Новая земля
Шрифт:
"Какъ намъ относиться къ этому факту? Нужно отнестись къ этому, какъ вообще мужчины относятся къ подобнымъ вещамъ", сказалъ Паульсбергъ.
Въ это время адвокатъ Гранде спросилъ Гольдевина:
"Вы были, вроятно, сегодня въ Стортинг?"
"Да".
"Такъ что вы знаете результатъ. Каково ваше мнніе?"
"Я этого не могу вамъ сказать въ двухъ словахъ", отвчалъ онъ, улыбаясь.
"Онъ вдь не слдилъ подробно за этимъ дломъ, онъ недавно пріхалъ сюда", замтила фру Паульсбергъ благосклонно,
"Слдилъ? Слдилъ ли онъ за этимъ? На этотъ счетъ вы можете бытъ покойны", воскликнулъ адвокатъ. "Мы часто объ этомъ уже съ нимъ говорили".
Споръ продолжался. Мильде
"Ну, господинъ Гольдевинъ, то, что произошло сегодня, васъ не поразило?" спросилъ Паульсбергъ, тоже желая быть благосклоннымъ. "Къ своему стыду я долженъ признаться, что я весь день ругался и проклиналъ".
"Вотъ какъ?" — сказалъ Гольдевинъ.
"Разв вы не слышите, что Паульсбергъ васъ спрашиваетъ, поразило ли это васъ?" спросилъ журналистъ рзко и коротко черезъ столъ.
Гольдевинъ только спокойно улыбнулся и пробормоталъ:
"Поразило? Да, каждый иметъ свое мнніе въ такихъ случаяхъ. Но это сегодняшнее ршеніе не было для меня неожиданнымъ; въ моихъ глазахъ это было лишь послдней формальностью"."Ахъ, вы, пессимистъ?"
"Нтъ, нтъ, вы ошибаетесь, я не пессимистъ".
Пауза.
Паульсбергъ ждалъ, что онъ еще что-нибудь скажетъ, но онъ больше ничего не сказалъ.
Принесли пиво, бутерброды, а затмъ и кофе. Гольдевинъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ бросить взглядъ на присутствующихъ; онъ встртилъ взглядъ Агаты, который кротко покоился на немъ, и это такъ подйствовало на него, что онъ сразу высказалъ все, что думалъ:
"А разв для васъ въ город ршеніе сегодня было такимъ неожиданнымъ?" И такъ какъ онъ на это получилъ полуутвердительные отвты, онъ долженъ былъ продолжать, чтобъ высказаться ясне: "Мн кажется, оно стоитъ въ прямомъ соотношеніи со всмъ остальнымъ нашимъ положеніемъ. Люди говорятъ такъ: ну вотъ теперь у насъ есть свобода, государственное право доставило намъ ее, теперь будемъ ею наслаждаться. И они ложатся и отдыхаютъ. Сыны Норвегіи стали "барами и хорошими мужьями".
Съ этимъ вс согласились. Паульсбергъ кивнулъ головой, — этотъ феноменъ изъ деревни, былъ, можетъ быть, не совсмъ глупъ. Но теперь онъ опять замолчалъ, упорно замолчалъ.
Однако адвокатъ снова вывелъ его изъ этого состоянія, спросивъ:
"Когда я васъ въ первый разъ встртилъ въ Гранд, вы утъерждали, что не нужно ничего и никогда забывать, никогда не нужно прощать. Это вашъ принципъ, или же…"
"Да, вы, вы, молодежь, должны помнить разочарованіе, которое вы пережили сегодня и никогда его не забывать. У васъ было довріе къ человку, и человкъ этотъ обманулъ ваше довріе; этого вы не должны ему забывать. Нтъ, не нужно прощать, нужно отомстить. Я видлъ разъ какъ обращались съ лошадьми отъ омнибуса въ одной католической стран, во Франціи. Кучеръ сидитъ высоко на своихъ козлахъ и бьетъ, бьетъ своимъ длиннымъ хлыстомъ, но ничего не помогаетъ, — лошади скользятъ, он не могутъ устоять; несмотря на то, что гвозди подковъ врзаются въ землю, он не могутъ сдвинуться съ мста. Кучеръ слзаетъ, переворачиваетъ хлыстъ и пускаетъ въ ходъ ручку хлыста; онъ бьетъ лошадей по ихъ жесткимъ спинамъ, лошади опять тащутъ, падаютъ, поднимаются и снова тянутъ.
