О пов?рьяхъ, суев?ріях и предразсудкахъ русскаго народа
Шрифт:
Парень влюбился однажды на смерть въ двку, которая, по разсчетамъ родителей его, не была ему ровней. Малый былъ не глупый, а притомъ и послушный, привыкшій съ измала думать, что выборъ для него хозяйки зависитъ безусловно отъ его родителей и что законъ не велитъ ему мшаться въ это дло; родители скажутъ ему: мы присудили сдлать то и то, а онъ, поклонившись въ ноги, долженъ отвчать только: власть ваша. Положеніе его становилось ему со дня на день несносне; вся душа, вс мысли и чувства его оборотились верхъ дномъ и онъ самъ не могъ съ собою совладать. Онъ убждался разумными доводами, а можетъ быть боле еще строгимъ приказаніемъ родителей, но былъ не въ силахъ переломить свою страсть и бродилъ ночи напролетъ, заломавъ руки, не зная, что ему длать. Мудрено ли, что онъ въ душ поврилъ, когда ему сказали, что двка его испортила? Мудрено ли, что онъ Богъ всть какъ обрадовался, когда общали научить его, какъ снять эту порчу, которая-де приключилась отъ приворотнаго зелья или заговора, даннаго ему двкой? Любовь, нсколько грубая, суровая, но тмъ боле неодолимая, и безъ того спорила въ немъ съ ненавистію, или по крайней мр съ безотчетною досадою и местію; онъ подкрпился лишнимъ стаканомъ вина, по совту знающихъ и бывалыхъ людей, и сдлалъ вн себя, чему его научили: пошелъ и прибилъ больно бдную двку своими руками. Если побьешь ее хорошенько, сказали ему, то какъ рукой сыметъ. И подлинно, какъ рукой сняло; парень хвалился на весь міръ, что онъ сбылъ порчу и теперь здоровъ. Опытные душесловы наши легко объяснятъ себ эту задачу. Вотъ вамъ примръ – не магистическій, впрочемъ – какъ, по видимому, самое безсмысленное средство, не мене того иногда довольно надежно достигаетъ своей цли. И смшно и жалко. Не мудрено, впрочемъ, что народъ, склонный вообще къ суевріямъ и объясняющій все недоступное понятіямъ его постредствомъ своей демонологіи, состояніе влюбленнаго
Вотъ примръ другаго рода: молодой человкъ, безъ памяти влюбившійся въ двушку, очень ясно понималъ разсудкомъ своимъ, что она ему, по причинамъ слишкомъ важнымъ, не можетъ быть четой – хотя и она сама, какъ казалось, безсознательно отвчала его склонности. Ему долго казалось, что въ безкорыстной страсти его нтъ ничего преступнаго, что онъ ничего не хочетъ, не желаетъ, а счастливъ и доволенъ однимъ этимъ чувствомъ. Но пора пришла, обстоятельства также – и съ одной стороны онъ содрогнулся, окинувъ мыслями объемъ и силу этой страсти и бездну, къ коей она вела, – съ другой, почиталъ вовсе несбыточнымъ, невозможнымъ, освободиться отъ нея. Тогда добрые люди отъ коихъ онъ не могъ утаить своего положенія, видя, что онъ близокъ къ сумазбродству и гибели, – сумли настроить разгоряченное воображеніе его на то, чтобы въ отчаяніи искать помощи въ таинствахъ чаръ: «встань на самой зар, выдь, не умывшись, на восходъ солнца и въ чистомъ пол, натощакъ, умойся росою съ семи травъ; дошедши до мельницы, спроси у мельника топоръ, сядь на бревно верхомъ, положи на него передъ собою щепку, проговори такой-то заговоръ, глядя прямо передъ собою на эту щепку, и поднявъ топоръ выше головы при послднемъ слов: „и не быть ей въ ум-помысл моемъ, на ретивомъ сердц, въ буйной въ головушк, какъ не стростись щеп перерубленной – аминь“, ударь сильно топоромъ, со всего размаху, перески щепку пополамъ, кинь топоръ влво отъ себя, а самъ бги безъ оглядки вправо, домой, и крестись дорогой – но не оглядывайся: станетъ легко. «Что же? Благородная ршимость молодаго человка въ этомъ безтолковомъ средств нашла сильную подпору: не вря никоимъ образомъ, при выход изъ дому, чтобы стало силъ человческихъ на подавленіе этой страсти, хотя и былъ убжденъ, что долгъ и честь его требуютъ того – онъ возвратился отъ мельницы веселый, спокойный – на душ было легко: – вслдъ за тмъ онъ возвратилъ двиц полученную отъ нея записку не распечатанною. Такъ сильно былъ онъ убжденъ, что дло кончено, союзъ расторгнутъ – и съ этого дня, объ этой несчастной любви не было боле рчи!
