Ностальгия
Шрифт:
— Нам сюда, сюда, — потер руки Джеральд. Похоже, он изрядно гордился своей находкой.
Собранные со всех уголков мира слова сберегались в переплетенных фолиантах, единичных либо в комплектах. Мутно-серый воздух кишмя кишел фосфенами: световыми кругами, что возникают перед глазами при нажатии на глазное яблоко благодаря раздражению сетчатки. «Зельнер и Бив» продавали все мыслимые словари и словотолковники; весь ассортимент Харрапа, все «Ляруссы», в том числе и старые издания; древний Гримм, и Литтре, и новехонький Лангеншейдт; синие тома «Оксфорда» с Приложениями, и тут же — «XX век» Чеймберза, столь популярный среди кроссвордистов; «Уэбстер интернешнл», «Америкен херитидж» и прочие американские выскочки, как иллюстрированные, так и нет. «Зельнер и Бив» держали на складе глоссарии,
114
Англиш (Anglish) — искусственная разновидность английского языка, в которой слова греческого, латинского и романского происхождения заменяются германскими. Птидепе (Ptydepe) — вымышленный искусственный язык канцеляризмов, доведенный до абсурда; использован чешским драматургом Вацлавом Гавелом (1-й президент Чехии (1993–2003) и 10-й президент Чехословакии (1989–1992)) в его пьесе «Меморандум». Джарман (Jarman) — искаженный немецкий. Двойной немецкий (Double Deutsch) — искаженная форма немецкого, где ошибочно взаимозаменяются родительный и дательный падежи.
115
«Страйн» — шутливо-гротескный австралийский вариант английского языка (термин возник в 1964 году). Эрик Партридж — составитель словаря английского сленга.
116
Непонятно, к чему относится это уточнение. Так — в квадратных скобках прямо в тексте и стоит в печатном варианте. Прим. верстальщика.
Лакированные стремянки вели к верхним полкам — астрономические дефиниции, научные термины; лестницы раскладывались буквой «А», веревочные растяжки перекрещивались тугой буквой «X». На полу валялись слова и целые статьи. О слова посетители спотыкались. «Зельнер и Бив» располагали одной из богатейших коллекций собирательных существительных в целом мире. Настоящий скрипторий; сокровищница полиглота.
Словари фамилий, словари «ошибок узуса, произношения и семантики»; длинные полки гнулись под тяжестью исторических принципов. То и дело выплывали «слова-призраки». [117] В тускло освещенном углу томились, покрываясь пылью и плесенью, языки — жертвы энтропии: древнеисландский, кельтский, латинский, занудный древнеанглийский, дикий бурский, воляпюк, зендский язык, язык аборигенов Тасмании, язык навахо и мандаринское наречие. И т. д.
117
«Слова-призраки», несуществующие слова — слова, зафиксированные в словаре ошибочно, как результат типографской опечатки или неправильного истолкования.
Гигантский кассовый аппарат, антикварный «ремингтон», изрядно смахивал на японскую пишущую машину или на небольшой печатный станок: такой высокий и объемистый, такой черный и исцарапанный, на диво уместный. По обе стороны глянцевитыми рядами выстроились новые, маскулинные языки. Тут и всевозможные канадианизмы, и афро-французский, и вест-индский, и англо-индийский, и упрямый эсперанто, и обновленные неологизмы Америки, такие как «джип», «кока», «напалм», «апартаменты» и «скунс». Лингва франка! В качестве
Не в состоянии сосредоточиться ни на одной из полок, Джеральд то усаживался на корточки, то метался направо и налево. В кои-то веки он понял Кэддока — как тот, вцепившись в фотокамеру, выплясывает вокруг какой-нибудь небывалой редкости; понял — и уподобился ему.
— Так зачем мы все-таки сюда пришли? — Норт почесал в голове. Он стоял на самой верхотуре, листая «Библию ученого» (1973 год).
