Нулевые. Затишье перед катастрофой
Шрифт:
– Блин, какая тёлка.
– Ебут же люди, – пошутил Власов.
Ближе к концу клипа добрая Анна сражалась со злой в декорациях мрачного готического замка за привязанную к трону тушку тощего парня. У него были длинные темные волосы и выразительные печальные глаза. Он чем-то напомнил Власову Курта Кобейна. На доброй Анне были отполированные латы и белоснежный плащ. Она была вооружена боевым молотом, а злая – черным двуручным мечом. На злой Анне были темные чешуйчатые доспехи, которые скрывали лишь самые важные с точки зрения приличия места её тела. Власов заметил,
– Хорошо, что не “282”, – подумал Власов.
– Вы знаете, – говорила Анна. – Эту песню я хочу посвятить своему любимому мужчине, перед которым я провинилась.
Власов чувствовал такую стремительную неловкость, что начинал краснеть. Он изо всех сил старался скрывать это.
– Я бы хотела сказать ему, – продолжила Анна. – Что я изменилась и теперь уже не такая глупая и падкая на хорошую жизнь, – она рассмеялась и мило улыбнулась. – На роскошь. Я готова к серьезным отношениям.
– А как к вашей неразделенной любви относится ваш коллега по музыкальному цеху Александр? Вы же не будете отрицать ваш роман? – спросила ведущая.
– Вы знаете, – Анна нахально ухмыльнулась. – Наша любовь с Сашей возвышенная и поэтическая. Он считает меня своей музой и не хочет переводить нашу с ним связь к телесной близости.
– Очередной педрила, – подумал Власов.
– Хотел бы я посмотреть на того придурка. Отказать такой красотке.
– Не знаю, – Власов сделал вид, что сморкается, чтобы Князев не заметил его лица. – Может она человек плохой?
– Как можно быть плохим человеком с таким личиком, – возмутился Князев. – Эх, как жалко, что я так рано женился.
После инаугурации произошел самый запоминающийся Власову митинг. Впервые в жизни он узрел то, о чем говорили на уроках истории КПСС. И хотя он и воспринимал Октябрьскую революцию сугубо отрицательно, здесь он воспринял нечто совсем другое. Михаил был частью потока положительной энергии, которую вырабатывала толпа людей на митинге.
– Мне кажется, что мы уже победили. Даже всё равно, чем это кончится. Наша победа уже одержана в будущем, – Анастасия была сильно взволнована.
Власов тоже чувствовал это. Но это была победа энергетическая. Победа молодых и свободных над силами старых и злых. Только вот в российской реальности старых и злых лузеров было гораздо больше, чем молодых и свободных победителей. Так что в объективной перспективе лузеры должны были взять числом.
– Я тут думал недавно. Вот если бы Господин Президент пошел бы на второй срок, то этого всего бы не было. Мы бы продолжили медленно ползти в Европу, правда, с национальной спецификой. И когда-нибудь доползли бы, – сказал Власов.
– Вы ничего бы не сделали, а продолжили бы врать и воровать.
– Нельзя красить всю властную машину черной краской.
– Хорошо, – раздражительно произнесла Настя. – Почему вы отказались от европейских поползновений? Неужели вы это сделали, чтобы под прикрытием патриотического угара закрутить гайки, а потом постепенно перейти от авторитаризма к полноценной диктатуре?
– Ты, это, не слушай инфантильных своих там. Вот смотри, – Михаил задумался. – Когда кровавый режим рухнет, я смогу легализовать свои мизерные деньги на Западе. Поэтому я поддерживаю эту власть. Я обычный мелкий государственник. Но есть ещё и большие государственники.
– Ты про ворьё из кооператива “Озеро” и других православных чекистов? – перебила Настя.
– Ну да. И это хорошо, что нами правят воры. В этом смысле Бродский был прав. Потому что у русского человека всегда было только два варианта существования: либо быть под убийцами, либо под ворами.
– Чушь всё это. Враньё и чушь. Я верю в то, что мы сможем в России наладить нашу жизнь по уму. Чтобы было всё как у людей. По закону.
– Тогда это уже другая страна будет, – перебил Власов. – Не Россия, а Швеция какая-нибудь. Что значит по закону? Для русского закон не писан, он уважает справедливость. Закон это понятие абсолютное и определенное, а вот справедливость – вещь расплывчатая, неопределенная. Каждый понимает её как хочет. Так что пока мы не переборем наш менталитет, порядка мы не увидим на своей земле.
Власов догадывался о том, что власть может проявить силу в отношении митингующих. Как говориться: “они испортили нам праздник, а мы испортим им жизнь”. Полиция создала искусственную давку, после чего правоохранители стали потихонечку винтить первых попавшихся под руку митингующих. Лидеров протеста не трогали, чтобы потом можно было применить пропагандистские технологии. Нужно было одновременно отмежевать людей от лидеров протеста и поселить страх в обычных митингующих. Потом пропаганда вещала, что лидеры оппозиции наживают себе политический капитал за счёт осужденных за митинги.
Власов показал полицейским удостоверение и рассказал о своей работе, после чего его под злобное фырканье Анастасии провели за оцепление. Они зашли в первое попавшееся им кафе. Власов заказал себе салат и кофе, а Настя не взяла себе ничего. Она тренировала сверлящий взгляд своих теперь уже серых глаз и продолжала злиться.
– Насть, хватить дуться. Такова жизнь.
– Ты же всё это видел, да? Ты же там был? И вот что вы скажете народу? Скажите что протест проплачен на деньги США? Что это всё оранжевая чума?
– Я думаю, что защитная линия власти будет строиться на самых низменных чертах русского народа и будет полностью в стиле КГБ СССР. К тому же наша контора как один из мозговых центров кровавого режима всерьёз озаботилась судьбой креативного класса, – с иронией произнес Михаил.
– В каком смысле?
– Некоторые наши думают, что смогут перевести ваше внимание от митингов к обустройству города. Заинтересовать вас велосипедными дорожками, урбанистской, архитектурой и такого рода дребеденью. Как по мне звучит это как хрень полная.