Норвежский детектив
Шрифт:
— Роза была счастлива, — говорила Бренда. — Но не в семье. В семье у нее все было нормально, но не более того. Бьёрнстад не добрый человек. Плохой муж. Но Роза была счастлива потому, что вырвалась из трущоб. Нет, Норвегия ей не нравилась. Она говорила, что норвежцы такие же холодные, как и климат в их стране. Норвежцы не любят людей не с таким цветом кожи, как у них. Так говорила Роза. Но она была счастлива.
— Почему же она уехала, раз ей было неплохо в Норвегии?
— Возможно, она уехала не по своей воле, —
— Но ведь они до сих пор женаты. Ее не могут отсюда выслать против ее воли, пока она замужем за норвежцем.
— Может быть, она этого не знала.
— Но ведь у нее был ребенок.
— Да, но, возможно, именно по этой причине Бьёрнстад и не хотел ее больше держать у себя в доме.
— Ты в этом уверена?
— Я так думаю. Она как-то говорила, что Бьёрнстад совсем не рад малышу.
— Ты знаешь, когда она уехала из Норвегии?
— Где-то осенью. Мы с ней не часто встречались. Так, иногда. Совершенно случайно. А потом вдруг я перестала ее встречать.
— Ты уверена, что она уехала обратно на Филиппины?
— А где же ей еще быть?
— Женил своего приятеля? — спросил Аксель Брехейм.
Я кивнул:
— Все прошло как по маслу. Я и не думал, что создать семью так легко.
Он взял бутылку пива, которую я поставил на стойку.
— Я сегодня говорил с тремя из ездивших тогда в Манилу, — сказал он. — Одна приятная пожилая пара, у них дочь миссионерствует где-то в тамошних трущобах. И с моряком, как выяснилось, твоим старым знакомцем.
— Узнал что-нибудь интересное? — спросил я без воодушевления.
— Морюд у них побывал.
— Этого следовало ожидать.
Брехейм остановился перед окном на улицу Шультца:
— Я слышал, здесь не будут возводить этот храм культуры.
— Верно, — ответил я. — Городской совет принял такое решение вчера поздно вечером.
— Значит, на месте «Отеля Торденшолд» не будет автостоянки?
— Роза Бьёрнстад, — сказал я.
— Это шеф отдела культуры?
— Тебе надо выяснить, уехала ли Роза Бьёрнстад осенью из Норвегии. И еще нам надо попытаться разыскать ее. Если она в живых.
— А почему бы шефу отдела культуры не быть в живых? — поинтересовался Аксель Брехейм.
24
Не помню, чем я занимался все эти праздники. Большую часть времени, наверное, изучал узор на обоях в гостиной. А в один из дней достал лыжи и отправился на прогулку в Бюмарк, но в рассеянности наскочил на елку. И в результате сломал лыжи и вывихнул правую ногу. Звонили Педер и Леонарда, приглашали отпраздновать их брак по расчету. Но я не был особенно расположен к общению.
В ночь на воскресенье мне приснился Марио.
Проснувшись в понедельник утром, я попытался встать с постели на правую ногу. Попытка не удалась. Я вызвал такси и поехал к врачу. Он наложил неподвижную повязку, заказал мне костыли, выписал какие-то рецепты и запретил принимать алкоголь.
Я ненавижу болеть.
Дома я, разумеется, проковылял в подвал, где два года хранилась почти готовая модель фрегата «Мария-Лючия». Но работа над малюсенькими деталями палубной надстройки не принесла мне никакой радости. Час спустя я махнул на это дело рукой.
Путь на верхний этаж доставил мне немало мучительных минут.
Перед гостевой комнатой я долго простоял, прежде чем войти. Я не был там с тех пор, как умер Марио. И вообще собирался запереть ее и выбросить ключ.
Я вошел в комнату.
Вещей было немного. Желто-коричневый чемодан, брюки на спинке стула, роман П. Д. Джеймса на ночном столике, пара туфель под кроватью, семейная фотография и несколько листков бумаги на столе у окна, католическое распятие на стене.
Я присел на незаправленную постель.
Прошло пять минут, а может, и целый час.
Потом я обследовал шкаф. Нашел там одежду. Туалетные принадлежности. Сувениры из Тронхейма. Недорогие.
Я вспомнил, как Марио считал деньги. Когда-то давным-давно.
Чемодан оказался пуст.
Я переложил брюки на постель и сел на стул. С этого места я не мог отчетливо разглядеть фотографию, но узнал на ней и Марио, и Марселу. Это была большая семья — в полном сборе.
Среди бумаг я нашел неоконченное письмо на тагальском языке. И кроме того, четыре письма к Марио, тоже на тагальском. Остальные листки были чистые, за исключением одного.
На нем я увидел четыре кружка. Внутри верхнего были две буквы «РМ». Сбоку — слово «Филконтакт». От этого кружка косые стрелки вели к двум другим, по одному в левой и правой половинах листка. В левом было написано «БЛ» и «Л», в правом — «КФ» и «М». Их соединяла линия со стрелками в оба конца. В самом нижнем кружке изображен вопросительный знак. К нему также вели стрелки от двух боковых. Кружки с «РМ» и вопросительным знаком были соединены пунктирной линией.
Внизу было написано два слова: «Safe» и «Intsik».
Я положил листок на стол.
И в этот миг решил, что больше никогда не буду выступать в роли сыщика-дилетанта.
— С буквенными символами все ясно, — сказал Педер. — «РМ» — это Рагнар Мюрму. «БЛ» и «Л» — это Бьёрн Уле Ларсен и Леонарда. «КФ» и «М» — это Кольбейн Фьелль и Марсела. Что означает вопросительный знак, понятно само собой.
— Убийцу, — подсказала Леонарда.
Она произнесла это так, что в комнате стало холодно.
— Марио изобразил на бумаге то, что ты все время утверждал, — подвел итог Педер. — Что между убийством Кольбейна Фьелля и Бьёрна Уле существует некая связь.