Няня Боссов Братвы
Шрифт:
— Эмма, я…
— Я думала, ты умер! — Прерывает она меня, ее голос дрожит. Черт, мы здорово облажались.
— Я знаю, — говорю я, заходя в ее комнату и тихонько закрывая за собой дверь. — И мне жаль, что тебе пришлось пройти через это.
— Жаль? — Ее смех горький: — Ты позволил мне поверить, что тебя убили. Ты был частью всей этой… всей этой больной игры!
Я знал о плане, даже сыграл в нем свою роль. Я убеждал себя, что это было необходимо, но видеть ее такой сломленной, испуганной… меня гложет.
— Я знаю, и я никогда
— А что насчет тебя? — Спрашивает она, глядя на меня. — Тебе тоже нужно было узнать, можешь ли ты мне доверять?
Я беру ее руку и подношу к своему сердцу, крепко прижимая к себе.
— Нет, Эмма. Я доверял тебе с самого начала. Просто у меня не было доказательств, чтобы убедить остальных.
Она смотрит на меня какое-то мгновение, затем убирает руку и скрещивает руки.
— А что теперь, Дмитрий?
Закрыв между нами щель, я невозмутимо встречаю ее взгляд.
— Эмма. Я полностью тебе доверяю.
Ее следующий шаг неожидан. Она делает шаг вперед, крепко обнимая меня.
— Никогда больше так со мной не поступай, — яростно шепчет она.
На долю секунды я ошеломлен: ее тело прижато к моему, ее дыхание теплое на моей шее. Но потом инстинкт берет верх. Я обхватываю ее руками, притягивая ближе. Ее запах, цветочный, смешанный с адреналином этого дня, заполняет мои чувства. Я упираюсь подбородком в ее макушку, произнося безмолвную клятву.
— Никогда больше, — шепчу я в ответ и говорю серьезно.
Ее хватка усиливается, и я чувствую влагу на своей коже. Слегка отстранившись, я вижу дорожки слез на ее щеках. Большим пальцем я смахиваю затянувшуюся слезу.
— Ты волновалась за меня? — Спрашиваю я.
— Конечно, волновалась, — огрызается она, ее глаза яростны, даже когда в них плещутся эмоции. — Ты можешь быть настоящим засранцем, Дмитрий, но это не значит, что я хочу твоей смерти.
Я хихикаю, и она хихикает в ответ. Ее тело прижимается к моему, ее дыхание смешивается с моим.
— Эмма, — говорю я. Ее губы приоткрываются, и это все приглашение, которое мне нужно.
Я наклоняюсь и прижимаюсь к ее губам в нежном поцелуе. Она сразу же отвечает, ее рот открывается под моим. Я углубляю поцелуй, мой язык исследует теплые уголки ее рта. Она такая чертовски приятная на вкус, как мед, пряности и все то, чего я жаждал с первого дня знакомства с ней.
Ее пальцы пробираются сквозь мои волосы, притягивая меня ближе, и я тихо стону, отдаваясь ощущениям, моменту, ей. Мир сужается до ощущения ее тела, прижатого к моему, до сладкого вкуса ее губ, до учащенного биения ее сердца о мою грудь.
Когда мы наконец расстаемся, мы оба задыхаемся, ее щеки раскраснелись, а мое
— Дмитрий, — выдохнула она.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, большой палец проводит успокаивающие круги по ее спине.
— Эмма, — отвечаю я.
Я чувствую желание, исходящее от нее, и понимаю, что это не просто физическое влечение. Здесь есть что-то более глубокое, что-то, что уже давно кипит под поверхностью. Я знаю, чего хочу, но не уверен, готова ли она к этому. Мы и так через многое прошли. Что, если это просто результат адреналина? Что, если это просто временная разрядка?
Я отстраняюсь от нее. Мне нужно время, чтобы все это обдумать. Она — чертова няня, черт побери. А я только что поцеловал ее. Поцеловал так, как никогда раньше никого не целовал. И это не все, что я хочу с ней сделать. Я не хочу больше держаться от Эммы на расстоянии, но я не хочу разрушать все, даже не начав.
Она встречает мой взгляд, ее глаза все еще сияют, а губы слегка припухли и покраснели от поцелуя.
— Мне пора, — говорю я, прекрасно понимая, что не хочу этого делать.
Но я отворачиваюсь, оставляя ее стоять посреди комнаты. Я закрываю за собой дверь, и щелчок засова раздается в тишине. На данный момент это правильное решение.
Я вхожу в гостиную, чувствуя на себе их взгляды еще до того, как я их увидел. Александр прислонился к камину.
Николай поворачивается ко мне лицом:
— Ну что? — Спрашивает Николай.
Я сжимаю челюсть, мое терпение истощилось.
— Все это был твой план, Николай. И это мы страдаем от последствий.
Александр поднимает бровь, молчаливо вопрошая. Понятно, что он хочет подробностей, но я не в настроении удовлетворять его любопытство.
— Эмма под запретом, — говорю я, и эти слова звучат как указ. — Какую бы игру ты ни затеял, она закончилась.
Выражение лица Николая ожесточается.
— Перестань обвинять меня. Мы все знаем, что это было необходимо.
— Мы закончили с тестами. Мы закончили использовать ее как приманку, — отвечаю я.
— С каких это пор она тебя волнует? — Спрашивает Александр.
Я выдерживаю его взгляд, не дрогнув.
— С тех пор как она готова была отдать жизнь за эту семью, ни черта не зная о нас.
Николай тихонько хихикает и качает головой.
— Ты становишься мягким, Дмитрий. Это может быть опасно для всех нас.
Я вздрагиваю от этого.
— Я не мягкотелый, — резко возражаю я. — Я поступаю умно. Мы не можем позволить себе настроить тех, кто нам нужен, против нас.
— Не волнуйся, — говорит Алекс, — если с ней что-то случится, ответственность за это буду нести я. Я дал ей обещание.
На этом все решено. Больше никаких споров, никаких дебатов. Александр сказал свое слово, а когда он дает обещание, оно равносильно клятве.
В тоне Николая звучит сарказм, он широко разводит руки.
— Прекрасно. Вы оба рисуете меня злодеем.