О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами
Шрифт:
Мне пришлось быстрым шагом проследовать в спальню, стараясь смотреть исключительно на стены, лишь бы не выдать никому своего восторга от радостной новости.
После столь длительного периода целомудрия мне не терпелось сразу же приступить к делу, но я помнил о манерах. Француженки ценят в мужчине старомодную обходительность. Они любят, когда перед ними открывают дверь, преподносят красную розу в ресторане, предпочитают первыми испытывать оргазм. В общем, им ближе старая школа.
Поэтому я сделал вид, будто терпеливо жду, при этом все глубже проваливаясь в матрас, пока Флоранс закроет ставни и распахнет окна, а потом игриво снимет топик и саронг, демонстрируя, что все это время, оказывается, ходила без трусов. Целомудренная французская девушка, но без
Наконец Флоранс улеглась рядом со мной, и мы попытались найти позицию, в которой можно было прижаться друг к другу нужными частями тела без риска что-нибудь себе повредить.
– О… чуть не забыла, – спохватилась она, когда я уже изготовился для страстного поцелуя. – Maman говорит, что тебе больше не нужно копать.
При упоминании матери Флоранс страсти во мне поубавилось, но не критически.
– Слава богу. В конце концов, мы ведь на каникулах.
– Она говорит, что ты копал не в том месте.
– Что? Там же яма, и это единственное место, где можно копать. Вглубь и вширь.
– Она говорит, что Мишель сам закончит.
– Но мы копали вместе, значит, и он тоже копал не там. – Почему я тратил время, защищая свое мастерство землекопа, вместо того чтобы наслаждаться любовной прелюдией, оставалось для меня загадкой, но все-таки что-то настойчиво подталкивало меня к этому.
Флоранс пожала плечами:
– Она никогда не критикует Мишеля. Он ее маленький ангел. Да, кстати, сегодня днем он повезет нас с Maman в супермаркет, и мы договорились с хозяином гаража, что заедем за нашим багажом.
– Наконец-то у меня появится собственная одежда. Чьи это шмотки, что ты дала мне? Признайся! Твоего отца?
От смеха Флоранс кровать заходила ходуном.
– Нет, Papa такой же маленький, как и Maman, – наконец ответила она.
– Тогда кому они принадлежат? Отцу Симона?
– Если ты действительно хочешь знать, это вещи моего бывшего бойфренда. – Мне показалось, что я расслышал еле уловимые виноватые нотки. Ревность зашевелилась в моей груди. И в той части тела, что пониже.
– И когда вы расстались, он забрал все компакт-диски, а ты оставила у себя его тряпки? Да тебя облапошили.
– Нет. – Флоранс накрыла мой рот ладонью, словно призывая закончить разговор, но я, как идиот, продолжал упорствовать.
– Все отлично помнят этого твоего гиганта, бывшего бойфренда. Не потому ли Симон так настойчиво твердит, что я маленький?
– Да, физически он был… внушителен.
– Внушителен? Кто он был, чемпион по дзюдо?
Когда лежишь рядом с обнаженной девушкой в кровати и сгораешь от нетерпения заняться сексом – это, конечно, не лучшие место и время для вспышки ревности. Но по какой-то необъяснимой причине эта вспышка разгоралась все сильнее по мере того, как мне в голову лезли самые бредовые предположения.
– Это случайно не Николя, архитектор? – требовал я ответа.
– Нет.
– Но ведь он тоже из твоих бывших, не так ли?
– Да.
– Может, он к тому же и хороший архитектор?
– Да, – быстро ответила Флоранс. И менее решительно прибавила: – Я так думаю.
– Флоранс, ради всего святого.
Мои шансы заняться любовью таяли с каждой секундой. Я ухватил Флоранс за левую ягодицу и решил уладить дело миром.
– Давай больше не будем говорить о твоей семье, твоих бойфрендах и нашем бизнесе и сосредоточимся на более приятных моментах.
– Давай, – промурлыкала Флоранс, и ее прохладная рука скользнула между моих бедер.
– Allez, Флоранс! – раздался голос Бриджит, сопровождаемый громким стуком в дверь. – Нам пора ехать.
– Уже? – Флоранс была удивлена настолько же, насколько я был близок к самоубийству.
– Да, ты же знаешь, что гипермаркет сегодня закрывается рано. D'epart [46]
– Две минуты, – прошептал я Флоранс. В моем нынешнем состоянии крайнего возбуждения эта пара минут была равнозначна целой ночи.
46
Отправление, отъезд (фр.).
– Тридцати секунд тебе будет достаточно, а? – произнесла она подтрунивающим тоном и каким-то образом умудрилась скатиться с кровати, прежде чем я успел подтвердить делом ее предположение.
Кажется, Франция отменила закон о «crime passionnel» [47] , но уверен, что любой судья в этой стране согласился бы с тем, что Бриджит сама нарывалась на то, чтобы ее забили до смерти увесистым кабачком.
7
Я не видел смысла в том, чтобы валяться в постели одному и ждать, пока позвоночник уляжется под правильным углом, поэтому встал и принялся бродить по пустому дому. За исключением нашей спальни, все комнаты располагались в цепочку. Из кухни ты попадал в гостиную, оттуда в спальню Бриджит (где я намеренно зажмурился, чтобы детали этого интерьера потом не возвращались ко мне в страшных снах) и, наконец, в коридор, откуда три двери вели в ванную, в комнату Мишеля и в сад, соответственно. Так что, чисто теоретически, если бы мне захотелось попасть в ванную, я должен был пройти через сад или через спальню Бриджит. Это было так же непрактично, как обеденный стол на уровне пола.
47
Преступление, совершенное под влиянием любовной страсти (фр.).
Я вернулся в гостиную и устроился на диване – громадине в псевдодеревенском стиле с чересчур замысловатыми деревянными подлокотниками и грубыми подушками с кисточками.
По телевизору шел репортаж о «Тур де Франс». Я уверен, что, если просмотреть полную версию этой велогонки, можно узнать о французах больше, чем за три года учебы в университете.
Каждое лето у французов начинается помешательство на почве «Le Tour». Они критикуют крикет за скуку, потому что он может длиться пять дней. А тут гонка (значит, никаких тебе мячей, голов, лишь бесконечная мука), которая длится – о, ужас! – целых три недели. День за днем телекамеры следят за тем, как неестественно тощие мужики в лайкре крутят педали, мотаясь вверх-вниз по горам. Комментатор информирует зрителей о размерах и традициях каждого города, который встречается на пути гонщиков. Вот вам, пожалуйста, Гренуй-ле-Бан, родной дом для трех тысяч душ, он славится в регионе своим заброшенным сланцевым карьером и потрясающими продуктами.
Но массы обожают это мероприятие, и каждый километр обочин занят болельщиками, а некоторые даже разбивают палаточные городки. Фаны машут руками в камеру, надеясь получить свои пять секунд славы.
На одном из кадров, снятых с вертолета, я увидел огромный рисунок на дорожном полотне. Массивный белый фаллос и надпись: «Je t’aime, Sophie» [48] . Маршрут велогонки объявляли задолго до старта, так что, правильно рассчитав время, можно было не сомневаться в том, что твое граффити появится на телеэкране. Комментатор был ничуть не смущен гигантским – и очень тщательно прорисованным – пенисом. Он лишь сделал комментарий о том, насколько романтичны местные жители, и в кадре снова появились обожженные солнцем велосипедисты, на ходу распечатывающие протеиновые батончики.
48
«Я люблю тебя, Софи» (фр.).