Ноша избранности

Мизина Тамара

– Скажите, уважаемый Тадарик, - обратилась к нему Аня. Раньше, в Питере, она бы ни за что не заговорила бы так, сама с малознакомым мужчиной, но что-то менялось в ней с каждым днём, каждым часом, проведёнными в этом очень некомфортном, но, по-своему привлекательном мире.
– А собачники могут подать жалобу городским властям на наш побег?

– Могут, госпожа Анна, - неожиданно серьёзно ответил девушке Тадарик.
– Только теперь этот хорёк уже не пересмотрит своего решения. Во-первых, побоится ссориться со мной. Вы - мои гости и находитесь под моей защитой. А во-вторых, если он признает вас рабами собачников, то своего раба должен будет признать свободным и отпустить.

А уж на такое он не пойдёт никогда.

– А что бы вы сделали, если бы он пошёл против?

На мгновение мужчина задумался, недобро прищурив свои рыжие, "рысьи" глаза:

– Поговорил бы с друзьями. Они - со своими друзьями, а те - со своими. Судья - должность выборная. Ну а потом, когда бы он перестал быть судьёй, вызвал бы его на поединок.

– Старика?!

Тадарик хмыкнул:

– Ну, да он - старик и драться со мной откажется. Но вызов то будет обращён не только к нему, но и ко всему его роду. Поэтому его примет кто-то из сыновей этого проныры, или племянников. Но мне-то какая разница?

Итак, прозвище "Мясник" бывший вояка в родном городе заработал честно. А Тадарик уже вспомнил ещё кой о чём и обратился к Гастасу:

– Гастас, а монета-то твоя цела. Не вернёшь часть долга?

– Верну. Обязательно верну. Но не часть долга, а весь и сразу. И не сегодня. Сегодня я думаю с тобой за барахлишко рассчитаться. Коим ты так великодушно нас снабдил. Трёх серебряных за всё хватит?

– За всё?
– казалось, от возмущения глаза Тадарика вылезут из орбит.
– Две пары кожаных поршней! Твои, между прочим, на тройной подошве!

– Ну да, второй слой проносился, вот и пришлось третий подшивать.

– А рубаха?

– Что и говорить: заштопана отлично.

– А плащ?

– Доброе сукно. Здесь ткали?

– А одежда госпожи Анны

– Как ты и сказал: скромно. Ладно, четыре серебряных за всё.

– Меньшее - восемь!

– Ты хотел сказать: пять? Мне ведь оно тоже не с неба упало.

– Ладно. Именно это я и хотел сказать. Сейчас отдашь?

– Не на улице же.

– Ну, хоть сегодня?

– Если золотой разменяешь.

* * * * * *

Остаток дня мужчины обошлись без её общества. Рабыня уложила девушку спать на кухне (ею ограничивалась в доме "женская половина"), на широкой лавке. Овчина - на доски, вторая, свёрнутая валиком, - под голову, лёгкий плащ - вместо одеяла. После ночёвок на голой земле - поистине сказочный комфорт.

Проснулась Аня от ощущения зябкой прохлады. Рабыня, поднявшаяся раньше неё, распахнула дверь кухоньки и впустила в тёмное помещение без окон свет и свежий воздух из сада. Сама женщина энергично месила тесто в ёмкой и низкой, деревянной долблёнке-квашне. Аня поднялась. Одежда девушки сейчас состояла из широкой и длинной рубахи, мягкого от бесчисленных стирок, небелёного холста. Спросила робея перед суровым обликом служанки:

– Доброе утро, хозяйка. Где бы умыться?

– А где и вчера. В саду, - ответила женщина не слишком приветливо и не прерывая работы и, поняв её робость, смягчилась, успокоила, пояснив пренебрежительно, - те жеребцы зАполночь гомонили, теперь долго отсыпаться будут.

