Non Cursum Perficio
Шрифт:
– Но если тебе так надо, я узнаю.
– Нет, я сам. Ты лучше про район, где растёт волчатка, спроси у дель Фрио. И миску потом мне покажешь. У тебя ещё что-то есть по теме? А то мне идти надо, там меня Сильвочка Катценкэзе ждёт, аж исстрадалась вся…
– Да, по поводу точек наших непонятных происшествий, – кивнул Шарль. – Я их неправильно рисовал, там не буква S, а буква E получается, по первой серии. А по второй серии две палки, но может, ещё чего случится, и я с буквой уже точно определюсь…
– Типун тебе на язык! – я аж взялся за сердце, и тут булавка опять выскочила и всё-таки уколола меня в палец. – А-а, ччёрт! Вот зараза!..
– Ладно, Седар, как будут новости – созвонимся, – деликатный Моллар, решив избавить себя от выслушивания ругательств на хинди, смылся за дверь, не преминув прихватить с моего стола ручку. Мда, Шарлика могила исправит…
Облизав уколотый палец, я тщательно заколол булавку на место и призадумался. Норд всё-таки отвечает на мои sms, так что спрошу-ка я его ещё разок, с него не убудет…
Старательно прикусив кончик языка, я набрал новое сообщение, невольно сформулировав его в стиле Норда, то есть несколько алогично: «Миски, лифт и разное – это всё из Никеля? А вход у Сильвы стал через двор, потому что там коровы и Марио?». Потом я немного погрыз сухарь и решил добавить Норду что-нибудь приятное, чтобы он не обижался на меня за назойливость. И дописал: «Кстати, я могу вам сделать чатни, если вы ещё будете заходить домой. Да?.. Жду ответа, как Самедир йобли. Не в рифму, но правдиво. Ваш чудесный индус». Возможно, в сухаре были семечки конопли, да… Но факт есть факт: именно в таком виде моя sms-ка и улетела. А может, это истории Моллара про грибы в коридоре и лампу в бульоне на меня так подействовали?
Вздохнув, я доел коварный сухарь и пошёл к Сильвочке в опасный седьмой/первый, решив, на сей раз, не слезать с Катценкэзе, пока не вытрясу из Сильвы всё об её похождениях в Никеле.
Исключительно ради её же блага.
Во дворе общаги химиков всё так же лежали нерастаявшие, упорно сопротивляющиеся весне сугробы грязненького снега, и торчали скрюченные артритные каштаны. Сдерживая накатившую дрожь, я поднялся на крыльцо и замер у двери, потрогав её кончиками пальцев. Перед глазами до сих пор стоял военный-чернявка с распоротым горлом.
– О, господин Седар, – оторвал меня от довольно-таки бессмысленного втыкания в дверь нежный, воркующий девичий голосок. Я обернулся – на ступеньку ниже стояла хорошенькая, круглолицая конопатая блондиночка в лисьем полушубке, с муфточкой в руках. Я вопросительно нахмурился на неё. С появлением в моей жизни нулевой физики я перестал обращать внимание на всех девиц, не являющихся также нулевиками. А после того, как в мою жизнь, подобно антициклону, весьма бесцеремонно вторглась Ксандья Саксилу, обращать на девиц внимание стало просто-напросто опасным. И для девиц, и для меня самого. Потому что у моей зеленоглазой любовницы среди других девушек-сакилчей было милое прозвище «Кса Томагавк»…
– Вы не помните меня? Я – Агата дель Фрио, – девушка улыбнулась, отчего у неё появились на щеках милые ямочки. Я уже хотел было вздёрнуть подбородок и отшить эту Агату вместе с её ямочками, ножками, веснушками и пр., – но тут сообразил, что это та самая герболог дель Фрио, которая вычислила волчатку. И что отшивать её нельзя ни в коем случае.
– Да, я вас вспомнил. Проходите, – я любезно открыл перед ней дверь, не столько из учтивости, сколько из нежелания первым заходить в подозрительный корпус. А вдруг там опять чего не то?..
– Спасибо, – дель Фрио грациозно перепорхнула порог и зацокала высокими каблучками через холл с этими отвратными синими стенами. Я тоже скользнул внутрь – и, обнаружив справа от себя конторку вахтёра с двумя чернявками, честное слово, едва не развернулся и не дал дёру. От позорного бегства меня удержала Агата, приветливо махнувшая охранникам своей муфточкой и проворковавшая:
– Как дела, парни? Тут мой директор Бонита не пробегал? Уже неделю не могу с ним пересечься, всё равно что сигаретный дым руками ловлю…
– Да нормально дела, только ребята с утренней смены жаловались, что у них кто-то нефть перед подъездом разлил, парни еле убрали, – отозвался один из чернявок, облокачиваясь на стойку и стараясь заглянуть Агате в расстёгнутый полушубок, где заманчиво виднелся ничего себе такой многообещающий вырез. – А господина Бониту мы не видели. Сами ищем. Госпожа комендант из-за него сон потеряла, а тут ещё это вчерашнее отключение света и убийство Макса… Даже не знаю, кто ему мог так шею перерезать, и какая-то зараза нам лампочек на крыльцо намотала... Ну и нефть у крыльца, тоже мало приятного… хоть бы в нашу смену ничего такого не случилось!..
– Вот холера, – Агата сердито сдула пушистую чёлку с левого глаза. – Ладно, пойду я, отосплюсь со смены, всю ночь с клёцконосым в реанимации как проклятые вкалывали. Если ко мне Доминга Гастон будет ломиться, навешайте ему от меня по зубам за то, что кошачий «Контрасекс» мне в чай насыпал, сука с бакенбардами! Ладушки?
– С радостью, – заухмылялись охранники. Потом один из них заметил неподвижного меня (я еле успел подобрать челюсть и придать лицу социально адаптированное выражение), и вежливенько осведомился:
– Господин директор Антинеля, вы ведь к госпоже Катценкэзе? Она вас ждёт в своих комнатах, десятый этаж, от лифта налево. Вы здесь ориентируетесь, или вас проводить?
– Спасибо, сам найду, – скрипнул я, и в последней стадии охуения по инерции пошёл следом за Агатой. Могу поспорить, признаков интеллекта в моих глазах сейчас было не больше, чем в тарелке бараньего холодца. На всякий случай я обернулся и ещё разок посмотрел на охранников: вдруг у меня на почве Никеля уже глюки, и за конторкой стоят ла Пьерровы бойцы, а не то, что мне мерещится?.. Но нет – жуткий морок никуда не делся, и не исчезла чёрная с белым кантом форма, значки в виде пирамидки с глазом на лацканах мундиров и удушливый аромат ландышей...