"Ну и нечисть". Немецкая операция НКВД в Москве и Московской области 1936-1941 гг
Шрифт:
Еще одним из тех, кто был назван в апрельском письме, был Вилли Клейст (Керф), один из видных
функционеров КПГ, после эмиграции из Германии работавший в партийном представительстве в Москве.
Его судьбу решил запрос, направленный органами НКВД в ИККИ, и положительный отзыв самого
Димитрова325. Как правило, вернувшихся из тюрьмы без приговора считали реабилитированными и
восстанавливали в партии, хотя были и отказы (Ганс Мориц-Гримм и Йозеф Рубенс) с лицемерной
формулировкой «за то, что оговорил товарищей».
Руководство КПГ было детально информировано о том, какие обвинения выдвигались против членов
партии, кто из них сам выступал в роли обвинителя. Несмотря на подписку о неразглашении, выпущенные
из тюрем функционеры КПГ рассказывали Пику о методах и результатах работы следователей НКВД. В
своем письме от 26 августа 1940 г. председатель КПГ приводил такую подробность: после очной ставки
между Клейстом и Диттбендером последний сказал, что три месяца боролся против вымышленных
обвинений, но сдался и теперь призывает Клейста сделать то же самое. Пику было известно, кто из
немецких коммунистов и при каких обстоятельствах оговорил Стаффорда, за освобождение которого
(вторичное) он выступал в этом письме326.
Опираясь на данные, полученные от вернувшихся из тюрем соратников, руководитель немецких
коммунистов активизировал свое заступничество за репрессированных. 19 ноября 1940 г. он даже предложил
Димитрову переговорить с «товарищами из Политбюро»327. Но и в этом случае речь не шла об осуждении
массовых репрессий — максимум, что могли представить себе руководители международно
324 Вилли Клейст, Пауль Шербер-Швенк, Генрих Стаффорд, Бернард Рихтер, Генрих Грюнвальд, Теодор Бойтлинг, Магнус
Зацгер, Фриц Калиш, Макс Маддалена, Хорст и Фридолин Зейдевицы, Вальтер Розе-Розенке.
325 См. очерк о Клейсте в третьей части книги.
326 О Стаффорде Пик писал Димитрову неоднократно, его инвалидность и мужественное поведение в ходе следствия говорили
сами за себя. В письме от 4 октября 1939 г. Пик подчеркивал, что поскольку суд уже около года не может вынести приговор по
делу Стаффорда, то, «по-видимому, судебные органы сами сомневаются в достоверности инкриминируемых ему действий»
(ГАРФ. Ф. 10035. On. 1. Д. П-22720. Т. 10).
327 Verratene Ideale. С. 261.
187
го коммунистического движения, была выборочная реабилитация их ближайших соратников и просто
правоверных коммунистов.
Один из них, Эмиль Эйленберг, являлся членом КПГ с момента ее основания, участником «мартовской
акции» 1921 г. Около года он провел в фашистском концлагере, и вышел оттуда уже инвалидом. Эйленберга
арестовали в марте 1938 г. в подмосковном Зарайске, где, вероятно, он был единственным немцем328.
Несмотря на интенсивные допросы, он не признал вымышленных обвинений, и начальник райотдела в
начале 1939 г. написал руководству рапорт о необходимости освобождения Эйленберга. Но на свободу тот
вышел еще через полтора года — после того, как из Коминтерна на него поступила позитивная
характеристика.
Активную переписку между отделом кадров ИККИ и следственными органами вызвало дело еще одного
борца антифашистского сопротивления — Ганса Эйлера (Людвига Ласка). Он издавал подпольную газету
КПГ в берлинском районе Штеглиц, был схвачен штурмовиками и подвергался жестоким пыткам в
концлагере. Эйлеру удалось выбраться из Германии в октябре 1934 г., и год спустя он оказался уже в Москве.
С начала 1937 г. он подвергался вначале административным, а потом и партийным репрессиям за «контакты
с врагами народа», 26 марта 1938 г. дело дошло до ареста. Казалось, все складывалось в пользу пересмотра
приговора по его делу: Эйлер так и не признал обвинений, за него хлопотала мать, известная писательница, добравшаяся до самого Вышинского. Наконец, из отдела кадров ИККИ пришла положительная
характеристика, в которой, правда, упоминалось, что Гансу Эйлеру «не хватает знания людей и
бдительности»329.
Усилия родителей и товарищей по партии оказались бесплодными, до пересмотра дела так и не дошло. Все
закончилось бюрократической отпиской: «В своих заявлениях родители осужденного, указывая о
невиновности сына, никаких мотивов, отрицающих факты, дающие основание подозревать его по
шпионской деятельности, не приводят». Эйлер пережил и ГУЛАГ, и спецпоселение, только после смерти
Сталина он смог выехать в ГДР и вновь увидеть своих родных.
328 В нашей базе данных это единственное дело, которое велось Зарайским райотделом УНКВД МО. Справка на арест была
выписана еще в сентябре 1937 г., однако Эйленберг к тому моменту проживал уже в другом подмосковном городе — Пушкино.
Очевидно, ресурсов на его поиск и задержание у райотдела не было, поэтому Эйленберг был арестован только тогда, когда сам
приехал в Зарайск.
329 Характеристика была составлена на основе письма представительства КПГ при ИККИ от 17 июня 1940 г., подписанного