Сглазъ, притка или порча отъ сглазу, отъ глаза, недобрый глазъ – есть поврье довольно общее, не только между всми славянскими, но и весьма многими другими, древними и новыми народами. Мы оставимъ его сюда потому, что оно, по народному поврью, близко къ предыдущему. Уже одна всеобщность распространенія этого поврья, должна бы, кажется, остановить всякое торопливое и довременное сужденіе о семъ предмет; хотя всякое образованное общество и считаетъ обязанностію издваться гласно надъ такимъ смшнымъ суевріемъ, – между тмъ какъ втайн многіе искренно ему врятъ, не отдавъ себ въ томъ никакого отчета. Скажемъ же не обинуясь, что поврье о сглаз, безъ всякаго сомннія, основано на истин; но оно обратилось, отъ преувеличенія и злоупотребленій, въ докучную сказку, какъ солдатъ Яшка, Сашка срая срмяжка, или знаменитое повствованіе о постройк костянаго дома. Безспорно есть изрдка люди, одаренные какою-то темною, непостижимою для насъ силою и властью, поражать прикосновеніемъ или даже однимъ взглядомъ своимъ другое, въ извстномъ отношеніи подчиненное слабйшее существо, дйствовать на весь составъ его, на душу и тло, благотворнымъ или разрушительнымъ образомъ, или по крайней мр обнаруживать на него временно явно какое либо дйствіе. Извстно, что ученые назвали это животнымъ магнетизмомъ, месмеризмомъ, и старались объяснить намъ, невждамъ, такое необъяснимое явленіе различнымъ и весьма ученымъ образомъ; но, какъ очень трудно объяснить другому то, чего и самъ не понимаешь, – то конецъ концовъ былъ всегда одинъ и тотъ же, то есть, что мы видимъ въ природ цлый рядъ однообразныхъ, но до времени необъяснимыхъ явленій, которыя состоятъ въ сущности въ томъ, что животныя силы дйствуютъ не всегда отдльно въ каждомъ недлимомъ, но иногда также изъ одного животнаго, или чрезъ одно животное на другое, въ особенности же черезъ человка. Ученые называютъ это магнетизмомъ, а народъ сглазомъ. Стало быть и тутъ опять ученые разногласятъ съ народными поврьями только въ названіи, въ способ выраженія, а въ сущности дла они согласны. Какъ бы то ни было, но если только принять самое явленіе это за быль, а не за сказку, то и поврье о сглаз и порч, въ сущности своей, основано не на вымысл, а на вліяніи живой, или животной, природы. Переходя, однакоже, затмъ собственно къ нашему предмету, мы безспорно должны согласиться, что описанное явленіе примняется къ частнымъ случаямъ безъ всякаго толка и разбора, и отъ этого-то злоупотребленія оно обратилось въ нелпую сказку. Изо ста, а можетъ быть даже изъ тысячи случаевъ или примровъ, о коихъ каждая баба разскажетъ вамъ со всею подробностію, едвали найдется одинъ, который боле или мене состоитъ въ связи съ этою таинственною силою природы; вс остальные были, вроятно, слдствіемъ совсмъ иныхъ причинъ, коихъ простолюдинъ не можетъ, или не хочетъ доискаться; по этому онъ, въ невжеств своемъ, сваливаетъ все сподрядъ, по удобству и сподручности, на сглазъ и порчу – который же кстати молчитъ и не отговаривается, а потому и виноватъ.
