"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
Лаке не сдавался. На следующий день он отправился в редакцию «Центральной немецкой газеты» и
продолжил свои расспросы. В конце концов его направили по правильному адресу — в районный отдел
НКВД, а оттуда — в Отдел виз и регистрации московской милиции. Там поход по бюрократическим
инстанциям получил свое печальное завершение — выглядевшему слишком шикарно иностранцу было
объявлено, что Советский Союз не предоставляет политического убежища буржуям.
Тем временем закончился и срок пребывания в Москве, предусмотренный туром, и деньги, которые ушли на
оплату трех дополнительных ночевок в гостинице. Истекал и срок действия советской визы, которая стояла в
германском паспорте. Неизвестно, читал ли наш герой о пешем походе, который предпринял Лев Толстой
накануне своей смерти, но он решился на отчаянный шаг. Без рублей и документов, без карты местности и
запаса продуктов, почти без знания русского языка он пошел пешком по России.
Именно так — пошел по России, в надежде на то, что по пути найдутся добрые люди, которые приютят,
накормят, дадут работу. Единственное место, с которым Лаке хоть как-то мог связать свое советское
будущее, был колхоз «Путь Ильича». Он точно помнил, что к нему они добирались по Ярославскому шоссе.
Вот по этому шоссе,
228
ведущему точно на север, и отправился изгой Третьего рейха. Утром 29 сентября он сдал свои вещи в камеру
хранения гостиницы, захватил с собой портфель с блокнотом и словарями — и был таков.
Первый день и первая ночь не принесли с собой особых приключений. Выйдя за пределы Москвы, Лаке
решил идти не по дороге, а полями, держа направление на север. Переночевав в стогу сена, он двинулся
дальше, решив, что если уж не найдет заветного колхоза, то рано или поздно упрется в Волгу, а там
находится большой город, названный в честь «всесоюзного старосты» Михаила Калинина — в месте с таким
добрым названием ему наверняка не откажут в помощи.
В конечном счете Лаке оказался невольной жертвой индустриализации Советского Союза — не первой и не
последней. На его пути раскинулось огромное водохранилище, входившее в систему канала Москва-Волга,
только что открытого для судоходства. Оказавшись на берегу рукотворного моря, наш герой решил не
отказываться от избранного направления, а найти пути переправы. Он добрался до ближайшей пристани и на
ломаном русском языке рассказал, куда и зачем идет. В очередной раз на свет было извлечено изложение
сути дела, которое немец тщательно подготовил и записал на листке из гостиничного блокнота. Вот оно:
«Я хочу передавать меня русская милиция, так как я немец не хочу возвращаться в Германию. Я еврей и был
знаком с нееврейским девушкой. Кто-нибудь хотел доносить милиция. Поэтому мне невозможно было
проживать дома последние дни в Берлине, так как я боялся, что полиция немецкая идет арестовать меня. Ну
я не слышал ничего из Берлина и думал, что все в порядке и хотел возвращаться, когда я нашел почтовую
карточку моего друга, что милиция была дома и хотела арестовать меня. Я употребляю все усилия быть
благодарным для этого радушия».
В свою очередь, сердобольные старушки на пристани начертали на том же листке пару слов, соревнуясь с
неожиданным собеседником в грамотности: «Параход идет до самого Пирогов посатка в 5 часов». Но Лаке
решил не ждать до вечера. Он вновь пошел по берегу, решив обойти Пестовское водохранилище, и вскоре
оказался в зоне, куда местные жители предпочитали не заходить. Это были владения Дмит-лага — одного из
островов «архипелага ГУЛАГ», заключенные которого и построили «гордость социалистической
реконструкции» — канал Москва-Волга. Вряд ли на глаза Лаксу попалась заметка в газете «Франкфуртер
Цайтунг», увидевшей свет за несколько недель до его отъезда из Германии. В ней говорилось буквально
следующее: «По сей день еще можно видеть на зеленых берегах канала лагеря для арестованных с колючей
проволокой и сторожевыми дозорами... Долгое
229
время путешественники "Интуриста" еще будут наталкиваться здесь на картины, от которых начинает
щемить сердце». Корреспондент газеты Герман Перцген оказался настоящим провидцем.
Дальнейшее действие развивалось как в настоящем триллере. Бредущего по берегу иностранца в отличном
костюме и с портфелем заметили с катера водной охраны. Его вид был настолько необычен, что его приняли
за артиста, не снявшего грима и не вышедшего из образа — неподалеку находился Дом отдыха Московского
художественного театра. Тем временем Ганс Лаке увидел на берегу лодку и четверых человек вокруг нее, по
виду похожих на крестьян. Лихорадочно листая словари, он сумел умолить их переправить его на тот берег
водохранилища. Уже в лодке Лаке в очередной раз рассказал свою историю и попросил о ночлеге.
Сердобольные попутчики дали ему немного черного хлеба и объяснили ситуацию: они не крестьяне, а
заключенные, и едут не в деревню, а в лагерь.
Наш герой был уже не в том состоянии, чтобы чему-то удивляться. В лагерь так в лагерь, он заявил, что
«меня нигде не задерживали, и здесь не задержат». Можно себе представить, какое изумление это вызвало у
зэков, сидевших за мелкие уголовные преступления. Позже на допросах они признали, что необдуманно
вступили в контакт с иностранцем: «Мы разглядели его и поняли, что он не гражданин СССР, так как