Новый год в октябре
Шрифт:
– Что ты городишь?! – не удержался Прошин. – Приемник – банальность. Фильтр, выделяющий сигнал на уровне шума.
– Он мне еще объясняет, корифей, – сказал Авдеев с отвращением мастера к школяру. Только к чему вы придете? Модернизация существующего.
– Друг, – сказал Прошин, –не надувай щеки. Будто ты знаешь нечто в корне новое.
– Знаю! – Авдеев запнулся, усердно проворачивая в голове какую–то мысль.– Хорошо, – начал он, – расскажу. Все равно украсть решение ты не сможешь. Слушай. Я вытянул лотерейный билет. Нашел… частоту излучения больной клетки с изотопом… ну, неважно каким. Усек? Не частоту излучения изотопа как такового, а частоту переизлучения… клетки. Правда надо знать какой дозой ее возбудить, когда замерять частоту…
– Не может быть…
– Может, Леха. Как это… Есть многое на свете, друг Горацио, что заглушают грохотом оваций… Н–да. Но как и чего – ша! Молчок!
– Значит, – сказал Прошин, – теперь мы должны сдвинуть частоту в приемнике?
– И еще кое–что, – поддакнул Авдеев. – И прекрасненько будем знать, где злокачественно и где это… все путем. Но как уловить частоту – черт не догадается! Лотерея.
– А как? – напряженно спросил Прошин и проклял себя за такой дешевый вопрос.
– А… – Коля смешливо сморщил нос. – Стырить хочешь? Не выйдет! – Он покосился на бутылку и щелкнул по ней пальцами. – Я это дело бросаю. И частота у меня тут…– Он наклонил голову и долго стучал по ней кулаком. – И потому, хоть расколи мне черепушку, ничего оттуда не выскочит! Я сам! Сам! Мне тоже жить охота. А с тебя моей кандидатской довольно. Отцапал в свое время халяву. Теперь и я пробиваться начну. В кандидаты, в доктора… Хотя чего там – сразу в доктора! Открытие… как пить дать… сразу степень, премия… Пора мне уж…
– Стоп, – проговорил Прошин. – Пусть все, сказанное тобой, правда. Теперь мы знаем, где что находится. А дальше? Как этот клад изъять?
– А на это, – отозвался Авдеев весело, – на это есть врачи, и ихние мозги пусть шевелятся и болят. А они додумаются, не боись! А я… мне достаточно. Открытие, врубился? – Он погрозил пальцем. – Э–э, ты, верно, опять купить меня хочешь? Не выйдет, Леха, я ж говорю: ты свое получил. Шабаш. Ты, Михайлов…
Раньше Авдеев работал у Михайлова.
– Михайлов? – насмешливо переспросил Прошин, – Он–то при чем?
– Жулье страшенное! – поделился Коля. – Он тоже, как ты. Любит на чужом ручонки погреть. И отдохнуть за госсчет. Тоже гнилая рыба. Собственно, вас двое таких в институте. Остальные, слава Богу, приличный народ… В Латвию скоро едет Михайлов–то…
– Чего ему там?
– Как чего? – удивился Авдеев. – Развеяться. Готика. Костелы. Древние улочки Риги.
Аппаратура к тому же у тамошних заказчиков барахлит… Не истек срок гарантии. И ответственный кадр едет… Разбираться, ха–ха!
– Он… специально допустил брак? – лениво спросил Прошин.
– Безусловно… – развел руками Авдеев. – Это такая скотина… Как ты.
– Полегче, – добродушно предупредил Прошин. – И какой брак?
– Элементарно! – с пьяной откровенностью поведал Коля. – Система проще ночного горшка : у них в приборе кассетные платы, втыкаем туда одну технологическую, без лака – это вместо заводской… все дела. А там туманы в Латвии, туманы. Балтика. Ну! Влажность воздуха, как говорят синоптики. И все параметры платы через годик тю–тю…
– Ерунда, – медленно сказал Прошин. – И впредь не надо сплетен. Нужна Михайлову Латвия! Он в Австралию ехать не хочет – мне предлагал… Текучка, говорит, запар, ничего не успеваю…
– Значит у вас общие дела, – резюмировал Коля. – Какой запар? Вечный кайф, и покой от него ему только снится. Ты мне на мозги макароны не вешай… Если едешь ты, значит, Михайлов у тебя в кармане брюк. Купил, значит, ты его. И давно пора. Он наглый, но глупый. А ты… У, кобра очкастая… – И он сделал Прошину «козу».
Тот невольно улыбнулся.
– Слушай, Авдеев… А ты не спросил себя, почему это я вдруг начал приглашать вашу милость в гости?
Авдеев насторожился.
– Ну… – опасливо произнес он. – Чего такое?
– Видишь ли… – Прошин убирал со стола. – Ты, конечно, начнешь сейчас ныть о моем коварстве, но заранее предупреждаю: не стоит. Ошибешься. Так вот. Увольняют тебя, Коля. Серега все–таки стукнул, видимо… Но увольняют, мягко, по сокращению штатов…
Авдеев буквально закачался в кресле.
– Врешь! – прохрипел он. – Врешь!
– Да не волнуйся, – благодушно продолжал Прошин. – Друзей не забываю. Вытащу.
Авдеев шарил растерянными глазами по комнате.
– Я это… – говорил он. – К Бегунову… На прием…
– Заткнись! – Прошин слабо стукнул его ладонью по щеке. – Ты думаешь, что я загорелся выудить у тебя заветную частоту? Нет. Она твоя, и знать ее не хочу. Речь о другом. Ты избил Глинского и, чтобы не плел начальству о победе над раком, слушать тебя никто не соблаговолит. Начальство – оно твердолобое, недоверчивое, мыслит конкретными категориями и фактами. Факт такой: пьяная драка. Позор! Но мы все исправим. Кое–кому сверху нужны расчеты, совпадающие с проектом многоячеечного датчика. Скажу более: потому что этому кое–кому нужен многоячеечный датчик. Это большое желание большого начальства. И ты пойдешь навстречу и начальству и желанию. То есть подобные расчеты – твой спасательный круг. И пока ты над ними потеешь, никто на тебя и дыхнуть не посмеет, будь уверен!
– Что за расчеты? – спросил Авдеев удивительно трезво. – Тебе нужна докторская?
– Фи, какие мы подозрительные, – присвистнул Прошин. – Эка, хватил! Разве это тянет на докторскую?
– Да,– сказал Авдеев в раздумье. – Для докторской… хило.
– Уже хорошо. Едем дальше. Завтра ты убеждаешь всех в нерациональности сканирующего датчика. Дело это сложное, но ты гений и потому как там… пусть твои мозги шевелятся и болят, ага? Я пытался сделать такой ход сам, не впутывая тебя в махинации и не портя тебе нервы, но у меня не вышло. Предлога не нашел. Сер я. Как штаны грузчика.