Вырастет – поумнеет. А всё остальное уже там, в копилке сердца, хоть он сам и считает это глупыми цацками... Был бы плохой, я бы разрешила Фельче извалять его в снегу. Мы так со всякими левыми интервентами, в общем-то, и поступаем всегда... Не люблю глянцевые фрукты с гнилым нутром. А ты ничего себе, вполне сформировавшаяся личность, – Слада одобрительно похлопала опять окосевшего Поля по рукаву и убежала дальше размышлять над концепцией позитивного снеговика, махнув Ленточке, Люции и Фельче, чтобы догоняли.
– Пойдём в дом, – Стефания взяла Поля под руку. В другой руке ведьма несла сосновую ветку, а через плечо у неё висела холщовая сумка с большой бутылью молока, где на этикетке парила вечноглючная Кривмолпродовская корова. – Спасибо, что приехал, Поль... Я очень тебе рада.
Бонита открыл перед ней дверь и, когда Стефания положила облачную сосну на специально отведённую для этого полочку в шкафу, вручил ей свои розы.
– Спасибо, – повторила Стефания растроганно, – жёлтые розы – это мои любимые цветы, как и одуванчики с золотыми шарами и мимозой... Пойдём в кабинет, я поставлю букет и принесу с кухни чая и печенья, а ты пока располагайся. Как твоё колено, прошло?
– Да, спасибо, – Бонита стащил пальто и с наслаждением откинулся в мягком кресле. В кабинете Стефании, как и в прошлый раз, пахло немного пылью, немного пряностями, и ещё сложным, незнакомым ароматом. Бонита подумал, что этот аромат похож на жёлтое, на свет и на стекло, и ещё когда осенняя листва разлетается от ветра. Развалившись в глубоком мягком кресле и чуть прикрыв глаза, Поль нюхал и нюхал, как оказавшийся неподалёку от рыбных складов бродячий кот, и понимал, что аромат ему очень нравится.
– Вот и я, – Стефания водрузила на стол поднос с фарфоровым заварочником, чашками и полной свежего печенья плетёной корзиночкой.
– Чем у вас так замечательно пахнет? – в своих лучших традициях слюбопытничал Поль, отпивая крепкого чёрного чая с лепестками роз. Стефания удивлённо приподняла брови:
– Ты чувствуешь? Хм, странно, странно, Поль... Ещё более странно, что тебе нравится... Видишь ли, это не запах, это ощущение тяжёлого электричества. Мы ведь отключены от всех городских коммуникаций Избора. Обычно обитатели малосемеек и общежитий, проведя в этом здании всего пару минут, начинают задыхаться – им не хватает озона в воздухе, у них болит голова, им хочется поскорее наружу, подальше от страшного ощущения.
– Мне не хочется, – сквозь печенюшку известил Бонита довольным голосом и сложил руки на животе. – Мне хочется узнать, что такое Игла хаоса. Помните, я спрашивал? Про которую главы ведьмовских кланов в Никеле на проходной завода написали.
– Об Игле хаоса ведьмы узнали от Пряхи с пустоши Айоа. Давным-давно одна из северных ведьм родилась в семье айоши, и в ладошке у неё было игольное ушко. От той ведьмы Пряхи, говорят, ведёт род весь наш клан вместе с нынешней его главой, Рутой Скади. Так вот, эта айоша обладала способностью, которой не было у других Прях – умением ткать свои гобелены из тех невнятных обрывков будущего, что всегда присутствуют в настоящем. Тэй Танари – так звали эту девушку – создала три гобелена, в которых запечатлела три эпохи, которые переживёт Некоузье в своей истории. Тэй изо всех сил старалась изобразить всё, что ей удавалось поймать в свою ладонь, но будущее – никудышная пряжа, она рвётся и путается, и расползается под руками, словно туман.
В результате картины вышивок оказались настолько сложными, что Тэй Танари предпочла перестраховаться, и потому оставила к каждому из гобеленов нечто вроде пояснительной записки. Тут смотреть, тут не смотреть – тут селёдку заворачивали. Эти записи хранятся в кланах ведьм и используются в основном как руководство по созерцательному невмешательству. То есть, если что-то где-то происходит, можешь быть уверен: ни одной ведьмы в заварушке не окажется, они будут наблюдать за ходом событий из ложи и наслаждаться зрелищем. Так вот. Сейчас Некоузье находится в конце второй эпохи, и вот что об этом пишет Тэй Танари.
Отодвинув чашку, Стефания открыла перед собой записную книжку в кожаном переплёте с медной ящеркой на обложке, и начала читать, чуть хмуря лоб, отчего между её бровей легла еле заметная морщинка.
«Древняя магия земель Некоузья – это глубокие корни дерев, норы медных червей, бездонные ртутные озёра, пласты никеля, в молчании ожидающего пробуждения. Грибницей своей эта магия уходит во времена столь ветхие, что из них не спрясть ни пяди ткани, в странные и страшные ритуалы, и по сей день она пронизывает всё и вся в этом прекрасном, проклятом мире. Не стоит думать, что магия эта даётся каждому, познавшему историю и ритуалы Некоузья: она добывается тяжким трудом, прежде всего, трудом душевным... Недостойно рождённого Некоузьем желать урожая, не измарав при этом рук... И лишь верхние листочки с чайного куста власти над узами сорвёт нетерпеливая рука того, кто захочет быстрых побед, горячего чая и расположения к себе. Потому что полная власть над узами – всегда кровь. Безжалостно выпущенная на свободу своя собственная кровь... Лишь свобода и кровь. Цепи, верёвки, ограды и решётки – всё не для этого мира, живущего в сложнейшей паутине магических взаимосвязей. Загляни за грань, сестра – там всё не так, всё полно мёртвого металла, разорванных нитей, сломанных судеб, и ни в чём нет смысла. Загляни в наши земли – и возрадуется сердце твоё. Окунись в небо Некоузья, и поймёшь: в конце второй эпохи придётся пройти по земле, чтобы не потерять навсегда эти небеса, вечно свободные, вечно чистые от сора».