Нью-Йоркское Время

Немировский Петр

«Хорошо, что надел туфли, а не ботинки. Хотя туфли промокают. Боже, о чем я думаю?!» Алексей рванулся было назад, к подземке, но вмиг вспомнил, что до остановки – целых три безлюдных квартала. Он отшвырнул в сторону сумку и ринулся вперед. Перебежав дорогу, оглянулся. Коренастый парень мчался за ним по тротуару волчьей побежкой, сжимая что-то черное в поднятой руке.

– Стой, сука!

Впереди над пустой дорогой загорелся «красным» длинный ряд светофоров. Алексей помчался вдоль высокой ограды кладбища. Быстрей. Не оглядываться. Вон щит с расписанием, за ним – калитка. Он подбежал к калитке, рванул. Заперта!

Прогремел выстрел. Разорвал ночную тишину и долго таял в сыром зимнем воздухе.

Ухватившись за холодные скользкие прутья ограды, Алексей занес ногу и упер в замок. Нога соскользнула, что-то хрустнуло, кажется, рукав. Он вцепился снова, подтянулся. Наконец перелез.

– Стой, пидор!

Но крик раздался по ту – по ту! – сторону ограды. Алексей побежал между рядами могил. Где-то вдали – или ему почудилось? – грохотала железная калитка. Но его дыхание, слишком громкое и частое, мешало слышать. Позади оставались плиты с высеченными на них ликами. Русские евреи. «Значит, американские евреи разрешили им высекать на плитах изображения умерших родных», – мелькнула ненужная мысль.

Алексей свернул возле одной могилы, нырнул в глубину, черную и тесную. Падал еще не раз, натыкался на какие-то провисшие цепи, больно ударялся о каменные столбики. Миновав еще один дремучий участок, замедлил бег. Впервые оглянулся. Огромные плиты и кубки. Своды склепов. Алексей подошел к надгробному камню, достаточно широкому и высокому, чтобы за ним спрятаться. Долго стоял прислушиваясь. Боялся дышать. Случайно шевельнул ногой, и тишайший хруст гальки показался ему громовым.

Кажется, обошлось. Слава богу! Он поправил шарф. Только сейчас почувствовал боль в указательном пальце. Наверное, вывихнул.

«Дурной детектив. И зачем я ввязался в этот суд?! Зачем?! Правда. Кому она нужна? Нет никакой правды. Есть воровство, грязь, кровь. И такой дурак, как я».

Ему вдруг стало невыносимо жаль себя. Потому что сейчас в чужих домах светятся окна. Там тепло и уютно. Там читают, смотрят телевизор, смеются. У всех – нормальная, счастливая жизнь. А он – ночью, один, на кладбище...

Раздались глухие выхлопы. Алексей вздрогнул. Прислушался. Где-то вдали рычал мотор автомобиля. Рычание приближалось, и Алексей приник к плите.

Машина бешено мчалась, и почему-то так же бешено застучало сердце Алексея. Быстро и громко. Очень громко. Он даже испугался, что эти удары слышны далеко, у самой дороги.

И в тот момент, когда машина проезжала мимо там, за оградой, вдруг что-то помутилось, перевернулось для Алексея. Какая-то страшная сила навалилась, схватила мертвой хваткой и прижала его – к холодному камню, а его сердце – швырнула в другую сторону, туда, вслед удалявшемуся автомобилю.

Алексей обхватил плиту руками. Прижался к ней щекой. Перед глазами поплыли белые нежные облака. Эти облака пронизывали ночной могильный мрак и исчезали за оградой, откуда струился свет…

Острая, раскаленная докрасна боль разбивала сердце. Сердце сжимали в железе, оно расплющивалось, из него брызгала красная теплая кровь и текла по щекам, по рукам, по черной плите, где в граните была высечена надпись на древнееврейском.

Алексей прижался крепче. Плита была уже теплой и приятно грела ладони. Он понял, что нужно перелиться сейчас в эту теплоту, а грудь – пусть разрывается. Разбитыми, замерзшими пальцами он впился, вцарапался в какую-то высеченную букву. Колени его дрожали, ноги медленно сгибались...

ххх

Светло-бежевый «олдсмобиль» остановился на шумной улице.

– Ну и тачка у тебя. На такой только за детским питанием ездить, – сказал Юра, отворяя дверцу.

Они вошли в распахнутые двери ресторана.

– Погодь минутку, – Юра снял черную шапочку и, оставив Михаила в прокуренном зеркальном холле, вошел в зал.

Там гремела музыка, и сверкали огни. На сцене плясали девицы в бикини. Мелкими шажками Юра приблизился к столику в глубине зала, за которым сидели несколько мужиков. Наклонился к одному из них, что-то зашептал на ухо. Тот закивал, затем сунул руку во внутренний карман пиджака, достал деньги и передал Юре.

– На, Мишаня, бери, – сказал Юра, вернувшись, и протянул несколько новеньких, аккуратно сложенных купюр. – Пять соток, недельный заработок. Да ладно тебе, ну, припугнули мальчика. Не убили же. Он сам нарвался: присвоил чужие деньги и не хотел отдавать... Слушай, может, пошли накатим по граммульке? Посмотрим стриптиз, а?

ххх

«Здравствуйте, дорогая о Господе сестра Мария! Извините, что так долго не писала Вам. Разные дела и заботы навалились на меня со всех сторон. Но это меня нисколько не извиняет. Спасибо за приглашение приехать к Вам на богомолье. Может, весной, когда потеплеет.

Странно, виделись мы с Вами лишь однажды, а ниточка не рвется. Порой люди знакомы годами, видятся каждый день, а едва расстанутся, тут же забывают друг о друге. Я вот часто «прокручиваю» наш разговор во время перелета, вспоминаю Ваши слова о том, что каждый человек, в конце концов, находит то, что сокровенно ищет его сердце.

А у меня событие! Грандиозное! Я полюбила. Его зовут Алексей. Он очень хороший, умный, заботливый. Мы знакомы уже почти год. Честно признаться, он мне понравился с первого дня нашего знакомства, но я боялась опять обжечься и потому не давала воли своим чувствам. Но недавно поняла, что хватит от себя прятаться.

Я уверена, что нам все по силам. Алеша станет писателем, он талантливый, его книги обязательно будут печатать в России, а может, переведут на английский и издадут здесь, в Америке. Представляете, в семье – два творческих человека! Моя мама шутит, что если в доме все художники, значит, посуду мыть будет некому.

Дорогая сестра Мария. Как Вы там, на севере диком? Я слышала, что на севере штата Нью-Йорк, – настоящие зимы, с вьюгами и буранами. Если Вам нужно теплое белье или одежда: чулки, шарфы, платки, дайте знать, мне будет приятно Вам помочь. Может, нужны таблетки, травы? Многие американские лекарства здесь только по рецептам, но любые российские можно запросто купить с рук на Брайтоне.