Няня для сурового папы
Шрифт:
— Я не буду сидеть в серединке. Я хочу у окна, — ноет Тася, когда мы подходим к машине Бурого.
— Девочки, перестаньте ссориться.
— Ну, няня у вас худенькая. Она и в серединке нормально поместится, — говорит тётя Катя.
— Вообще-то, я сижу на переднем сиденье, — поражаюсь я наглости этой барышни.
Мало того, что она влезла в наш выходной день, так ещё и командует, кто и где будет сидеть.
— Так что, Тася, садись у окна. Думаю, тёте Кате вовсе не сложно потесниться. Правда ведь?
Женщина смотрит на меня, выгнув
— Конечно, пупсик. Садись, где хочешь.
Лицемерка.
В общем, мы, наконец, усаживаемся в машину. Бурый при этом весело насвистывает. Очевидно, у него с настроением полный порядок.
— Сейчас заброшу сначала вас с девочками домой, а потом отвезу Катю.
Я резко поворачиваюсь на голос Бурого.
— Что? Почему так?
— Всё просто, Марья Алексевна. Потому что наш дом ближе по пути с ярмарки, а Катин чуть дальше, — хмыкает Миша, на мгновенье оторвавшись от дороги и подмигнув мне.
Глава 17
Миша высаживает нас с девочками у дома, как и сказал. Не успеваем мы вылезти из машины, как шустрая тётя Катя тут же выпрыгивает следом и, спихнув мою подушку на заднее сиденье, усаживается вперёд.
— Я быстро. Не скучайте, — бросает Миша девочкам.
А я зубы стискиваю от того, как меня бесит эта проклятая Некошатница. Хотя, по сути, ведь объективных причин у меня на это нет. А всё равно раздражает. Вот бывает такое — смотришь на человека, и с первого взгляда без всякой логики чувствуешь, что он тебя раздражает до зубного скрежета. Хотя… со мной такое впервые…
Машина Бурого срывается с места, и я смотрю какое-то время ей вслед, после чего мы с девочками заходим в дом.
— Так, раздеваемся, моем руки, а потом…
— А потом иглаем в новые иглушки! — улыбается Тася, напомнив мне, что папа выиграл для них целую корзинку игрушек.
— Ну, хорошо, потом можете поиграть. А я пока подумаю, что приготовить на обед.
Мазь и повязку, которую я забрала из бардачка, отношу в свою комнату. Затем сама переодеваюсь в удобную одежду, мою руки и иду на кухню. Судя по шуму в детской, девочки уже вовсю играют и даже успевают поссориться.
Меня же не оставляют мысли о Некошатнице, чёрт бы её побрал!
Проклятье… Прошло уже минут пятнадцать, а Бородача всё ещё нет. Что, у этой тёти Кати дом на отшибе каком-то стоит?!
Он, между прочим, говорил, что она живёт в соседнем доме. В худшем случае, это пять минут туда и пять обратно. А он уже потратил лишние пять минут!
Нервно сдуваю прядь волос, упавшую на глаза. Затем подхожу к холодильнику, резко открываю и пытаюсь сообразить, что приготовить. Мысли у меня в голове сбились в какую-то кашу, поэтому все продукты в холодильнике выглядят не как компоненты какого-то блюда, а просто отдельные овощи и фрукты, с которыми я понятия не имею, что делать.
В общем, беру болгарский перец,
Чёрт, Маша, соберись. Ты сама сегодня кроме пары пирожков и чая ничего не ела. Девочки вообще только петушков и вату жевали. Надо что-нибудь придумать, в конце концов!
Сложив овощи в большую чашку, несу их к раковине и включаю воду. Помыть, порезать… что там ещё?
Бултыхаю овощи в воде, а сама как страус вытягиваю голову и пытаюсь разглядеть в окне машину Бородача.
Уже двадцать минут прошло! Двадцать!
А его всё нет…
Что можно делать столько времени?!
Резко трясу в головой, потому что бурная фантазия тут же услужливо подкидывает тысячу вариантов того, чем они там могут заниматься. А художественное мышление моментально дорисовывает это всё в ярких картинках у меня перед глазами. Чёрт!
Сливаю воду с чашки, ставлю её на стол с грохотом, беру доску, нож и начинаю молотить по помидорке так, словно это лицо Некошатницы. Испортила весь сегодняшний день эта мымра!
Снова смотрю в окно, но машины так и не вижу.
Ну куда он там провалился?!
— Кого высматриваешь? — взвизгнув, подпрыгиваю на месте и роняю нож от чертовски знакомого голоса, нежиданно раздавшегося у меня прямо возле ухо тихим шёпотом.
— Вы… с ума сошли, так пугать?! — резко развернувшись, задираю голову на Бурого, который смотрит на меня как ни в чём не бывало, сунув руки в карманы джинсов. Куртки на нём уже нет.
— Как вы так бесшумно вошли?! — поднимаю нож и тяжело выдыхаю, пытаясь успокоить сердцебиение. — И где машина ваша?
— На месте, Марья Алексевна, не переживай. Я через задние ворота заехал. И зашёл через дворовую дверь.
А. Блин. Я даже не знала, что тут есть ещё одна дверь и вторые ворота…
— Что готовишь? — хмыкает Бурый, зыркнув на практически помидорное пюре на разделочной доске.
— Ну я… пока не знаю…
— Судя по тому, как ты молотила ножом, то ты просто пыталась убить помидорку, — усмехается этот гад бородатый..
И как давно он тут стоял и наблюдал за мной?!
— Знаете что… не ваше дело, как я предпочитаю нарезать овощи! Самое главное, чтобы вкусно получилось в итоге, — отворачиваюсь к столу, пытаясь скрыть жар смущения на щеках.
Чёрт, он видел, как я несколько раз выглядывала в окно, а потом бешено шарахала ножом по помидоре!
— Помочь?
— Нет, спасибо. У вас тут и так нуждающихся хватает. Не хочу в очереди стоять..
Блин, Стрельникова, молчи! Ну кто тебя за язык тянет?!
— Что с тобой, Марья Алексевна? Не с той ноги из машины вылезла? — скосив взгляд на Бурого, вижу, что он удивлённо вскидывает бровь.
— Я, Михаил Валерьевич, из машины всегда с одной и той же ноги вылезаю. С правой. Было бы странно, если бы я вылезала с пассажирского сидения через левую ногу, не находите?