V. Водяной.
Водяной, водовикъ или водяникъ, водяной ддушка, водяной чортъ, живетъ на большихъ ркахъ и озерахъ, болотахъ, въ тростникахъ и въ осок, иногда плаваетъ на чурбан или на корчаг; водится въ омутахъ и въ особенности подл мельницъ. Это нагой старикъ, весь въ тин, похожій обычаями своими на лшаго, но онъ не обросъ шерстью, не такъ назойливъ и нердко даже съ нимъ бранится. Онъ ныряетъ и можетъ жить въ вод по цлымъ днямъ, а на берегъ выходитъ только по ночамъ. Впрочемъ, водяной также не везд у насъ извстенъ. Онъ живетъ съ русалками, даже почитается ихъ большакомъ, тогда какъ лшій всегда живетъ одиноко и кром какого нибудь оборотня, никого изъ собратовъ своихъ около себя не терпитъ. О водяномъ трудно собрать подробныя свднія; одинъ только мужикъ разсказывалъ мн объ немъ, какъ очевидецъ, – другіе большею частію только знали, что есть гд-то и водяные, но Богъ всть гд. Водяной довольно робкій старикъ, который смлъ только въ своемъ царств, въ омут, и тамъ, если осерчаетъ, хватаетъ купальщиковъ за ноги и топитъ ихъ, особенно такихъ, которые ходятъ купаться безъ креста, или же не въ указанное время, позднею осенью. Онъ любитъ сома и едва ли не здитъ на немъ; онъ свиваетъ себ иногда изъ зеленой куги боярскую шапку, обвиваетъ также кугу и тину вокругъ пояса и пугаетъ скотину на водопо. Если ему вздумается осдлать въ вод быка или корову, то она подъ нимъ подламывается и, увязнувъ, издыхаетъ. Въ тихую, лунную ночь, онъ иногда, забавляясь, хлопаетъ ладонью звучно по вод и гулъ слышенъ на плесу издалеча. Есть поврье, что если ссть у проруба на воловью кожу и очертиться вокругъ огаркомъ, то водяные, выскочивъ въ полночь изъ проруба, подхватываютъ кожу и носятъ сидящаго на ней, куда онъ загадаетъ. При возвращеніи на мсто, надо успть зачурать: чуръ меня! Однажды ребятишки купались подъ мельницей; когда они уже стали одваться, то кто-то вынырнулъ изъ-подъ воды, закричалъ: скажите дома, что Кузька померъ – и нырнулъ. Ребятишки пришли домой и повторили отцу въ изб слова эти: тогда вдругъ кто-то съ шумомъ и крикомъ: ай, ай, ай, соскочилъ съ печи и выбжалъ вонъ: это былъ домовой, а всть пришла ему о комъ-то отъ водянаго. Есть также много разсказовъ о томъ, что водяной портитъ мельницы и разрываетъ плотины, а знахари выживаютъ его, высыпая по утреннимъ и вечернимъ зарямъ въ воду по мшку золы.