— Так у нас дома такого нет, — пожаловался Джеральд. — Это — недостающая часть инфраструктуры. Основная лакуна.
Зельнер за столом откашлялся.
Хранилище слов, подобно линиям на карте, регистрирует и фиксирует бытие сущностей. Внутри лавки, этого склада, господствовала атмосфера безмятежности, как если бы в этих четырех стенах вмещался целый мир и даже все то, что за его пределами; и каждая из его частей была изолирована, идентифицирована и заприходована. Эта классификация базировалась на фактах и известных свойствах. Здесь царили точность и аккуратность. Какой ненавязчивый контраст с хаосом впечатлений, захлестнувших наших туристов! Они блуждали в чаще, а здесь — обрели гавань.
Ску-у-чно! Саша сидела на скользкой кожаной табуретке, скрещивая и вновь распрямляя ноги. Тоска смертная! Несколькими минутами раньше она беззаботно призналась, что всегда считала этимологию каким-то кожным заболеванием, — и привлекла-таки на миг внимание Норта: тот снисходительно потрепал девушку по щеке. Теперь Саша взялась за Бива.
Тяжело спускаясь по стремянке, Норт удовлетворенно улыбался.
— Нам нужен разговорник и хорошая карта — если вы, конечно, соизволите на секунду оторваться от работы.
Джеральд уткнулся в «Словарь архитектурных терминов» (полное издание). Открыв разговорник в красно-белой обложке, Норт провел пальцем сверху вниз, нашел слово «блат»: «Получение желаемого через друзей либо благодаря служебному положению».
— Подойдет. Вполне современная версия.
— Мой друг обожает карты, — доверительно сообщала Саша Рою Биву. — Если бы не я, он бы тут весь день проторчал. А карты складывать трудно? Вы-то, наверное, привыкли?
Бив, прижмурившись, глядел куда-то мимо нее. Саша была примерно одного с ним роста и возраста.
— Послушайте, вам не кажется, что туп воняет какой-то затхлостью? Ну, то есть если с утра до вечера здесь сидеть. А почему вы окно не откроете? Я хочу уйти…
Перегнувшись через стол, Саша ухватила чертежный сорокапятиградусный угольник, потускневший от царапин, и новый справочник, «Стены Пекина». Девушка бессознательно прижалась бедрами к краю стола, прямо перед собеседником. Ох ты господи! Бив разом ударился в рассуждения о пользе карт, включая карты памяти, и о картографии в целом; вдруг ей интересно? Карты — это зримая, проверяемая истина. Карты не изменяют физический мир; составление и даже производство карт — одна из немногих еще сохранившихся достойных профессий.
— Карты, это, безусловно, метафоры. От них никакого вреда. — Бив повторил то же самое еще раз. — Карты созданы в помощь людям. — И он принялся превозносить до небес таинственность карт и даже каталогов улиц.
— Ох, ну ладно, так-то лучше, — согласилась Саша. — Вот теперь вы дело говорите; по мне, так нет ничего скучнее фактов. — Она провела накрашенным ноготочком по гипотенузе. — Моя жизнь, — девушка внезапно отбросила угольник, — это сплошная неразбериха. Наверное, я слишком много переживаю. Но, как ни забавно, ничего особенного в итоге не происходит.
У Бива были волосы апельсинного цвета и лохматый твидовый свитер. Что тут можно сказать, он понятия не имел. Он повертел в руках чертежные лекала — и вновь отложил их на прежнее место.
Подоспели Джеральд Уайтхед и Норт, «умудренные волхвы», очень собою довольные, и, как это водится за путешественниками, выказали самый живой интерес.
Бив вдруг застеснялся своего посиневшего носа и, дабы не чувствовать себя не у дел, расхохотался непонятно над чем.
— А какое у вас тут самое симпатичное слово? — полюбопытствовала Саша, приходя Биву на выручку. — Какое слово — ваше любимое?