Ноша избранности
Шрифт:
Юноша пожал плечами:
– Ничего. Но я осмотрел собак. На них нет ни царапины. Между тем они мертвы.
– Колдовство, - с почти комической невозмутимостью ответила Аня. Этот аргумент нравился ей всё больше и больше.
– Да, госпожа Анна, - ответил Гастас так смиренно, что ей стало стыдно. Не привыкла она ещё врать в глаза.
Воин спешно и сноровисто увязывал добычу.
– Мальчик твердит, что он - сын вождя, - попыталась разбить тишину Аня.
– Нашёл чем хвастаться, - отмахнулся парень.
– Да у его папаши несколько жён и два десятка сыновей. Одним больше, одним меньше, - он даже не заметит. Я не знаю: согласится вождь отдать за сына хотя бы твою подругу?
– Отдаст!
– от возмущения парнишка даже покраснел.
– Кому нужна ленивая, сварливая баба! А твоя дерзкая девка, не будь она девственницей, давно бы пошла на корм собакам!
– Да, дерзости госпоже Анне не занимать, - поддразнил воин пленника.
Что тому причиной? Усталость или ощущение невероятной удачи? Но Аня вдруг обиделась:
– Ага! Дети, кухня, церковь и вечное молчание! Таково, значит, место женщины? Только не забудьте: опираться можно лишь на то, что сопротивляется!
– На то, что сопротивляется?
– с недоумением переспросил Гастас.
– Да! А если не понял, - попробуй опереться на воду!
– На воду нельзя опереться...
– Потому что она не сопротивляется!
– А вы, госпожа Анна, сопротивляетесь?
– Да!
Гастас в задумчивости покачал головой, затянул последний ремень поклажи:
– Нам надо ехать, пока собачники не поняли, что добыча ускользнула и не перекрыли нам дорогу в город. Да и горожан неплохо бы предупредить о таких гостях.
– Ехать?
– Аня вдруг почувствовала, как улетучивается её глупый кураж.
– На лошади? Я не умею.
Взгляд парня стал задумчивым:
– Что ж, поедете у меня за спиной. Пристегнётесь ремнём и можете даже спать. Или...
– он задумался.
– Нет, нет, я поеду!
– Отлично. А этот щенка закинем на вторую лошадь. А то он, с его мягкими сапогами, четверти пути не осилит. Вставай, дохляк, - воин отвязал пленника от дерева, привязал ему свободный конец ремня к стянутым за спиной рукам, после чего поднял и буквально закинул парнишку коню на спину, связал ноги под брюхом лошади, предупредил.
– Вздумаешь бежать, - вспомни, что копьё летит очень далеко, а ты стоишь гораздо дешевле, чем поклажа на этой лошади.
Анну он подсадил на круп коню куда почтительнее. Сам взлетел ему на спину, передал спутнице ремень с пряжкой:
– Пристёгивайся. Не бойся опереться на меня, - и тут же послал коня вперёд. Два повода в одной руке.
Конь шёл ровной, чуть тряской рысью, укачивая и без того измученную девушку. Странный, рванный сон повис на ресницах: выжженная равнина, как костями усыпанная белым камнем, белые, заснеженные горы на горизонте, чёрная, одинокая гора, и чёрный, беззвучный вихрь, вырвавшийся из её вершины.
Что-то больно врезалось ей в бок. Аня открыла глаза. Ага! Это ремень не даёт ей свалиться на ходу. Вокруг степь. Солнце чуть приподнялось над горизонтом. Вздохнув, девушка привалилась к широкой спине своего спутника. Эта тряская рысь так укачивает...
И опять чернота перед глазами, но не мёртвая и страшная, а глубокая, как бархат с серебряными гвоздиками. Да это же звёздное небо. Одна из звёзд начинает расти, наливаясь краснотой. Лучи её - как языки пламени. И опять жёсткий удар в бок обрывает сон. Ремень. А солнце жарит во всю.
– Пить.
Гастас, не оглядываясь, передаёт ей флягу через плечо. Вода в фляге тёплая, задохнувшаяся, но необыкновенно вкусная.
– Спасибо. Скоро уже?
– К полудню будем. Не хочу гнать коней.
– А собачники?
– Они далеко. Куда им за нами угнаться. У них - овцы.
– У тебя в городе родные?
– Знакомый. Но он нас примет. Он держит постоялый двор для таких воинов, как я.
– Он тоже воин?
– Бывший. Был младшим в семье, ушёл из дому, побродил с караванами по свету. А тут - чёрная смерть, и он - единственный наследник. Вернулся на родину. Живёт.
– А ты? Тоже младший?
– А у меня вообще никого нет. Кроме друзей. Живу, пока Гнилая не приберёт.
– Гнилая это, - вспомнилось чудовище из кошмара.
– смерть?
– Она и есть. Только упоминать её так не принято. Чтобы не приваживать.
– Извини, я не знала.
– Пустяки.
– Неужели у тебя вообще родных нет?
– наверно вопрос её звучал бестактно, но парень лишь отмахнулся:
– А если и есть, то что с того? Я же не собачник, чтобы родным людям смерти желать. Спите, госпожа. Силы вам ещё понадобятся.
В третий раз снов не было, а разбудил её Гастас:
– Госпожа Анна, просыпайтесь. Город скоро, - он помог ей спуститься на землю, поддержал, пока она разминала затёкшие ноги, поясняя по ходу.
– Я и вы - свободные люди и потому должны въехать в город верхом. Раб побежит за нами на верёвке.
– Но я никогда...
– Не ездили верхом? Выдержите. Тут недалеко.
– Он развязал пленнику ноги, без церемоний сдёрнул его наземь, конец петли отвязал от запястий и присоединил к своему поводу, после чего усадил Аню верхом, боком, по-женски, взлетел на коня сам.
– Но! Поехали! Скоро будет вода и отдых.
Пейзаж вокруг изменился. Дорога, клочки обработанной земли, группы деревьев. А кое-где и высокие частоколы вокруг нескольких домов сразу. И, разумеется, люди, смотревшие на путников с откровенным страхом.
– Чего они бояться? Нас?
– Нет. Моих доспехов. Костяные панцири собачников им слишком хорошо знакомы.
– Так их надо предупредить!
– Считай, уже предупредили. Смотри, как резво они прячутся за стены и частоколы. А вон, видишь? Пыль клубится. Это вестник в город поскакал. Тревога поднята.