Ноша избранности
Шрифт:
Да, впечатление она произвела. Всю дорогу женщина молчала, изредка, искоса поглядывая на коротковолосую гостью.
Дома они в четыре руки готовили: длинных рыб полагалось по очереди опустить в кипяток, молниеносно вытащить, остудить в холодной воде. После этого слизь снималась с них вместе с чешуёй и кожей. С "окуней" Аня сняла филе. Кости с плавниками и головами, а также жёсткую кожу с чешуёй она пустила на бульон для ухи.
Рабыня не без удивления следила за действиями гостьи, но молчала. Женщина лепила рыбные пироги: длинных рыбёшек она укладывала в тесто чуть не вязанками, "плотвичек" - по одной в пирог.
Первая партия пирогов "отдыхала" на столе под суровым полотном, когда на кухню заглянул хозяин. Похоже, кухня была единственным местом в мире, где его самоуверенность отступала.
– Готово, готово, - проворчала рабыня.
– Несу.
– Готово, - подтвердила Аня, имея ввиду уху, на две трети состоящую из рыбы.
Вот она снова сидит за одним столом с мужчинами. Рядом с ней - Гастас. Парень натянут, как струна и изо всех сил "держит лицо". Что-то было вчера? Пока она отдыхала? И ведь не спросишь.
Кастрюля с ухой опустошается чуть не в миг. В центре стола растёт гора рыбьих костей. Тут же стопка лепёшек. Свежих. Только что из печи. Пироги похоже пойдут на ужин. То, что сегодня не надо плеваться чешуёй, Тадарику нравится. Он демонстративно хлопает ладонью по столу:
– Старуха! Пива!
Рабыня приносит холодный жбан из погреба. Разливает питьё по кружкам.
– Молодец, старуха!
– рычит "медведь".
– Давно говорю: надо тебе молодую помощницу купить!
Женщина бледнеет, медленно ставит пустой жбан на стол и, развернувшись, бегом спасается на женскую половину. В спину ей бьёт хохот мужчин. Семейная сцена, однако.
Аня вздрагивает. Грубость этого громилы больно ударяет и по ней. Она ведь тоже старалась! Она резко встаёт, почти вскакивает, быстро идёт на кухню, вслед за женщиной, даже не замечая, как стихает мужской гогот за столом.
Конечно, рабыня рыдает.
– Почему он так? За что?
Женщина поворачивает к утешительнице мокрое от слёз лицо.
– Я ... я ...я... он сына хочет!
– Погоди ...
– в памяти всплывает рассказ Гастаса о том, что всех родных Тадарика унесла Чёрная смерть.
– Он же последний в роду!
– Да, госпожа. Он хочет сына, а я ...
– Он что?
– не понимает Аня.
– Разве только с тобой?
– Нет, но ...
– И часто он так "шутит"?
– В Ане начинает подниматься гнев.
– Часто, но ...
– Ну, так скажи ему в следующий раз: "Ладно, ты меня "огорчаешь", так зачем же ещё и молодую "огорчать"? Она-то чем провинилась? "
Теперь в глазах рабыни - дикий ужас.
– Но, как я ... Он же ...
– Побьёт тебя?
– Нет, нет, он никогда ...
– Но ведь ты здесь не при чём. И ты это знаешь.
– Знаю, но ...
Опять поток слёз, несвязные, похожие на вздохи слова:
– Он - хороший. Он не виноват. Он...
– Просто ему плохо и он срывается на тебе.
Как же всё это просто и печально. И самое
– Госпожа Анна, вы ведь ведьма?
– Не совсем. Я ...
– Аня понимает, что ждёт от неё женщина, но также ясно понимает, что попалась. Запуталась. В собственной лжи, как в силке.
– Я так мало знаю. Я прошла всего три испытания, а их - двенадцать. В первой ступени, - Аня ещё не потеряла надежды "отмазаться".
– А ступеней целых три. Из тридцати шести испытаний я прошла всего три. (А изучать гинекологию и родовспоможение, в отличие от основ теории и практики терапии и хирургии, кои я успела пройти, будут только на третьем курсе, а я и второй-то не закончила) - скобки Аня естественно не озвучивает, а её надежда оправдаться слабеет с каждым словом. Во взгляде женщины столько мольбы, что у девушки дух захватывает.
– Я буду думать...
– Я обрею волосы и сожгу их на алтаре во имя трёх блаженных и великодушных богинь, их матери и отца. Я ...
– Не надо, - окончательно пугается Аня.
– Богини не берут плату. Они принимают дары благодарности. После. Я сама обращусь к Асклепию, чтобы он послал мне лекарство. Или подсказал как приготовить его. И...
– Внушение. Аня вдруг понимает, что других средств у неё сейчас нет, но есть вера, и веру эту она использует. Потому что недавно она очень легко лгала, не думая о последствиях, а ведь за любую ложь приходится отвечать.
– Но ты должна успокоиться! Покой в душе - первое, что требуется для такого лечения! И если ты веришь мне...
– Верю, госпожа Анна.
– на лице рабыни неподдельное благоговение.
– Я слышала разговоры мужчин. Вы умеете вызываете молнии с неба, читаете в душах и во тьме грядущего! Вы - настоящая ведьма.
– Она затихает. Взрослая, битая жизнью женщина, вдруг уверовавшая в возможность чуда. И Ане страшно, если такая вера будет обманута:
– Я должна приготовить лекарство, - говорит она уже твёрдо, - но это требует времени.
– Да, госпожа, - смиренно шепчет рабыня.
– И не надо слёз. Они ещё никому не помогли.
Лекарства, лекарства и, ещё раз, лекарства! Без них любой лекарь бессилен. Хотя бы травы. Но она не знает здешних трав, хотя...
– Как здесь называют ту мелкую, длинную рыбу?
– Вьюн, госпожа. Вообще-то эта рыба для очень бедных людей, хотя и вкусная.
– А две другие?
– Окунь, госпожа, и тарань.
Названия прозвучали немного иначе, но смысл их понятен и, что важнее, привычен. Так может быть и травы здесь такие-же? Ну, или похожие? Придётся рискнуть. Посмотреть бы у реки.
С этими мыслями она вернулась к столу. Завтрак закончился. Постояльцы расползлись по лавкам и сыто дремали, хозяин куда-то удалился. К ней подошёл Гастас:
– Госпожа Анна, я хочу показать вам город, - парень и сам не заметил, как его вежливость перерастает в холодную отчуждённость, больно раня спутницу. Но у Ани уже были свои планы:
– Конечно, - согласилась она с такой горячей благодарностью, что юноша даже слегка отшатнулся.
Что-то изменилось в городе со вчерашнего дня. Точно! Люди! Люди на телегах. Они запрудили улицы и торговую площадь. Взрослых мужчин среди них было немного. Главным образом на телегах и под ними ютились женщины и дети.