Новые небеса
Шрифт:
Келиан развернулась к нему вместе со своим крутящимся креслом. Энди занял место соседа Кели -- работа уже закончилась, мониторы погасли, и большинство ребят разбрелось...
– Откуда ты знаешь?
Парень молча кивнул на табличку над ее столом. "Келиан Инэй". Ну да, сложно догадаться...
Сейчас скажет "ты мне нравишься" или "может, встретимся вечером?" Нельзя сказать, чтобы Кели этого не хотелось. У нее до сих пор не было никаких парней. Вообще-то даже стыдно. Все девчонки в классе давно переспали с парнями, кроме, разве что Лис, потому что она лесби и спит только с бабами. Но на Кели никто никогда не обращал внимания. Дома, конечно, обращали, подстерегали даже в подъезде, дебилы... А в школе -- в школе она была никто.
Здесь все иначе. Вот и парень ею интересуется. Вполне приличный, хотя и лопоухий. Старше ее намного, выше, даже мышцы вон накачал. Келиан оценивающе смотрела на Энди. Тот спросил.
– Ты стихи пишешь?
– А это ты откуда знаешь?
– А вот знаю. Покажешь?
– Свяжемся с моего компа -- покажу... я вообще-то рейк люблю, - призналась Кели, - например, Ликана. Мне кажется, я могла бы писать песни. У меня музыка все время в голове... такая... ритм.
Она забарабанила тонкими пальцами по серой изогнутой столешнице.
– А играть училась на чем-нибудь?
– Ну откуда?
– А меня предки на инструмент отдали... на флейту. И то три года ныли, что дорого. А я музыку вообще не люблю, я рисую, сам учился... не, рейк я тоже люблю -- послушать.
Помещение уже почти опустело. За линией компьютеров уборщица загремела своей тележкой.
– Пошли, - Энди поднялся. Уже в дверях он сказал негромко.
– У меня к тебе дело есть, Кели. Надо встретиться, поговорить. Чтобы никто не слышал. Давай в переходе сегодня, в пять часов?
По крайней мере, это было жилое помещение. Киба устал от стерильно-белых стен, от кафеля, от всепроникающего света атрайда. Здесь он тоже оказался запертым -- но хоть в обычной человеческой комнате -- дешевые кресла, стол со стульями, телевизор, незначительный бардак: покрывало съехало с дивана, в комнате слегка накурено, и окурки натыканы в грязный подоконник.
Киба открыл форточку. Какой это этаж ? Высоко, двор внизу казался пятачком, облачность и вышки соседних небоскребов заслоняли обзор.
Телевизор он не стал включать -- в атрайде просмотр телепрограмм считался частью лечебного процесса. Для него, по крайней мере. Из печатной продукции в комнате обнаружился только иллюстрированный "Защитник" за прошлый год. Киба бездумно полистал журнал. Похоже, выпускали его для вангалов. Или для офицеров, недалеко ушедших в развитии от своих слабоумных подчиненных. Почти исключительно картинки либо отфотошопленные фотографии. Качественные, яркие, цветные. Что интересно, вангалов на фотографиях практически не было. Мощные воины, в полной выкладке -- или в майках, с бицепсами; но лица не вангальские, красивые лица, с большими голубыми глазами. Готановский Белокурый Зверь. Были красивые девушки, дарайки в очень открытых костюмах или же туземки -- Лей-Вей, килнианки -- почти голые. Разнообразное оружие, мини-танки для штурма через Медиану. Снимки боев в Медиане -- как, проклятый раздери, красиво, и как страшно! Многоцветье и разнообразие поля смерти... Подписи под фотографиями прямо-таки умиляли. Похоже, действительно для вангалов. Вот только все-таки, вздохнул Киба, неплохо было бы и для вангалов писать без грамматических ошибок...
Ему попался один снимок с дейтринами. Скорее все-таки рисованная картинка. Утрированные расовые черты -- скулы, узкие подбородки; зверское выражение лица. Даже позы нечеловеческие. Киба вспомнил Холена, организовавшего побег. Вполне интеллигентное лицо, тонкое, внимательные и глубокие серые глаза. Да и вообще все дейтрины -- нормальные люди... за каких же идиотов нас держат -- он с отвращением отбросил журнал.
