Няня для сурового папы
Шрифт:
— А з..зачем? Я в п…порядке.
— Я тебе сейчас твою ледяную задницу дополнительно снегом разотру. В порядке, она! Выходим и идём к врачу!
Бурый выскакивает из машины, обходит её спереди и затем открывает мою дверь.
— Давай-ка, обхвати руками мою шею.
— Я с…сама могу.
— Сама босиком по снегу и почти голышом? Чушь не неси, Маша, и молча делай то, что я тебе говорю. Вся твоя одежда сушиться теперь неделю будет. Прополоскала ты себя на ура. А сапоги у озера остались. Знаешь,
Бурый вытаскивает меня из машины и прижимает к своей груди. Тепло его тела мигом передаётся мне. Как и до этого. Я вдыхаю его тёплый запах и трусь носом о горячую кожу, прижимаюсь к ней щекой и греюсь пальцами.
Уверена, что к больнице мы не идём, а бежим. И вообще всё происходит очень быстро. Хотя возможно, что ощущение времени я просто потеряла.
— Пап, а что с Машей случилось? — спрашивает Тася, когда мы идём по коридорам приёмного покоя.
— Рыбу ловила, — отвечает Бурый.
— Маша плохой лыбак.
Да уж. Просто отвратительный…
— Что случилось? — раздаётся незнакомый голос, когда Бурый распахивает дверь какого-то кабинета и заносит меня туда.
Он наспех объясняет, что я провалилась под лёд, и что меня нужно обследовать на предмет переохлождения и обморожения. После чего меня укладывают на кушетку. В кабинете тут же становится очень много народу. Медсестры, санитары, врач. Мой взгляд хаотично скользит по ним, но цепляется за Мишу, которого пытаются вытолкать вместе с девочками.
К моим рукам крепят какие-то датчики, в вену вставляют катетер, что-то колят, измеряют мне температуру и давление. Под ноги кладут грелку и накрывают одеялом.
Они же не собираются оставить меня здесь?!
Глава 24
Взгляд непроизвольно проходится по пустым белым стенам, унылым потолкам и окнам без занавесок и штор. Запах медикаментов въедается в лёгкие, ещё больше погружая меня в состояние дежавю. Когда-то давно я уже так лежала абсолютно одна в больничной палате. Разница сейчас лишь в том, что на мне сейчас нет кучи датчиков и проводов. А ещё я могу ходить. И мне очень хочется встать и уйти отсюда!
С детства ненавижу больницы. С тех самых пор, как мне пришлось проторчать в них безвылозно два адских года. И если последние полтора это хотя бы была комфортабельная клиника, то первые полгода после аварии я провела вот точно в такой вот же обшарпанной больничке с драными стенами от которых меня нехило так триггерит и заставляет вспомнить о том периоде, который я особо вспоминать не люблю.
— Ну как она? — из-за приоткрытой двери раздаётся Мишин голос.
Я в порядке! Я хочу домой! — хочется крикнуть, но я продолжаю просто слушать.
Сколько мы тут уже находимся? Ну, с полчаса точно. Чувствую я себя вполне хорошо. Меня перестало трясти и
У меня и так немного осталось времени, чтобы провести его с Мишей и девочками.
— Всё нормально, — Бурому отвечает, видимо, тот самый врач, который недавно светил мне фонариком в глаза. — Вы вовремя её вытащили. Шока нет. Степень переохлаждения лёгкая. Есть риск присоединения вторичной инфекции, поэтому нужно её наблюдать. И пока постельный режим. Необходимости в госпитализации я не вижу. Можете забрать её домой.
Фууух. Я еле сдерживаюсь, чтобы не произнести это вслух. Тут же подрываюсь на постели, собираясь вскочить и начать собираться, но потом вспоминаю, что у меня нет обуви и толком нет одежды. Мне дали больничную сорочку, чтобы я не лежала голой. Свою крутку Миша забрал.
Дверь в палату открывается и на пороге появляется Бурый. Девочек с ним нет. Наверное, ждут в коридоре.
Глядя на него, хочу улыбнуться, но меня сдерживает хмурое выражение его лица и сведённые на переносице брови.
Вот чёрт. Он злится. Очень злится на меня.
Я с трудом сглатываю и делаю судорожный вдох.
Я бы, наверное, тоже злилась. Но ведь он должен понять, что я не специально? Что я действительно не видела тот чёртов флажок!
— Готова ехать?
— Я… да. Только… мне не в чем… Обуви нет и из одежды больничная сорочка.
— Ничего. До машины донесу в сорочке и куртке. Думаю, ничего страшного, если мы сорочку одолжим. Потом вернём.
Вздрагиваю, когда Миша стягивает с меня одеяло и осторожно берёт на руки. Вроде бы уже не холодно, а по телу всё равно пробегает дрожь.
До дома мы добираемся довольно быстро. Больница, оказывается, всего в пяти минутах езды. Всю дорогу я раздумываю, как доказать Мише, что я вовсе не хотела… что мне очень жаль. Пару раз даже подрываюсь начать разговор, но меня останавливает его пасмурное настроение. Он и шутки больше не отпускает. Клянусь, я бы сейчас обрадовалась даже какой-нибудь дурацкой шутке про мою задницу.
Но Бурый не шутит. И это пугает. Неужели, он настолько устал от моих косяков, что теперь мечтает поскорее меня спровадить?
— Мда… Это вам не муравьи в заднице, — пытаюсь пошутить сама, когда дома Миша опускает меня на пол в прихожей.
Правда, шутка, очевидно, не заходит, потому что Бурый лишь бросает на меня недоумённый взгляд и выгибает бровь.
— Ну. Я к тому, что… я думала, страшнее муравьёв уже ничего не будет.
Снова молчит и смотрит.
Блин.
— Папа, мы есть хотим, — дёргает его за руку Тася, напомнив мне, что я испортила шашлыки, которые, видимо, так и бросили там вместе с моими сапогами и мангалом.