Новая реальность
Шрифт:
— Это не решит проблемы… — я обернулся, чтобы полюбоваться на сверкающие глаза и играющие желваки на скулах Ушакова.
— Решит. Ежели мы Петра Алексеевича Романова отправим туда, куда ты и думаешь его отправить, под присмотром Бидлоо, — я невольно поморщился, как представил визги медикуса, которому опять предстоит себя запереть, да еще и минимум на несколько месяцев, да еще и с моим предполагаемым двойником в глуши, где ближайшие соседи в Петербурге обитают. — А правит пока пущай Сенат. Заодно и поглядим, на что эти крысы попрятавшиеся способны. На тебе, Андрей Иванович, как на главном кукловоде при царе право вето оставим, чтобы тормозить, ежели совсем распоясаются. А то глядишь по возвращению я не только Шетарди к себе призову, дабы о скорейшей свадьбе возвестить, да еще и Сенат упрощу, и объявлю себя государством, как один франкский
— Надо бы все обдумать как следует, — после минутной паузы, во время которой Ушаков был погружен в собственные мысли, наконец изрек он довольно неохотно. Я же думал о превратностях судьбы. Еще недавно рассуждал, чисто гипотетически, что поеду в Австрию, тетку навестить, а тут уже надо вещички скидывать в сундуки и убираться пока из дворца, дав Ушакову без опасения за мою жизнь, а, следовательно, и за собственное положение, прополоть уже точно как следует место возле трона. Ведь ему не простят того, что он сейчас делает, если со мной что-нибудь случится, и Андрей Иванович это прекрасно понимает. Но слишком уж он подсел на эту иглу, на дело, которое ему в радость и коим я позволяю ему заниматься почти без ограничений. Этот будет биться за меня до последнего.
— Подумай, Андрей Иванович, подумай. Посоветуйся с верными людьми. Я же со своей стороны клятву дам, что высовываться не буду, как дед. Тихо как мышка вести себя буду, зато многие тайны Европейские откроются пред нами, и знать мы будем, как себя дальше вести. И, самое главное, не узнает меня никто. Портретов моих давно не писали, а я изменился дюже, сам себя иной раз в зеркале не узнаю.
— Еще бы больше со шпажонкой скакал с Петькой на пару, так никто и не признал бы, — проворчал Ушаков, неодобрительно разглядывая мою спортивную фигуру, которая мне самому очень даже нравилась.
— Ну так ты подумай, пока, а я на ассамблею рвану, на наших красавиц напоследок перед путешествием полюбуюсь, авось еще вспомню не раз, на иноземную красоту глядючи, — и я вышел из комнаты, оставив Ушакова в глубоких раздумьях относительно того, как обеспечить мою безопасность.
Глава 14
Варшава встречала дщерь Петрову не так чтобы слишком уж пышно. Никаких тебе согнанных горожан с цветочками, ни хлеба-соли. Несколько шляхтичей, среди которых явно выделялся Казимир Чарторыйский, восседающий на мощном кауром жеребце, в котором мой Цезарь тотчас почувствовал соперника и даже дернулся, оскалившись, за что получил несильный шлепок между ушей, обиделся и теперь шел, гордо подняв голову, и полностью игнорируя сидящего на нем всадника, меня, то есть. Хорошо хоть команды выполнял, и не артачился, а то показали бы мы номер с конями.
Делегация выразила все полагающиеся восторги, я понимал то, что они говорят разве что через слово, поэтому быстро отвлекся от беседы, рассеянно следя за дорогой и пытаясь систематизировать в голове случившееся за те недели, которые предшествовали нашему выдвижению.
Отправив Выхристина договариваться с чукчами, устроить первые торги, выспорив в Якутске, а что чукчей вообще интересует, основав при этом какой-нибудь торговый поселок, который в перспективе вполне сможет перерасти в город, а также встречать Беринга, который все никак до Москвы добраться не может, я пересмотрел весь список дел, которые рассортировал на две кучи: те что требовали моего внимания немедля, и те, которые можно было отложить на потом.
Из неотложных дел — обсуждение сложившейся политической ситуации с Минихом, Ласси и Румянцевым. Последний возглавлял кортеж царевны Елизаветы, и совместно мы пришли к мнению, что пока стоит лишь усилить границы с Швецией и османами, а когда мы с Румянцевым вернемся, то будем иметь более конкретные данные, что позволит нам более точно сориентироваться и принять конкретные меры.
Далее у меня на повестке дня побывал Брюс, который был мною наделен полномочиями наряду с Плещеевым, и которому было поручено начать реорганизацию Москвы, в соответствие с моими хотелками. Хотя бы вменяемый план предоставить к моему возвращению и начать разгребать бардак, царивший на улицах, которые необходимо было расширить, снеся многие деревянные строения и заменяя их на новые. Также я потребовал полной перестройки Кремля, а то надоело уже как побродяжке по чужим дворцам слоняться.
