Нынче в порфире…
Шрифт:
Веспер Юнсон без стеснения опустился на стул, скрестил ноги и вынул свой блокнот.
— Итак, вы — Винсент Денер,— сказал он, пристально глядя на молодого человека.
— Да,— буркнул тот и отбросил назад длинные волосы, которые незамедлительно вновь упали на лоб.
Я заметил, что он в перчатках, и удивился: зачем они ему?
— Братьев и сестер нет?
Парень мотнул большой головой. А полицейский начальник продолжил:
— Вам двадцать пять лет, вы неженаты и собираетесь стать актером?
— Режиссером,— угрюмо, едва слышно поправил он. Веспер Юнсон захлопнул блокнот, встал и прошел к письменному
— Фрекен Исинг, верно? — холодно сказал он.
Винсент Денер стиснул широкие губы и не сказал ни слова. На щеках выступили красные пятна. Он теребил мятый коричневый пиджак, обтягивавший могучую талию, словно шкурка колбасу.
Веспер Юнсон поставил фотографию на место.
— Я понимаю, молодой человек,— мягко сказал он.— И не стану попусту терзать вас. Сядьте вон там, и мы быстренько во всем разберемся.
Винсент Денер опустился на скрипучую кровать, и начальник уголовной полиции продолжал:
— Я хочу только одного: расскажите-ка мне честно и откровенно, что вы делали вечером в понедельник с половины девятого до десяти минут десятого.
Парень побледнел. Буркнул что-то невнятное. Веспер Юнсон покачал головой.
— Я ведь знаю, что вы делали,— спокойно заметил он.— Мне просто хочется услышать подтверждение.
Винсент Денер смотрел в пол. Большие руки судорожно обхватили колени.
— У вас экзема? — продолжал полицейский.
Парень в замешательстве поднял голову и бросил взгляд на свои перчатки.
— Да,— нерешительно проговорил он.— Давно уже. Веспер Юнсон кивнул.
— И по этой простой причине вы не оставили отпечатков пальцев в квартире вашего дяди.
— После девяти я был в «Рише»,— промямлил он.
— Знаю,— невозмутимо отозвался начальник уголовной полиции.— Вы сидели в баре за столиком у окна вместе с несколькими приятелями по театральному училищу, верно?
Молодой Денер, похоже, был ошеломлен.
— Да,— подтвердил он.
— Вы знали, что ваши коллеги там, потому и зашли в «Риш». Вообще-то вы редко бываете в таких местах. Алиби себе хотели обеспечить, а?
Винсент Денер молчал. Ни дать ни взять школьник-переросток перед директором. Веспер Юнсон продолжал:
— Отпираться бессмысленно. Фрекен Таппер сегодня утром все мне рассказала.
Испуг и замешательство проступили сквозь угрюмую маску.
— Хильда? — хрипло вырвалось у него.
Взгляд полицейского был полон укоризны.
— Нехорошо с вашей стороны играть на ее преданности.
— У меня и в мыслях этого не было,— запротестовал он.
— Не объявившись, вы заставили ее лгать дальше.
— Знаю,— в отчаянии сказал он.
Веспер Юнсон смотрел на него с симпатией.
— Выкладывайте-ка все начистоту, молодой человек, спать крепче будете.
Он глубоко вздохнул.
— Мы с ребятами хотим поставить шиллеровскую «Смерть Валленштейна». Но у меня нет денег. А театральное помещение так просто не сдают, требуют финансовых поручительств.
— Вы обращались за помощью к матери?
Он горько усмехнулся.
— Мама не даст мне ни гроша. Она никогда не одобряла мое увлечение театром… Хотела, чтобы я стал офицером, как папа, или дельцом.
Веспер Юнсон кивнул.
— Понимаю. Обычная, старая песня.
— Насчет помещения я все же договорился, оставалось только внести гарантийный залог — пять тысяч крон. Я потыкался туда-сюда, попробовал собрать деньги по подписке, но безуспешно. И в конце концов подумал: а вдруг мамин брат Свен Лесслер согласится на это? Он всегда был щедр ко мне, прошлый год выручил с семестровым взносом в училище. Конечно, тайком от мамы… Ну так вот, в этот вторник владельцы помещения ждали ответа. Значит, с дядей нужно было поговорить раньше. Но дни шли, а он все сидел в горах, не возвращался. И написать я не мог — никто ведь не знал, где он находится… В минувший понедельник был крайний срок. Я позвонил Хильде — не то два, не то три раза, но о дяде по-прежнему ни слуху ни духу. В итоге она обещала позвонить, как только что-нибудь узнает. И действительно позвонила. В самом начале шестого. Сказала, что дядя наконец-то вернулся в Стокгольм. Но говорить об этом никому нельзя, даже маме.— Он скривился. — Ну, это-то было нетрудно… Когда дядя придет домой, Хильда не знала. Он ей сказал, что пообедает в городе и ждать его не надо. Но я-то не мог не повидать его в этот день, ведь назавтра надо было сообщить насчет гарантийного залога. Я здорово нервничал и понятия не имел, как поступить. В конце концов решил, что лучше всего поехать к дяде на квартиру и ждать там.
Винсент Денер умолк, ослабил ворот рубашки. Он явно был взбудоражен и чувствовал себя не в своей тарелке.
— И вы отправились на Урведерсгренд? — мягко спросил Веспер Юнсон.
Парень не отрывал глаз от выцветшего коврика возле кровати.
— Да.
— И приехали вы туда около половины девятого?
Он кивнул.
— А открыла вам фрекен Таппер?
— Да,— прошептал он.
— И что же?
— Она сказала, что дяди еще нет, но я могу подождать. Само собой, я должен помалкивать, что узнал от нее о дядином возвращении. Зашел, дескать, совершенно случайно… Я поднялся наверх, в гостиную. Немного погодя на лестнице послышались шаги…
— Минутку, — перебил Веспер Юнсон.— Вы ничего не пили в баре?
— Нет, — ответил он,— ничего спиртного. Только стакан содовой. В горле ужасно пересохло.
— Вы сели на диван у бара и выпили воду?
— Нет, поставил стакан на стойку и отошел к радиоле.
Начальник уголовной полиции присвистнул.
— Я включил пластинку. Вальс из «Кавалера розы». Чудесная музыка. По-моему, лучше ее просто на свете нет.
— И тут вы услыхали шаги?
— Да. Сперва я подумал, что это дядя, а оказалось — кузен, Гильберт Лесслер. Он спросил, что я делаю здесь наверху, но я объяснять не стал — ему-то какое дело? Он открыл бар, налил себе коньяку. Было заметно, что мое присутствие действует ему на нервы. Он все время ко мне цеплялся.
— Из-за чего?
Голос у него дрогнул.
— Ну… как вам сказать… из-за всякого-разного. Насмехался над моими театральными планами.
— А фрекен Исинг не упоминал?
Парень буркнул что-то невразумительное.
— Понятно,— сказал Веспер Юнсон.— А вы ему что ответили?
— Ничего. Правда, мы чуть не подрались. Он вдруг сказал, чтобы я выключил радиолу. Его, мол, тошнит от этих сантиментов. Я тоже разозлился и сказал: что хочу, то и завожу. Тогда он заорал, что мне, дескать, вообще нечего тут делать. И толкнул меня, ну а я его. Пластинку мы, кажется, испортили. Очень уж она противно скрежетнула.