VI. Моряны.
Моряны, огняны и втряны есть у другихъ славянскихъ племенъ; но русскіе, кажется, ничего объ этомъ не знаютъ. Праздникъ Купала и другіе въ честь огня и воды, суть явно остатки язычества и не представляютъ нын, впрочемъ, олицетворенія своего предмета. Ладъ, Ярило, Чуръ, Авсень, Таусень и проч. сохранились въ памяти народной почти въ однхъ только псняхъ или поговоркахъ, какъ и дубыня, горыня, полканъ, пыжики и волоты, кащей безсмертный, змй горыничъ, Тугаринъ-Змевичъ, яга-баба, кои живутъ только еще въ сказкахъ, или изрдка поминаются въ древнихъ псняхъ. Народъ почти боле объ нихъ не знаетъ. О баб-яг находимъ боле сказокъ, чмъ о прочихъ, помянутыхъ здсь лицахъ. Она здитъ или летаетъ по воздуху въ ступ, пестомъ погоняетъ или подпираетъ, помеломъ слдъ заметаетъ. Вообще это созданіе злое, нсколько похоже на вдьму; баба яга крадетъ дтей, даже стъ ихъ, живетъ въ лсу, въ избушк на курьихъ ножкахъ и проч.
Кикимора также мало извстна въ
Игоша – поврье, еще мене общее и притомъ весьма близкое къ кикиморамъ: уродецъ, безъ рукъ безъ ногъ, родился и умеръ некрещенымъ; онъ, подъ названіемъ игоши, проживаетъ то тутъ, то тамъ и проказитъ, какъ кикиморы и домовые, особенно, если кто не хочетъ признать его, невидимку, за домовика, не кладетъ ему за столомъ ложки и ломтя, не выкинетъ ему изъ окна шапки или рукавицъ и проч.
Жердяй, отъ жерди – предлинный и претоненькій, шатается иногда ночью по улицамъ, заглядываетъ въ окна, гретъ руки въ труб и пугаетъ людей. Это какой-то жалкій шатунъ, который осужденъ вкъ слоняться по свту безъ толку и должности. Объ немъ трудно допроситься смыслу; но едва ли поврье это не въ связи съ кащеемъ безсмертнымъ, котораго, можетъ быть, тутъ или тамъ пожаловали въ жердяи. Чтобы избавиться отъ всхъ этихъ нечистыхъ, народъ прибгаетъ къ посту и молитв, къ богоявленной вод, къ свчк, взятой въ пятницу со страстей, которою коптятъ крестъ на притолк въ дверяхъ; полагаютъ также, вообще, что не должно ставить ворота на полночь, на сверъ, иначе всякая чертовщина выживетъ изъ дома.
VII. Оборотень.
Оборотень, – на Украйн вовкулака – какой-то недобрый духъ, который мечется иногда человку подъ ноги, или поперекъ дороги, какъ предвстникъ бды. Отъ него крестятся и отплевываются. Онъ никогда не является иначе, какъ на лету, на бгу, и то мелькомъ, на одно мгновеніе, что едва только успешь его замтить; иногда съ кошачьимъ или другимъ крикомъ и воемъ, иногда же онъ молча подкатывается клубкомъ, клочкомъ сна, комомъ снга, овчиной и проч. Оборотень перекидывается, измняя видъ свой, во что вздумаетъ, и для этого обыкновенно ударится напередъ объ земь; онъ перекидывается въ кошку, въ собаку, въ сову, птуха, ежа, даже въ клубокъ нитокъ, въ кучу пакли и въ камень, въ копну сна и проч. Изрдка въ лсу встрчаешь его страшнымъ звремъ или чудовищемъ; но всегда только мелькомъ, потому онъ никогда не дастъ разсмотрть себя путемъ. Нердко онъ мгновенно, въ глазахъ испуганнаго на смерть прохожаго, оборачивается нсколько разъ то въ то, то въ другое, исчезая подъ пнемъ или кустомъ, или на ровномъ мст, на перекрестк. Днемъ очень рдко удается его увидть, но уже въ сумерки онъ начинаетъ проказить и гуляетъ всю ночь напролетъ. Перекидываясь или пропадая внезапно вовсе онъ обыкновенно мечется, словно камень изъ-за угла, со страннымъ крикомъ, мимо людей. Нкоторые увряютъ, что онъ-то есть коровья смерть, чума, и что онъ въ этомъ случа самъ оборачивается въ корову, обыкновенно черную, которая гуляетъ со стадомъ, подъ видомъ приблуды или пришатившейся, и напускаетъ порчу на скотъ. Есть также поврье, будто оборотень дитя, умершее некрещеннымъ, или какой-то вроотступникъ, коего душа нигд на томъ свт не принимается, а здсь гуляетъ и проказитъ по невол. Въ нкоторыхъ мстахъ, на свер, оборотня называютъ кикиморой; вдьм и домовому иногда приписываютъ также свойства оборотня. Изъ всего этого видно, что если мужикъ видлъ что нибудь въ сумерки или ночью и самъ не знаетъ что, – то это безспорно былъ оборотень.
