О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами
Шрифт:
Я даже немного расстроился, когда мэр постучался в кухонную дверь. «Эллоу, йез соммбоди?» – крикнул он, намеренно коверкая английский.
Мсье Рибу был одет в розовую рубашку и серые классические брюки, и от него так разило одеколоном, будто он в нем выкупался или влил в себя целую бутыль душистого спирта. Конечно, на таком фоне моя рваная футболка, нелепые штаны и пахучие подмышки землекопа были сущим позором, но его это, казалось, ничуть не смущало.
– Viens, viens [49] , – сказал он. И добавил с сильным акцентом: – У нас экскурсия.
49
Идем, идем (фр.).
В его роскошном «ситроене» работал двигатель, и кондиционер был включен на ледяной холод, что было просто блаженством, поскольку стоявшее в зените солнце угрожало спалить всю живую растительность. А ее повсюду было в избытке. На склонах холмов росли аккуратно подрезанные яблони, на ветвях которых зрели крупные, размером с мячик для гольфа, плоды. Высокие, старомодные живые изгороди разделяли луга и поля, которые повторяли очертания маленьких долин, спускавшихся к заросшим камышом берегам речушек.
А вот людей не было. Мы видели их фермы – группки домов и строений, как у Бриджит, иногда с флигелями, курятником или утиной заводью. Но во дворах ни души. Все спят, догадался я. Или смотрят «Тур де Франс».
– Куда мы едем? – спросил я.
– В город, – ответил мсье Рибу. – Мне нужно сказать пару слов cur'e [50] .
Мы проехали кладбище, огороженное бетонной стеной, и остановились на площади возле приземистой каменной церкви и остановки школьного автобуса.
50
Кюре (фр.).
– Подождите меня вон там, – сказал мсье Рибу.
Я посмотрел туда, куда он показывал, и увидел на другой стороне площади здание мэрии – классический ch^ateau [51] в миниатюре. Прямо перед мэрией находился незатейливый мемориал с каменным солдатом Первой мировой, который застыл в непринужденной и расслабленной позе, будто ждал своей очереди пойти в бой и получить пулю. Похоже, во всей Франции не было ни одной деревни, которая не потеряла бы в окопах войны хотя бы одного своего жителя.
51
Замок (фр.).
Но мсье Рибу вовсе не предлагал мне отправиться отдать дань памяти мертвым. Да, он показывал в сторону памятника, но хотел обратить мое внимание на безликое здание со стеклянным фасадом и вывеской с надписью «Caf'e de la Mairie», расположенное на углу площади.
Тогда я еще не знал некоторых очень важных особенностей caf'e в городках сельской Франции, куда редко ступает нога туриста. Нельзя сказать, чтобы люди там были недружелюбными. Дело в том, что они настолько непривычны к незнакомцам, что попросту их не замечают. А если все-таки замечают, то теряются, не представляя, что с ними делать. Бармен четко знает, что и в какое время суток пьет каждый из его клиентов, а появление чужака ставит его в тупик. Почему кто-то расселся на стуле Марселя, когда самого Марселя вот уже три года как нет в живых?
Посетителями caf'e были сплошь мужчины в возрасте от тридцати лет до «столько не живут». Не меньше десяти человек, и по крайней мере половина носила усы. Воздух был насыщен табачным дымом, пивными парами и комментариями о «Тур де Франс», и этот коктейль лениво перемешивал потолочный вентилятор.
Я приветствовал всех дружеским «Бонжур!» и встретился взглядом с каждым, кто посмотрел в мою сторону. Несколько человек ответили на мое приветствие, но тот единственный, с кем мне действительно хотелось пообщаться, не отреагировал. Бармен тянул пиво из стакана, слушая бурчащего на местном диалекте старика, который сидел перед ним за стойкой бара.
Что ж, подумал я, уж мсье Рибу они наверняка знают. Он-то и попросит, чтобы нас обслужили.
На столике, за которым я расположился, лежала местная газета, и я расшифровал передовицу, в которой был представлен подробный отчет обо всех происшествиях на региональных дорогах. Про мою аварию не было ни слова, но, в конце концов, она и не могла конкурировать с сенсационными новостями о том, что «Вел Сатис» выжимал на трассе двести километров в час, а грузовик с вином занесло, и это обернулось пробками длиной шестьдесят километров, поскольку водители просто не могли заставить себя проехать мимо валявшихся бутылок «Кот-дю-Рон». Идеальное вино для измученных жаждой автолюбителей, не отказывающих себе в удовольствии выпить за рулем.
– Salut, Pierre! [52]
Раздался дружный хор приветствий, когда мсье Рибу бодрым шагом зашел в caf'e. В руке у него был полиэтиленовый мешок, полный огурцов.
– Ты до сих пор не обслужил моего английского друга? – прибавил он, опустил мешок с огурцами на мой столик и отправился приветствовать односельчан. При этом он журил их за необщительность, и те, кто помоложе, потянулись ко мне с рукопожатиями и «бонжурами».
52
Привет, Пьер! (фр.)
Представители старшего поколения, казалось, до конца своих дней приросли к барным стульям.
– Viens, viens. – Рибу помахал мне рукой, подзывая, и я подошел и встал у стойки бара, как взрослый. Мэр объяснил, кто я такой, что было встречено понимающими кивками.
– Не был ли ты повыше ростом? – спросил один из мужчин.
– Да, – ответил я, – до операции.
– Нет, – продолжил мой дотошный собеседник, – но разве у девчонки Бриджит был не…
– А у твоей жены разве нет двухметрового любовника? – перебил его Рибу.
Смех, похлопывания по плечам, грязные намеки положили конец обсуждению физических параметров бывшего бойфренда Флоранс.
Еще несколько минут назад я был чужаком, не достойным внимания, и вот уже вместе с мэром и меня посетители caf'e наперебой приглашали к себе домой на рюмочку.
– Нет, не сейчас, – сказал Рибу, допивая кофе. – Нам еще предстоит несколько визитов в деревне.
Прощаясь, мы обменялись рукопожатиями по кругу, и мсье Рибу обещал каждому заглянуть на ap'ero в течение недели. Я подумал о том, что в этих краях наверняка можно сколотить состояние, если открыть клинику по пересадке печени.