Кучеръ разсвирплъ, потому что все больше и больше собирается народу, смотрятъ на его замшательство, онъ бьетъ лошадей между глазъ, онъ отходитъ и снова бьетъ между задними ногами, между ногами, гд всего больне; лошади метались и скользили, и снова падали, какъ бы прося о пощад… Я три раза протискивался, чтобъ схватить кучера, и вс три раза я былъ оттиснутъ массой людей, не желавшихъ уступить свои хорошія мста. У меня не было револьвера, я ничего не могъ сдлать. Я стоялъ съ перочиннымъ ножикомъ въ рук и призывалъ Бога и всхъ чертей на этого кучера. Я молилъ, какъ никогда въ жизни, о мученіи, о вчныхъ страданіяхъ въ жизни и посл смерти для этого человка. Я молился и просилъ о томъ, чтобы меня услышали. Около меня стоитъ человкъ — женщина; она монашенка и носитъ крестъ Христа на плать; она говоритъ мн кротко: "Ахъ, нтъ, господинъ, какъ вы гршите! Богъ милосердъ, Онъ все прощаетъ". Я оборачиваюсь къ этой безконечно жестокой женщин, смотрю на нее и не говорю ей ни слова, я только смотрю на нее и плюю ей въ лицо"…
Это развеселило всхъ.
"Въ лицо, какъ? — Но что же изъ этого вышло? Чортъ возьми! какъ же вы выпутались?"
"Я былъ арестованъ… Но вотъ, что я хотлъ сказать: не нужно прощать, это такъ жестоко, это значитъ не признавать никакого права. За благодяніе нужно платить благодяніемъ, за зло нужно мстить, — если получаешь ударъ по правой щек и прощаешь и, кром того, подставляешь лвую, то тогда добродтель теряетъ свое значеніе… Посмотрите, сегодняшній результатъ въ Стортинг находится вн всякой связи съ тмъ положеніемъ, въ которомъ мы находимся. Мы прощаемъ и забываемъ вроломство нашихъ вожаковъ и извиняемъ ихъ колебаніе и слабость по отношенію къ ршеніямъ. Наша молодежь должна выступить, молодая Норвегія, сила и гнвъ. Но молодежь не выступаетъ, мы наклеили на нее псалмы и всякія квакерскія изреченія о вчномъ Мир. Мы учили ее смотрть на все съ кротостью и снисходительностью и преклоняться передъ тми, кто достигъ высшей степени безпомощности. И вотъ наша молодежь уже взрослая и бодрая, шести футовъ ростомъ, стоитъ и сосетъ свою бутылочку, становится кроткой и жиретъ: ударяютъ ихъ по одной щек, они, извиняясь, подставляютъ другую, держа кулаки въ карман…"
Рчь Гольдевина не возбуждала остраго вниманія, его просто только разсматривали; онъ сидлъ съ спокойнымъ лицомъ, какъ всегда, и говорилъ слова безъ воодушевленія; его глаза горли, руки его дрожали. Онъ какъ-то неловко сложилъ ихъ и такъ сжималъ пальцы, что они хрустли, но онъ никогда не возвышалъ голоса. Въ общемъ, онъ имлъ неважный видъ: на немъ былъ пристяжной воротникъ, воротникъ вмст съ галстухомъ сдвинулся на бокъ и просвчивала голубая бумажная рубашка, но ничего этого онъ не замчалъ. Его сдая борода падала ему на грудь.
Журналистъ кивнулъ и замтилъ своему сосду:
"Недурно, онъ почти одинъ изъ нашихъ".
Ларсъ Паульсбергъ сказалъ шутя и все еще благосклонно:
"Да, какъ я уже говорилъ, я ничего другого не длалъ, какъ полдня ругался, такъ что я внесъ свою дань негодованія".
Адвокатъ Гранде между тмъ радовался, что ему пришло въ голову привести съ собой Гольдевина; онъ еще разъ разсказалъ Мильде, какимъ образомъ все это произошло. "Я подумалъ, что здсь, вроятно, не очень-то интересно, и вотъ я встртилъ этого человка около двери Тиволи; онъ стоялъ тамъ одинъ, и мн стало его жалко…"
Мильде началъ говорилъ:
"Вы говорите о положеніи, въ которомъ мы вс находимся, но думаете ли вы, что мы во всхъ отношеніяхъ страдаемъ безсиліемъ и малокровіемъ? Тогда вы глубоко ошибаетесь…"
Гольдевинъ улыбнулся и прервалъ его:
"Нтъ, этого я не думаю".
"Да что же вы думаете? Нельзя говорить о молодежи, которая такъ богата талантами, какъ наша, что эта молодежь безсильна. Чортъ возьми, можетъ быть никогда не было такого обилія талантовъ, какъ теперь въ нашей молодежи".