"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
значительной мере облегчая работу органам НКВД. Мини-колонии немецких эмигрантов на том или ином
заводе трансформировались в «шпионско-диверсионные сети германской разведки», во главе которых
старались поставить лицо с некими выдающимися характеристиками. Таковыми могли оказаться высшее
образование, богатое и извилистое политическое прошлое, доступ к секретной производственной
информации. Если «избранник» отказывался сотрудничать со следствием, искали более подходящую
кандидатуру.
шпионов и диверсантов на Егорьевском заводе «Комсомолец» возглавлял инженер Саломон Арийский, еврей
по национальности107.
В протоколах обысков, которые есть в каждом АСД, отражена невероятная скученность, в которой
приходилось жить эмигрантам, если они не попадали в разряд «номенклатурных работников». Приезжая в
Москву, немцы снимали койку друг у друга, заключали договоры «поднайма», вместе с семьей поселялись в
общежитиях. Инициатива, находчивость, хитрость и обман при решении «квартирного вопроса»,
испортившего, как известно, не только москвичей, должны стать темой отдельных исследований. Материалы
следственных дел дают для этого достаточно оснований.
Как правило, если семья проживала в отдельной квартире, то после ареста человека опечатывалась одна из
комнат — так легче потом было оформить конфискацию имущества осужденного. Так же поступали, если
арестованный проживал один в комнате коммунальной квартиры. Бытующее в литературе мнение, что
жилплощадь получали соседи (и это якобы подталкивало их к написанию доносов), явно упрощает
ситуацию — комната оставалась опечатанной до окончания следствия, а в условиях массовых арестов — и
на годы после расстрела осужденного. Потом ведомственная жилплощадь возвращалась предприятиям и
учреждениям, а комнаты и квартиры, расположенные в центре Москвы, иногда передавались сотрудникам
НКВД.
Случаи с опечатыванием жилплощади среди немецких дел — в явном меньшинстве. Как правило, при аресте
делалась отметка, что в комнате остались проживать члены семьи арестованного. В протоколах обыска
отмечена жилая площадь и состав семьи — так, у
107 В эту группу входили Курт Шуман, Вильгельм Керков, Артур Штенцель, Пауль-Вильям Лейстнер, Вилли Мейер.
61
Фрица Банда на 10 кв. метрах остались «жена, теща, ребенок». Некоторые немцы в ходе допросов
рассказывали, что им приходилось жить с семьями на летних дачах практически без отопления — главным
преимуществом было то, что дача находилась недалеко от станции электрички. Однако овчинка стоила
выделки: в столице качество жизни было несравненно выше, чем в глубокой провинции, несмотря на
острейший дефицит жилья. В Москве легче было найти нужного врача, устроить ребенка в хорошую школу,
сходить в театр, провести свободное время в интересной компании, взять книги в Библиотеке иностранной
литературы.
Центром притяжения немецкой колонии в столице был клуб иностранных рабочих на улице Герцена, его
часто называли «немецким клубом». Там не только проходили политические мероприятия, работали кружки
и т. д. В клубе заводили полезные знакомства и делились опытом, искали совета в сложных жизненных
ситуациях. Игнорирование работы клуба немецкими коммунистами в первой половине 30-х гг.
рассматривалось как уклонение от участия в общественной жизни. Однако в период массовых репрессий все
кардинально изменилось — посещение здания на улице Герцена получало криминально-шпионский
подтекст. А вопрос об этом в ходе допросов следователи задавали практически каждому эмигранту из
Германии.
Немцы, даже прожившие в СССР несколько лет, не понимали, что в стране социализма все взаимосвязано:
увольнение означает потерю права на жилье и в конечном счете на проживание в стране. Конструктор завода
ЭНИМС Курт Лоцкат был задержан 16 сентября 1937 г. в сквере на Старой площади, напротив здания ЦК
ВКП(б). Он попытался объяснить на ломаном русском, что ждет возвращения жены, которая отправилась в
Наркомздрав, чтобы определить детей в детдом. Семья Лоцкатов была выселена из квартиры по решению
суда за пять дней до этого события, и вот как ее глава описывал их дальнейшие мытарства: первые две ночи
мы спали на улице, отдав детей знакомой, третью — на скамейке Сретенского бульвара, откуда нас прогнали
милиционеры и мы отправились на вокзал. Наконец, последнюю ночь мы провели с детьми в электричке,
купив билет до Загорска и обратно.
В целом мобильность немецких эмигрантов не являлась чем-то особенным на фоне «разбуженного
муравейника», каким представала перед иностранным наблюдателем Россия начала 30-х гг. Однако их
естественное стремление получше устроиться в советской жизни трактовалось следователем как сбор
шпионской информации и находило неизбежное отражение в обвинительном заключении.
62
3. Эмигрантские семьи, повседневная жизнь
Наверное, решающим фактором, привязывавшим эмигрантов к новой родине, являлись их русские подруги и
жены. Здесь тесно переплетались высокие чувства и корыстные расчеты, причем и то и другое (в каждом
конкретном случае в разной степени) демонстрировали обе стороны. Советским женщинам импонировали