Норвежский детектив
Шрифт:
— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
— С трудом.
Брехейм тщательно выскреб остатки растаявшего десерта.
— А теперь послушай, — начал он. — Роза Чинг жива. И разыскали ее не филиппинские власти. Они небось больше заняты тем, как подтасовать результаты выборов в пользу Маркоса. Нет, хоть раз в жизни старина Аксель Брехейм сделал хитроумный ход, пусть даже и никчемный в отношении дела, которое он вел. Два дня назад этот старый алкоголик присутствовал на одном вечере, где выступала некая дама из организации, работающей в манильских
Скорчив гримасу, Брехейм допил кофе.
Потом сделал знак кельнеру. Тот все понял.
— Семь часов потребовалось, — сказал Брехейм.
Он рассыпался в благодарностях за принесенную бутылку.
— Семь часов понадобилось, чтобы установить, что Роза Чинг жива, — продолжил рассказ Брехейм. — И она, и ее маленький ребенок живы. Но, конечно, им несладко приходится. Знаешь, оказывается, зачем Бьёрнстад в прошлом году поехал в Манилу? Ему просто надо было позаботиться, чтобы его филиппинская жена никогда больше не вставала ему поперек дороги. А для этого вовсе не обязательно ее убивать. Достаточно было просто отобрать у нее паспорт после того, как она уже очутилась в манильском гетто.
— Вот дрянь! — воскликнул я.
Судя по выражению его лица, Брехейм был согласен со мной.
— Но это подрывает твою версию, что Бьёрнстад бандит.
— Меня не удивит, если Мюрму знал об этом, — сказал я. — Тогда понятно, почему он запаниковал, когда мы с Туре стали встречаться с членами его клуба.
— Разумеется, — согласился Брехейм.
Голова его поникла и грозила вот-вот опуститься на стол.
— Мюрму, несомненно, многого лишится, если вокруг «Филконтакта» возникнет большой скандал.
Брехейм дернулся.
— Ага! — воскликнул он. — Ну-ка погоди. Дай я попробую. Значит, так… Ну ясно: ты думаешь, Кольбейн Фьелль и Бьёрн Уле Ларсен что-то такое обнаружили, что могло развалить дело Мюрму. И поэтому он их укокошил.
Тон его заставил меня отказаться от авторства новой версии.
— Я больше ничего не думаю, — заявил я, — Но я уверен, что клуб знакомств — это единственный связующий элемент между тремя убийствами. Или сам Мюрму замешан. Или убивал кто-то из членов его клуба. И я уверен, что во время групповой поездки в Манилу, которую Мюрму организовал полтора года назад, произошли важные события.
— Ты абсолютно прав, — ответил Брехейм. — Клуб знакомств это фактически единственное связующее звено.
Он попытался поднять голову.
— Проблема в том, что никто не может объяснить, каким образом, почему клуб становится таким звеном. Поэтому наиболее вероятным и кажется, что эти три дела вообще не связаны между собой. Ну и черт с ними со всеми. Это теперь не моя забота.
Кельнер стоял в дверях на кухню. Я видел, что еще немного, и он вежливо, но решительно предложит нам выйти вон. Но он этого
Я положил перед ним на стол браслет Леонарды.
— Intsik, — сказал я.
Спина у Брехейма напружинилась, словно накачанная велосипедная шина.
И тут меня пронзила одна мысль.
Я понял то, о чем должен был догадаться давным-давно.
— Она же работала у ювелира, — вспомнил я.
— Кто?
— Эмили Ског. Женщина, которая на встрече выступала вместе с мужем. Она сама рассказывала. Мне и Туре. Что работала в лавке у одного ювелира на Филиппинах.
Брехейм долго смотрел на меня.
— Контрабанда, — наконец сказал он. — Контрабанда золотыми украшениями. Из Восточной Азии.
— Организованная под крышей невинного клуба знакомств.
— Ну а Мюрму замешан?
— А Бьёрн Уле Ларсен? Может быть, его сейф использовали для хранения контрабандного товара?
— Или его убили, потому что он случайно обнаружил, чем они занимаются?
— А Кольбейн Фьелль? Возможно, он был простым клиентом?
— Так почему же они тогда его убили?
Руки у Брехейма дрожали. Но не потому, что он принял большую дозу алкоголя.
— Антонио Стен, — тихо сказал он, — мне вдруг страшно захотелось, чтобы ты рассказал все, что тебе известно об этом деле.
Он сделал знак кельнеру. И попросил принести кофе.
Я начал с первого вечера, когда Марио Донаско вошел в вестибюль «Отеля Торденшолд».
Когда я закончил, Брехейм заявил:
— Я тут вспомнил, что у меня еще по крайней мере неделя от отпуска осталась.
28
— Поздравляю! — сказал я.
Ронни Хюсбю дал мне прикурить сигару. Однако я сразу слишком глубоко затянулся. Когда первый приступ кашля улегся, Ронни широко ухмыльнулся:
— Ну как, полегчало? На этот раз ты так просто не отделаешься. Придется тебе ее до конца докурить. Это входит в программу. Нет, черт побери, ты бы видел себя! У тебя цвет лица стал как у настоящего норвежца.
— Парень или девчонка? — спросил я, когда восстановил дыхание.
— Прямо как по заказу! — сказал он. — Теперь у нас сын и дочь.
Еще немного, и он вскочил бы на стол и стал петь и плясать в полном восторге. Своим настроением он даже заразил мрачную официантку, подававшую нам пиво.
— Как Алис?
— Бесподобно! В первый раз ей тяжело пришлось, а тут за пятнадцать минут управилась. Хлоп и все! Черт побери, Каторжанин, тебе тоже стоило бы этим заняться. Ты даже не представляешь, мимо чего проходишь.
— Надо подумать, — ответил я и посмотрел на Торгет, очертания которой едва различались в густой метели.
— Не дело это — слишком много думать, — возразил Ронни. — Когда-то в первом плавании один юнга на камбузе говорил, что надо действовать. Черт возьми, да ведь главное — начать. Ты же всегда нравился женщинам.