Новая земля
Шрифт:
ГЛАВА III
Тидеманъ направился на набережную въ складъ Генрихсена; онъ зналъ, что въ это время Олэ тамъ. Тидеману было за тридцать; у него были темные волосы и борода, но виски уже начинали сдть, и каріе глаза смотрли съ усталымъ выраженіемъ. Когда онъ тихо сидлъ и молчалъ, его тяжелыя вки поднимались и опускались, какъ будто онъ боролся со сномъ.
Онъ слылъ на очень основательнаго длового человка, былъ женатъ уже четыре года и имлъ двоихъ дтей.
Его бракъ начался самымъ лучшимъ образомъ, и прекрасныя отношенія между супругами не прекращались и до сихъ поръ, хотя людямъ это казалось непонятнымъ. Тидеманъ самъ не скрывалъ своего удивленія, что жена его любитъ. Онъ слишкомъ долго былъ холостымъ, черезчуръ много путешествовалъ, черезчуръ много жилъ по гостиницамъ — это онъ самъ говорилъ. Онъ любилъ звонить, когда ему что-нибудь нужно; онъ требовалъ обдъ въ непривычное время дня, когда это ему нравилось, не обращая вниманія на обденные часы. И Тидеманъ пускался въ подробности; такъ, напримръ, онъ не переносилъ, чтобъ жена наливала ему супъ; какъ могла его жена при всемъ своемъ добромъ желаніи догадаться, сколько ему нужно супу? А съ другой стороны, госпожа Ханка, артистическая натура двадцати двухъ лтъ, полная любви и жизни и смлая, какъ юноша, фру Ханка обладала большими способностями и жаждой знанія; она была желаннымъ гостемъ во всхъ собраніяхъ молодежи, будь то въ залахъ, или просто въ кружкахъ, и никто, или очень немногіе могли ей противостоять. Во всякомъ случа, у нея не было любви къ семейной жизни, къ домашнимъ работамъ; но она была здсь не при чемъ, это было, къ сожалнію, въ самомъ ея характер. Этотъ постоянный уходъ то за однимъ ребенкомъ, то за другимъ, въ теченіе двухъ лтъ, приводилъ ее въ отчаяніе. Боже мой, вдь она сама была еще почти ребенокъ, полна жизни и безразсудства; молодость ея была впереди.
Она боролась съ собой нкоторое время; но это, наконецъ, зашло такъ далеко, что молодая женщина плакала вс ночи напролетъ, но посл объясненія, происшедшаго, наконецъ, въ прошломъ году между супругами, фру Ханк больше не нужно было принуждать себя…
Тидеманъ вошелъ въ складъ. Холоднымъ, кисловатымъ запахомъ товаровъ изъ южныхъ странъ повяло на него, запахомъ кофе, масла и вина. Высокіе ряды ящиковъ съ чаемъ, связки корицы, зашитыя въ кору, фрукты, рисъ, пряности, цлыя горы мшковъ съ мукой, — все это лежало сверху до низу въ опредленномъ порядк. Въ одномъ углу былъ спускъ въ погребъ, гд поблескивала въ полумрак посуда съ виномъ, съ мдными дощечками, указывавшими годъ выпуска вина, и гд громадные металлическіе сосуды съ масломъ были замурованы въ стну. Тидеманъ поклонился всмъ служащимъ, прошелъ черезъ помщеніе и взглянулъ черезъ круглое окошечко въ контору. Тамъ сидлъ Олэ и просматривалъ счетъ, написанный мломъ на доск. Олэ сейчасъ же оставилъ доску и пошелъ навстрчу своему другу.
Они были знакомы съ дтства, вмст были въ академіи и вмст провели лучшіе дни. И сдлавшись коллегами и конкурентами, они навщали другъ друга, какъ только это позволяла имъ ихъ работа; они не завидовали другъ другу, серьезное отношеніе къ длу сдлало ихъ смлыми и предпріимчивыми, они имли дло съ нагруженными кораблями, у нихъ постоянно были большія суммы передъ глазами, поразительный успхъ или грандіозное разореніе.
Тидеманъ любовался однажды маленькимъ катеромъ, принадлежавшимъ Олэ. Это было два года тому назадъ, когда стало извстно, что фирма Тидемана потерпла большую потерю на вывоз рыбы. Катеръ стоялъ около склада Генрихсена и обращалъ своей красотой общее вниманіе. Верхушка мачты была позолочена.
Тидеманъ сказалъ:
"Мн кажется, что я никогда не видлъ такой красивой штучки".
На это Олэ Генрихсенъ скромно отвтилъ:
"Охъ, если бъ я хотлъ его продать, я бы не получилъ бы за него и тысячи кронъ!"
"Я даю теб тысячу", предложилъ Тидеманъ.
Пауза. Олэ улыбнулся.
"Сейчасъ, немедленно?" спросилъ онъ.
"Да, случайно я это могу". При этомъ Тидеманъ берется за карманъ и платитъ деньги.
Это происходило на склад, гд были вс служащіе; они смялись, шептались, разводили руками отъ удивленія. Тидеманъ ушелъ.
Нсколько дней спустя приходитъ Олэ къ Тидеману и говоритъ:
"Ты бы не взялъ двухъ тысячъ за катеръ?"
"А деньги при теб?"
"Да, случайно".
"Давай ихъ!" сказалъ Тидеманъ.