VIII. Русалка.
Русалка – также чертовка, или шутовка, или водява, что означаетъ почти тоже, потому что тутъ у мужиковъ говорится именно взамнъ недобраго слова чортъ. Русалка почти отовсюду вытснена людьми; а она любитъ пустыя и глухія воды. Нигд почти не найдете вы теперь такого мста, гд бы, съ вдома жителей, по-нын водились русалки; или он были тутъ когда-то и перевелись, или вамъ укажутъ, во всякомъ мст, на другое – а тутъ-де нтъ ихъ. На Украйн ихъ считаютъ двочками, умершими безъ крещенія; въ другихъ мстахъ полагаютъ, что каждая утопленница можетъ обратиться въ русалку, если покойница была такова при жизни; или когда двка утонула, купаясь безъ креста, причемъ полагаютъ, что ее утащилъ водяной; опять иные считаютъ русалокъ вовсе не людскаго поколнія, а нечистыми духами или даже просто навожденіемъ діавольскимъ. На юг у насъ русалка вообще не зла, а боле шаловлива; напротивъ велико-русская русалка или шутовка, особенно же сверная, гд она и называется не русалкой, а просто чертовкой, злая, опасная баба и страшная непріятельница человческаго рода. При такомъ понятіи о нихъ, ихъ представляютъ иногда безобразными; но вообще русалки большею частію молоды, стройны, соблазнительно хороши: он ходятъ нагія, или въ блыхъ сорочкахъ, но безъ пояса, съ распущенными волосами, зелеными, какъ иные утверждаютъ; живутъ дружно, обществами, витаютъ подъ водой, но выходятъ и на берегъ; рзвятся, поютъ, шалятъ, хохочутъ, качаются на ближнихъ деревьяхъ, вьютъ плетеницы изъ цвтовъ и украшаются ими, и если залучатъ къ себ живаго человка, котораго стараются заманить всми средствами, то щекочутъ его, для потхи своей, до смерти. Иные утверждаютъ, что у русалокъ между перстовъ есть перепонка какъ у гуся; другіе даже, что у нея, вмсто ногъ, раздвоенный рыбій хвостъ. Он манятъ къ себ прохожаго, если онъ ночью подойдетъ къ нимъ – днемъ он почти не выходятъ – иногда гоняются за нимъ, но далеко отъ берега рки или озера не отходятъ, потому что боятся обсохнуть. Если при русалк есть гребень, то она можетъ затопить и сухое мсто: докол она чешетъ мокрые волосы, дотол съ нея все будетъ струиться вода; если же на русалк и волоса обсохнутъ, то она умираетъ. Слды этихъ шаловливыхъ подружекъ остаются изрдка на мокромъ песку; но это можно толькой видть, заставъ ихъ врасплохъ: въ противномъ случа он перерываютъ песокъ и заглаживаютъ слды свои. Гд врятъ въ водянаго, тамъ считаютъ его атаманомъ русалокъ. Но он, бдненькія, очень скучаютъ безъ мужчинъ и вс ихъ зати клонятся къ тому, чтобы залучить человка и защекотать его на смерть. Сказываютъ, что он иногда отъ скуки перенимаютъ заночевавшее на вод стадо гусей и завертываютъ имъ на спин, какъ шаловливые школьники, одно крыло за другое, такъ что птица не можетъ сама расправить крыльевъ; он же, сидя въ омутахъ, путаютъ у рыбаковъ сти, выворачиваютъ мотню и скатываютъ ихъ съ рчной травой. Вообще, полная власть шаловливымъ русалкамъ дана во время