Няня для сурового папы
Шрифт:
— Да. Не сдержал. Каюсь. Кроме шуток, Маш. Я действительно пришёл с миром. Обещаю, что никаких шуток про твой зад, муравьёв и так далее, больше не будет, — на этих словах Миша делает несколько шагов, сокращая дистанцию настолько, что между нами остаётся буквально несколько небольших шагов.
В груди моментально ёкает. Шумно сглатываю и кошу взгляд на Бурого, но в следующую секунду резко его отвожу.
— Ладно. Я вас прощаю. А теперь выйдете, пожалуйста. Мне нужно нормально одеться.
— Прощаешь? — Бурый делает ещё один шаг и мне кажется, что моё сердце ускоряется с каждым сокращённым между нами сантиметром.
— Да, — нервно обнимаю себя за плечи, наблюдая за тем, как он делает ещё два шага.
— Точно?
— Я же сказала, что да! — шиплю, сильнее вжимаясь в стол, потому что Миша подошёл уже вплотную. Боже, моё сердце так барабанит, что кажется сейчас по швам разлетится… — Я прощаю вас, Михаил Валерьевич! Что ещё вы хотите услышать?!
Пытаюсь сделать шаг в сторону но в этот же момент Бурый выставляет руки вперёд и упирается ладонями в край стола по бокам от моих бёдер и зажимает меня в кольцо.
— Что-то по твоему тону не похоже, что ты меня простила, Марья Алексевна. И всё ещё на «вы» ко мне обращаешься, — выдыхает мне в губы, от чего тепло тонкой струйкой растекается по моему лицу и уползает вдоль шеи куда-то под рёбра.
— Ну, извините, что особенным тоном вам о своём прощении не заявляю! — избегаю смотреть ему в глаза, потому что от его близости меня начинает слегка пошатывать.
Слишком много запаха Миши проникает в моё тело. Я чувствую, что он принимал душ. Что был на улице. Чувствую ещё какой-то пряный аромат. Вроде каких-то специй, будто он готовил…
Его глаза шарят по моему лицу и пытаются выцепить взгляд. А я упорно его отвожу. В памяти, словно специально, всплывает рисунок, который лежит в ящике под его руками. На рисунке его взгляд мне точно удалось передать. Так же сведены брови. Так же горят зрачки.
— Маш, — Миша вдруг поднимает руки, кладёт ладони мне на щёки и сам поворачивает моё лицо так, что приходится смотреть ему прямо в глаза. И дышать будто одним с ним воздухом, потому что наши носы и губы в миллиметре друг от друга. Ближе было только тогда, когда он целовал меня в душе.
— Чт-то? — боже, я что, заикаюсь?!
— Я серьёзно. Прости. Не обижайся на меня. Пожалуйста.
Я сглатываю.
Голос его тихий и спокойный. В тоне нет привычной ироничности или насмешки. Взгляд чистый и серьёзный, в глубине читается искреннее и открытое сожаление.
— Хорошо, — отвечаю почти шёпотом. Хотя у меня от тахикардии сейчас капилляры полопаются.
— Мир? — Миша отводит одну руку от стола и проталкивает между нашими телами. Костяшки его пальцев касаются моего живота, отчего я невольно его напрягаю.
— Мир, — вкладываю свою руку в его ладонь и чуть сжимаю.
На мгновение мы замираем. Он продолжает смотреть на меня и стискивать мои пальцы. Я не знаю, о чём он думает, но будто ещё хочет что-то сказать или сделать.
— Ай! Отдай! Это моё! Папа, скажи ей! — раздаётся громкий визг в глубине дома.
Я подпрыгиваю на месте и выдёргиваю руку из Мишиного захвата.
— Кажется, там намечается сестринское убийство… — выдавливаю, под дикий шум сердца, барабанящего у меня в ушах, груди и горле.
Прикусив губу, смотрю на Бурого. На мгновение мне кажется, что его взгляд тянется к моим губам. Не знаю точно, не почудилось ли мне это, потому что он очень быстро его отводит, и в следующую же секунду делает шаг назад.
— Угу, — выдыхает немного охрипшим голосом. — И пока никто никого не убил, я пойду, разниму этих двух атаманок. А ты пока собирайся. И оденься потеплее.
— Что? В смысле собираться? Куда? — растерянно смотрю на Бурого, когда он разворачивается ко мне спиной и шагает к выходу из комнаты.
— Скоро узнаешь, — отвечает не оборачиваясь и дёргает ручку двери.
— Нет, подожди! Так не пойдёт! К чёрту эти твои загадочные поездки по утрам! Куда ты меня опять тащишь? Я уже боюсь!
В этот же момент Миша распахивает дверь и из коридора до нас доносятся оглушительные детские визги.
— Отдай мои коньки!
Коньки? Они сказали коньки?!
— Миша! — подрываюсь за Бурым, потому что он уже вышел из комнаты. — Что ещё за коньки?! Я плохо катаюсь на коньках! Можно сказать, вообще не умею!
— Не переживай, Марья Алексевна, научишься, — подмигивает мне эта бородатая сволочь, после чего закрывает дверь прямо у меня перед носом.
Глава 22
— Что это за место?
Мы останавливаемся на каком-то холме и выходим из машины. Точнее, мы с Мишей выходим, а девочки вылетают, не прекращая ругаться из-за коньков. Они всю дорогу спорили. Даже Бурый со всей своей строгостью не сумел их угомонить.
Мой взгляд мгновенно падает на раскинувшийся у подножья холма водоём. То, что мы находимся наверху, позволяет видеть местность на километры вперёд. Это удивительно красиво. Складывается ощущение, будто мы посреди какой-то снежной пустыни, в лучах солнца, играющего различными оттенками оранжевого и жёлтого.
Господи, какая же невероятная красота!
Вот, что нужно рисовать, Маша! А не портреты Бородача…
— Это озеро Медвежье, — Бурый неожиданно оказывается за спиной, и даже через куртку я ощущаю исходящее от него тепло. Почему от Мишиной близости мне всё время так жарко? Как будто у него под кожу батарея встроена. — Излюбленное место жителей нашего посёлка.
— Я думала, ты нас на каток везёшь, — хмыкаю, зыркнув на Тасю и Васю. Они носятся как угорелые по всему периметру холма, ныряя в небольшие сугробы.