Из-за того, что строительство Петербурга временно было приостановлено, точнее размах существенно умерен, так как отказываться от этого наследия дедова я не намеривался в полной мере, слишком много жизней было принесено ему в жертву, то первое, что я сделал — это отменил глупейший приказ Петра Великого на производство кирпича только для нужд Петербурга. Кирпич был необходим для всей России, не только для города на Неве. И тут мне помог Кер, который каким-то неведомым мне способом среди многочисленной цинской делегации умудрился отыскать не понятно, как оказавшегося в ней, китайца, который к тому же знал секрет производства кирпича, из которого была сделана Великая китайская стена. И более того, улыбающийся китаец, оказывается испытывал глубочайшую неприязнь к захватчикам, поэтому с превеликой радостью сдал нам этот секрет, и даже более того, он остался в России, лишь бы не возвращаться на родину, которую губили эти «варвары-маньчжуры». Ну, тут не поспоришь, после завоевания Китая маньчжурами, для просвещенной страны, владеющей небывалыми секретами ремесла и науки наступил стремительный откат, потому что маньчжур наука, искусство и развитие ремесла не интересовало. Их интересовала лишь война, точнее ее итог — наращивание территорий.
Верил ли я, что цинцы сдержат обещания по договору? Да ни в жизнь. Поэтому-то я и стремился именно сейчас захапать те территории, которые уже принадлежали маньчжурам и по договору должны были отойти мне. Их надо было усилить, хоть немного, но заселить, и охранять. Поэтому умница Бакунин уговорил часть калмыков — пацифистов, не желавших воевать, все равно отправиться с ними, дабы начать хоть как-то осваивать те самые территории, которые теперь, согласно договора, принадлежали нам.
С китайцем смешно получилось. Он просто пропал. Исчез из занимаемых делегацией домов, и когда пришло время уезжать, то его списали как умершего, загулявшего и вообще ненадежного товарища, который в дурной для него час нарвался на лихих людей. А когда Тоси убрался восвояси, китаец заявился к Керу и потребовал свой заводик, на котором он сможет себя реализовать как творца хотя бы кирпичей по старинным рецептам. Так что предполагаемое строительство по моему свеженькому указу в любом городе должно было вестись только из кирпича, в крайнем случае, если руки кривые и мозгов не хватает завод организовать, или же с глиной внезапно напряженка настала, из камней. При этом этот указ сопровождался угрозой, что вот вылечусь и устрою вояж по Российской империи, дабы лично убедиться, как мои приказы исполняются, с занесением в табло, ежели что не так идет. И если на момент создания угроза могла казаться кому-то смешной, то вот по моему возвращению, сомневаюсь, что она таковой останется. Слишком уж Ушаков свое отравление близко к сердцу принял, особенно последующую за этим отравлением диету.
Из неотложных дел я также посчитал указ об обязательным введение в рацион моряков компота из сушеного шиповника и ежедневный суп из сухих белых грибов, которые начали скупаться тоннами. При этом денег особо не жалели, и все бабки снесли едва ли не последние свои заготовки, чтобы денюжку с этого поиметь. Также я распорядился уже сейчас открыть заготовительные пункты для приемки этих дикоросов в сезон, оснащенные сушильнями. Я просто не знал, как еще справиться с цингой, а то, что в шиповнике витаминков, особливо таких полезных, как аскорбиновых, гораздо больше, чем в тех же цитрусовых — это мне еще бабушка в детстве говорила.
Подготовить именно этот приказ меня подтолкнуло возвращение Ивана Долгорукого из Голландии. Потратив все средства, кои у него остались после конфискации, и продав то единственное поместье, где я так здорово «отдохнул» осенью, единственное, что я оставил всем Долгоруким, ну а теперь и того не было, он умудрился нанять флотилию из двенадцати кораблей на тех условиях, которые были мною озвучены. Миних лично встретился с капитанами, осмотрел предполагаемые судна еще до заключения сделки и остался доволен. Что заставило самих голландцев пойти на этот шаг лично мне интересно не было, но вот уйдут они явно в мое отсутствие, так что я подстраховался, как мог. Хоть все отправляющиеся к дальним берегам и считаются преступниками, но это мои преступники, и сопровождать их будут мои моряки и солдаты. Так что торжественно вручив приказ об обязательном питье и употребление в пищу того, что я велел закупить и на корабли загрузить, я заочно попрощался со всеми участниками экспедиции. Если не полные кретины, то не будут приказ игнорировать и выживут, чего нельзя с уверенностью сказать об голландцах.