русальной недли, которая слдуетъ за Троицынымъ днемъ и до заговнья. Первое воскресенье за Троицей также называется русальнымъ. Это время, по народному мннію, самое опасное, такъ что боятся выходить къ водамъ и даже въ лса. Кажется, несправедливо – какъ иные полагаютъ – будто русалки хозяйничаютъ до Петрова дня и будто он, по народному мннію, двочки лтъ семи: этихъ поврьевъ я не встрчалъ нигд. На юг, русалка взрослая двушка, красавица; на свер, чертовка стара, или среднихъ лтъ и страшна собой. На Украйн, впродолженіе клечальной недли, есть разныя игры въ честь русалкамъ, кои въ это время бгаютъ далече въ лса и поля, топчутъ хлбъ, кричатъ, хлопаютъ въ ладоши и проч. Г. Сахаровъ напечаталъ псни русалокъ, безсмысленныя слова или звуки, отзывающіяся украинскимъ или блорусскимъ нарчіемъ.
IX. Вдьма.
Вдьма извстна, я думаю, всякому, хотя она и водится собственно на Украйн, а Лысая гора, подъ Кіевомъ, служитъ сборищемъ всхъ вдьмъ, кои тутъ по ночамъ отправляютъ свой шабашъ. Вдьма тмъ разнится отъ всхъ предъидущихъ бласнословныхъ лицъ, что она живетъ между людьми и, ничмъ не отличаясь днемъ отъ обыкновенныхъ бабъ или старыхъ двокъ, кром небольшаго хвостика, ночью расчесываетъ волосы, надваетъ блую рубашку, и въ этомъ наряд, верхомъ на помел, вник или ухват, отправляется черезъ трубу на вольный свтъ, либо по воздуху, либо до Лысой горы, либо доить или портить чужихъ коровъ, портить молодцовъ, двокъ и проч. Вдьма всегда злодйка и добра никогда и никому не длаетъ. Она въ связи съ нечистой силой, для чего варитъ травы и снадобья въ горшк, держитъ черную кошку и чернаго птуха; желая оборотиться во что либо, она кувыркается черезъ 12 ножей. Вдьма не только выдаиваетъ коровъ, но даже, воткнувъ ножъ въ соху, цдитъ изъ нея молоко, а хозяйская корова его теряетъ. Если сорока стрекочетъ, то беременной женщин выходить къ ней не должно: это вдьма, которая испортитъ, или даже выкрадетъ изъ утробы ребенка. Изъ этого слдуетъ, что вдьма перекидывается также въ сороку, и, можетъ быть, отъ этого сорока противна домовому, для чего и подвшивается въ конюшн. Вдьм, для проказъ ея, необходимы: ножъ, шалфей, рута, шкура, кровь и когти черной кошки, убитой на перекрестк, иногда также и трава тирличъ. Вдьма варитъ зелье ночью въ горшк и, ухвативъ помело, уносится съ дымомъ въ трубу. Вдьма иногда крадетъ мсяцъ съ неба, если его неожиданно заволакиваетъ тучами или случится затмніе; она крадетъ дожди, унося ихъ въ мшк или въ завязанномъ горшк; крадетъ росу, посылаетъ градъ и бурю и проч. Есть на Украйн преданіе, взятое, какъ говорятъ, изъ актовъ: злая и пьяная баба, поссорившись съ сосдкой, пришла въ судъ и объявила, что та украла росу. По справк оказалось, что наканун росы точно не было, и что обвиняемая должна быть вдьма. Ее сожгли. Проспавшись, баба пришла въ судъ каяться, что поклепала на сосдку, а судьи, услышавъ это, пожали плечами и ударили объ полы руками, сказавъ: отъ тоби разъ!