Впрочем -- не на тот социальный слой рассчитано. Для таких, как ты, мэрфел, пропаганда ведется иначе. Внезапно щелкнул замок в двери -- Киба вздрогнул и вскочил, от мгновенного головокружения схватился за стену. В комнату вошел незнакомец в черной маске-шапочке, из прорезей посверкивали стальным зеркалом серые глаза. Маска скрывала лицо, но по очертаниям скул угадывалась дейтрийская раса.
– Здравствуйте, мэрфел. Рад вас видеть!
Черные перчатки аккуратно положил на полочку у двери. Повесил плащ. Протянул руку биофизику -- рукопожатие оказалось крепким и уверенным.
– Давайте пройдем на кухню и поставим кофе. Я бы не отказался от чашечки. Ну как вы себя чувствуете?
– Свободой пока не пахнет, - Киба вздернул бороду, - пока что я продолжаю быть запертым.
– Всему свое время, мэрфел, - засмеялся дейтрин, - мы договоримся с вами, и я постараюсь обеспечить вашу безопасность, а затем -- как было условлено, ваше перемещение на Триму. Но идемте же в кухню!
Сегодня после завтрака состоялась беседа с наблюдающим психологом. Тот выразил неудовольствие тестами и состоянием Кибы -- чего и следовало ожидать. У Кибы все еще сохранялась опасная ориентация на сверхценности и тенденции к саморазрушению. Все это даже усилилось -- Киба подозревал, что после разговора с дейтрином, но сумел свои подозрения удержать при себе. Психолог сообщил, что следующий плановый курс лечения, вероятно, будет усилен новым препаратом. Киба почти упал духом.
В первый год, будучи наивным глупцом, он верил, что это -- ненадолго. В атрайде держат до выздоровления. Киба не собирался, подобно героям древности или пленным дейтринам мужественно бороться за убеждения. Он придерживался точки зрения, что убеждений -- собственно, убеждений, идеалов -- у ученого быть не должно. Догматик немедленно перестает быть ученым, для догматика истина выше фактов. Ученый всегда может в соответствии с новопоступившими фактами пересмотреть истину. В данный момент факты позволяли предположить некоторые вещи относительно свойств человека-творца. Но завтра он может найти другие факты -- следовательно, теорию, которую он в данный момент считает правильной, нельзя догматизировать.
Киба не видел ничего дурного и в том, чтобы солгать ради собственной свободы.
Солгать -- просто не удалось. Он всегда был плохим актером. А у них -- надежные детекторы лжи, у них -- целый арсенал манипулятивных средств. Киба написал статью, опровергающую собственные выводы, подтверждающую теорию расовой дифференциации -- мучаясь, но написал. Лишь бы выпустили. Он обещал, что никогда больше не будет заниматься этим вопросом. В принципе не будет. Но его стали спрашивать -- а чем он тогда будет заниматься? И -- как?
Киба понял, что совершил непростительное. И что теперь -- возраст уже преклонный -- единственный вариант для него выйти отсюда -- в Колыбель. Благо, на территории атрайда имелся собственный центр эвтаназии. Но Киба хотел жить. Он планировал прожить еще лет тридцать; вести полноценную интеллектуальную деятельность; геронтология и собственное здоровье это позволят.
Как у взбунтовавшихся, желающих жить и ушедших в бродяжничество пожилых сиббов, у Кибы всего лишь вызывали желание покончить с собой. После "курсов лечения" становилось особенно плохо. И теперь еще новый препарат... Киба шел по коридору в сопровождении охранника и мрачно думал, что в конце концов вызвать у человека желание смерти можно проще -- достаточно сильные пытки у кого угодно вызовут это желание. Но ведь у нас гуманизм и свобода. Пытки запрещены (в отличие от лечебных процедур), прямое требование идти в Колыбель -- запрещено по закону, нарушитель платит штраф либо даже сам попадает в атрайд. Поэтому хвост у кошки будут отрезать по частям...