О людях и самолётах 2
Шрифт:
Ротный помолчал, глядя на пустую дорогу, потом повернулся к старлею и тихо, так что старлей еле расслышал, сказал:
– Считается. Ещё как считается…
Десятая ракета
Памяти В.М.Б.
– Когда-нибудь всё кончается, – подумал полковник и усмехнулся про себя. – Можно было бы написать роман… нет, роман – это ты, пожалуй, хватил. Роман тебе не осилить. Повесть. И начать её словами «Когда-нибудь всё кончается»…
– И почему это
– А читатель любит многозначительность.
– Это смотря, какой читатель…
Фу, чепуха какая, прямо раздвоение личности, уже сам с собой литературные диспуты веду… «Здравствуй, милая психушка, вот и я, привет тебе, привет…»
Он сильно потёр лицо, массируя пальцами опущенные веки. Перед глазами замелькали светлые точки, скачками сдвигаясь к переносице; под веками саднило.
«Устал….» – Он осторожно повернулся вместе с вертящимся креслом, старясь, чтобы шерстяные форменные брюки не липли к ногам.
На КДП авиабазы «Владимировка» было душно и полутемно. Справа склонился над своим пультом оператор летающей мишени, а слева офицер боевого управления что-то бормотал в микрофон, одновременно рисуя синим стеклографом на экране ИКО. Был шестой час вечера, но знойный, безветренный августовский день, заполненный до отказа грохотом турбин, треском помех в эфире и раздражёнными разговорами всё никак не заканчивался, и пыльное солнце, казалось, прикипело к небу. Раз за разом с бетонки, размытой струящимся воздухом, взлетал истребитель и уходил в дальнюю зону, где должен был найти и расстрелять ракетами маленький самолётик, летающую мишень Ла-17. Раз за разом опытный лётчик-испытатель выполнял перехват цели в заднюю и переднюю полусферы, шёл в атаку под разными ракурсами, но пущенные ракеты неизменно уходили в сторону, обозначая промах бледной дорожкой трассёра.
Пилот не удивлялся промахам, он знал, что на мишени установлена помеховая станция, переделанная по разработкам того высокого, лысоватого полковника, который ставил ему задачу на предполётных указаниях. И сейчас новая помеха, придуманная этим полковником, проходит испытания.
По плану испытаний по мишени нужно было сделать десять пусков ракет с радиолокационной головкой самонаведения. Восемь пусков окончились промахом, оставался один заход, две ракеты.
Полковник с утра сидел в зале управления, машинально прислушиваясь к чётким командам ОБУ и искажённым помехами ответам пилота.
– Ещё один заход, и всё, – подумал он, – скорей бы. Окончится этот невыносимо длинный день, и окончатся испытания, которых ты ждал два года, а теперь подгоняешь время. Наверное, будет успех… Собственно, успех уже есть, из восьми пусков – восемь промахов. А по-другому и не могло быть, потому что всё проверено и перепроверено десятки раз, но всё-таки войсковые испытания – это войсковые испытания, нужно досидеть до конца.
Потом, когда всё кончится, можно будет поехать в гостиницу.
Он представил себе, как в своём маленьком «генеральском» номере, в котором прохладно, потому что он утром не выключил кондиционер,
Впервые сердце дало о себе знать в первой загранкомандировке. Это был Ближний Восток. Тогда он ехал читать курс РЭБ в академии и в дороге всё волновался, как он будет работать с переводчиком, поймут ли его слушатели? Но в академию он не попал. Сразу по прибытию его вызвал главный военный советник и сказал, что есть дело поважнее лекций: потери авиации дружественной страны недопустимо высоки, и надо разобраться, в чём дело. Вместо двух месяцев он тогда пробыл в командировке полгода, мотаясь из полка в полк.
Потом были и другие командировки.
Однажды, лёжа в придорожном кювете и пережидая бомбёжку, он вдруг почувствовал, как будто невидимая рука мягко легла на сердце и начала играть им, сжимая и отпуская, растягивая утончающиеся алые трубочки. Почему-то ему представлялась узкая ладонь с неестественно длинными, гибкими пальцами; такие ладошки он видел в Алжире у обезьян, которые попрошайничали, ловко обшаривая карманы смеющихся людей. Одно неверное движение, слабый рывок, беззвучно лопающийся сосуд и – темнота… Между лопаток скользнула струйка холодного пота.
Полковник достал из кармана лекарство, положил таблетку под язык. Но во рту было сухо и таблетку пришлось проглотить. Он осторожно откинулся на спинку кресла, потирая правой рукой немеющую левую.
– «Вышка», я Ноль первый. Цель наблюдаю.
– Ноль первый, «Вышка». Работайте.
– Понял, «Вышка», выполняю…. Есть высокое… Есть захват… Пуск! Первая – пошла. Промах. Есть захват… Пуск! Вторая пошла! Есть! Поражение! Наблюдаю поражение, пошла вниз мишень, вниз пошла, падает, как поняли?
Полковник резко повернулся в сторону ОБУ. Внезапно оператор мишени выкрикнул:
– Управление нарушено! Снижение… пикирование… Нет управления!
В зале управления наступила тишина, все молча смотрели на полковника.
Со своего места поднялся председатель комиссии, пожилой генерал, и подошёл к полковнику:
– Ну что ж, поздравляю вас, испытания окончены. Успех, несомненный успех. Я думаю, у комиссии не может быть двух мнений, на всех станциях будем делать вашу доработку, девять промахов из десяти – это замечательно!
– Не может быть, – невпопад ответил полковник.
– Простите, чего не может быть? – удивился генерал.
– Поражения.
– Ну-у-у… ещё как может! – отмахнулся генерал. – Ведь мы всё-таки имеем дело с вероятностями, не жадничайте, и так эффективность вашей помехи доказана.
– Извините, товарищ генерал, – упрямо повторил полковник, – поражения быть не могло. Надо найти ракету. Она практическая, следовательно, полностью не разрушена. Надо её найти. Пусть дадут людей, я объясню, что искать. Если вы не согласны, давайте звонить в Москву, пусть они дадут команду на поиски, я должен понять, в чём дело.