И катеръ снова сталъ принадлежать Олэ. Теперь Тидеманъ пошелъ къ Олэ, чтобъ провести съ нимъ часокъ. Оба друга уже боле не были дтьми. Они обращались другъ съ другомъ съ изысканной вжливостью и были искренно преданы другъ другу. Олэ беретъ шляпу и трость Тидемана и кладетъ ихъ на конторку, предлагая Тидеману мсто на маленькомъ двухмстномъ диван.
"Что я могу теб предложить?" — спрашиваетъ онъ его.
"Благодарю, ничего", — отвчаетъ Тидеманъ: "я только что изъ Гранда, гд я обдалъ".
Олэ подвинулъ къ нему плоскій тоненькій ящичекъ съ гаванскими сигарами и все-таки спросилъ:
"Можетъ быть, стаканчикъ 1812 года?"
"Да, отъ этого я не откажусь, но вдь ты долженъ притащить его изъ погреба; это черезчуръ хлопотно".
"Помилуй, это пустяки".
Олэ принесъ бутылку изъ погреба; нельзя было разобратъ, изъ чего она сдлана; толстый слой пыли покрывалъ бутылку, такъ что стекло имло видъ грубой матеріи. Вино было холодное, и на стекл выступали капли, а Олэ сказалъ:
"За твое здоровье, Андрей!"
Они выпили. Наступила пауза.
"Я, собственно говоря, пришелъ, чтобъ поздравить тебя", сказалъ Тидеманъ. "Мн никогда не удавалось устроить подобнаго дльца!"
И на самомъ дл Олэ Генрихоенъ сдлалъ удачное дло; онъ самъ говорилъ, что это, собственно, не было его заслугой; просто ему повезло. А если уже непремнно нужно говорить о заслуг, то она принадлежитъ не только ему одному, но всей фирм. За операцію въ Лондон онъ долженъ благодарить своего агента. Дло же произошло слдующимъ образомъ: торговый корабль "Конкордія" шелъ наполовину нагруженный кофе изъ Ріо и направлялся вокругъ Сенегамбіи въ Батурстъ, чтобы захватить партію кожъ; въ декабрьскія бури пошелъ дальше, у свернаго берега Нормандіи началъ течь, и былъ введенъ на буксир въ Плимутъ, какъ потерпвшій крушеніе. Весь грузъ былъ подмоченъ; половина была кофе. Этотъ испорченный кофе былъ промытъ, привезенъ въ Лондонъ и предназначенъ въ продажу, но продать его было немыслимо; морская вода и кожи сдлали его негоднымъ. Владлецъ предпринималъ сотни попытокъ, сталъ примнять краски, берлинскую лазурь, индиго, куркуму, хромъ желтый, мдный купоросъ, перетряхивалъ въ бочкахъ кофе вмст съ свинцовыми пулями, но ничего не помогало, и ему пришлось нести кофе на аукціонъ. Агентъ Генрихсена сдлалъ все, что могъ: тотчасъ же нашелся, предложилъ пустяшную цну, и кофе былъ оставленъ за нимъ. Тогда Олэ Генрихсенъ похалъ въ Лондонъ и сталъ примнять къ кофе всевозможныя средства, отмылъ свинцовую краску, прополоскалъ основательно и далъ вторично просохнуть. Наконецъ, онъ веллъ поджарить всю партію и запаковать въ громадные цинковые ящики, которые были герметически закупорены. Эти ящики стояли цлый мсяцъ нетронутыми, потомъ они были перевезены въ Норвегію, гд ихъ перенесли въ складъ; ящики одинъ за другимъ открывались, и кофе быстро продавался, — онъ казался совсмъ свжимъ, и фирма Генрихсена заработала на этомъ дл громадныя деньги.
Тидеманъ сказалъ:
"Я узналъ объ этомъ нсколько дней тому назадъ и долженъ признаться, я восхищался тобою".
"Моя мысль о томъ, чтобы поджаритъ кофе, была удачна, и, благодаря этой хитрости, оно надлило его влагу, а все остальное…"
"Но вдь ты самъ былъ заинтересованъ въ результат".
"Да, этого я не могу отрицать".
"А твой отецъ, что онъ сказалъ?"
"Онъ узналъ объ этомъ позже всхъ. Нтъ, я не могъ посвятить его въ это дло, я думаю, онъ оттолкнулъ бы меня, лишилъ бы меня наслдства, хе-хе-хе."
Тидеманъ посмотрлъ на него.
"Гмъ, это все очень хорошо, Олэ. Но если ты хочешь приписать половину заслуги въ этомъ дл своему отцу, фирм, то ты не долженъ въ то же самое время разсказывать, что твой отецъ узналъ объ этомъ позже всхъ".
"Ну, хорошо, теперь все равно".
Въ это время вошелъ служащій и принесъ еще доску, на которой были написаны счета; онъ снялъ шляпу, поклонился, положилъ доску на конторку, снова поклонился и вышелъ. Въ то же время кто-то позвонилъ въ телефонъ.
"Извини меня на минутку, Андрей, я хочу только… Это, врно, просто заказъ."
Олэ подписалъ ордеръ, позвонилъ и отдалъ его служащему.
"Я теб только мшаю," сказалъ Тидеманъ.
"Вотъ здсь дв доски: возьмемъ каждый по одной, я теб помогу."
"Нтъ, ни въ какомъ случа," возразилъ Олэ: "недостаетъ, чтобы ты слъ и работалъ за счетами".
Но Тидеманъ уже началъ. Эти странные штрихи и знаки въ пятьдесятъ рубрикъ ему были прекрасно знакомы, и онъ длалъ подсчеты на клочк бумаги. Оня стояли по обимъ сторонамъ бюро и по временамъ перебрасывались шуткой.