Успокоенная Аня вышла в сад: кадка, с парящейся туманом водой, десяток больших грядок с луком, чесноком и репой, какие-то низенькие кусты с ягодами и без между ними, кусты высокие, почти деревья вдоль забора, заросли малины и ежевики под ними, дорожки, обсаженные узкими рядами мелких диких цветов и просто красивой травой. Аня не удержалась, сорвала с одного из кустиков пару переспело-красных ягодок, пожевала. От кислоты свело челюсти. Да, селекция здесь в самом начале своего развития. Цветы - неяркие,

ягоды - кислые, но почин-то сделан. Наслаждаясь утренним запахом трав и свежести, Аня умылась, расчесалась кое-как, пальцами. Даже гребня у неё нет. Благо - волосы короткие. Даже в хвостик не завяжешь. Вернулась в дом.

Рабыня на кухне укутывала долблёнку с тестом чистым полотном, покосилась на гостью, сказала чуть в сторону:

– Мне на рынок надо, госпожа Анна...

– Можно я с тобой?

– Да, госпожа.

Скромная одежда имеет свои преимущества. Одевание не заняло много времени: только обернуть бёдра поверх рубахи толстой, полосатой тканью и закрепить её лентой пояса. Этакая примитивная юбка. И шарф на голову накинуть. Женщины здесь простоволосые не ходят.

Вот они уже идут по улочкам утреннего города к площади с рынком. На руке у рабыни, отягощённой несколькими медными браслетами, (вроде незапаяных колец, пластинчатых и проволочных, разной толщины), висит большая корзина. Ну да, такую ораву нахлебников так просто не прокормишь. Целью похода оказалась свежая рыба. Она хлопала хвостами в объёмистых, плоских корзинах рыбаков, топорщила плавники, разевала рты, шевелила жабрами. Большая и маленькая, узкая и широкая. Тут же, горожанки-покупательницы наперебой спорили с рыбаками, сбивая цену. Рабыня присмотрела крупных, в две ладони длиной, рыбин, похожих на плотву, но более плотных и округлых. Аня догадалась, что именно этих рыбок смаковала вчера в пирогах. А вот девушке приглянулись полосатые, шипастые рыбы, похожие на окуней. Она помнила, что в её мире мясо окуня не имело мелких костей. Хозяйка на такое предложение поморщилась: "Сухие" - но "окуней" купила. Они действительно стоили дешевле "плотвы". Сама она одарила особым вниманием длинных рыбёшек, извивавшихся в корзине с крышкой. Одним своим видом они вызывали у Ани мелкую дрожь. Преодолевая соблазн, женщина отстранилась от торговца:

– Возни с ними...
– но свободная рука женщины уже снимает один из обручей с запястья. Так вот значит какие здесь деньги.

– Я помогу, - храбро ободрила её Аня, преодолевая свой страх. И покупка состоялась.

Отчуждению пришёл конец. Корзину с рыбой они несли уже вдвоём. И рабыня даже спросила:

– Госпожа Анна, ваши волосы...
– она смутилась и Аня помогла ей:

– Коротко острижены?

– Да. Очень коротко. Так стригут провинившихся рабынь. Очень провинившихся.

– А у нас ...
– Аня на секунду задумалась. Нелегко сходу придумать подходящее объяснение. Впрочем, врать так врать. Чем она рискует?
– Я пожертвовала их.

– Кому?

– На алтарь трёх богинь-сестёр: Терапии, Хирургии, Гигиены, их матери Медицины и отца их Асклепия-фармацевта. (Не запутаться бы самой. Вроде не должна. Слова-то все знакомые).

Длинный список произвёл нужное впечатление и, выдержав паузу, Аня продолжила свои "пояснения":

– У нас, если девушка хочет стать лекаркой, она должна пройти испытание. Вступительный экзамен называется. Если она его проходит, то в знак благодарности обривает голову и волосы приносит на алтарь в храме.

– Но почему волосы?!

– Волосы жгут в доме больного, чтобы изгнать болезнь, - серьёзно ответила девушка.
– Это, во-первых. Во-вторых, что ещё может пожертвовать человек без вреда для своего здоровья? Медицина и её дочери не приемлют никакого кровопролития, кроме как ради излечения больного. Они ненавидят смерть настолько, что даже цветы в их храме - живые, с корнями, с листьями, в вазах с землёй.

– А медь, серебро, ткани...

– Храм принимает любые дары. Храм не может существовать без денег. Но ничего этого богиням не нужно.