О теории прозы
Шрифт:
Думать о произведении и о постройке произведения только для того, чтобы думать об истинном построении.
Все это надо перемешать – вот тогда получится.
Сегодня стало известно, что человеку восемь миллионов лет; восемь миллионов лет мы мешаем жить обезьянам.
Мысль все время возвращается к первобытному рисунку, скрытому в подземных катакомбах.
Ведь там темно.
Жест, он же необходимость, тесно связан с рисунком, и в
То, что А.Н. Строганов говорит про Пикассо, очень значительно [93] .
Здесь есть связь: Пикассо и первобытный рисунок через необходимость жеста.
Люди так узко думают, что в результате вся эта работа еще не начата.
Между тем китайское искусство, и прежде всего китайская каллиграфия, имеет к этому прямое отношение.
Почерк как необходимость личности; и сам жест как присущее личности стремление.
Левое искусство Пикассо в первую очередь вывело элемент человековедения.
93
Говорю про неопубликованную книгу А.Н. Строганова о Пикассо.
Поэтому он попал в литературу.
Так вот, когда Виктор Шкловский говорил, что содержания нет в искусстве, он был глупый.
Содержание скрыто в искусстве.
Именно поэтому мы веками и даже тысячелетиями разгадываем сюжет великого произведения.
Будь то «Илиада», или эпос о Гильгамеше, или «Чайка» Чехова.
Никак не могу привыкнуть, что мне девяносто лет. Кажется все время, что семьдесят. Вы заметили, я все время оговариваюсь, что мне семьдесят.
Семьдесят два, если говорить точно – по «гамбургскому счету».
Интересная штука возраст; вот этот кринолин тела, что одет на твою душу.
Уверен, что последние три-четыре года пишу как бы наново.
Писать ясно. Писать надо даже наивно.
Искусство отражает жизнь, но не зеркально. Вместо слова «зеркало» здесь надо поставить другое слово. Зеркало отражает момент. Но зеркало не может отразить движение, то есть переделку, метаморфозу кадра.
Повешенные на дереве каторжники, под которыми устроились Дон Кихот и Санчо Панса, почти что задевают за носы рыцаря и оруженосца.
И это очень напоминает «Ужасы войны», нарисованные Гойей.
«Мертвые души» начинаются с описания колеса и с описания брички.
Купец едет за товаром.
Само его величество капитализм входит в историю.
У Чехова тоже едут торговать, и это описание тоже начинается с описания брички.
Люди едут торговать, а за ними наблюдает светлый глаз мальчика.
И вот я, человек невеликий, потому что до этого не додумался сразу.
Чичиков похож на Наполеона – об этом говорят в городе.
Староверы испугались, между тем железная дорога привела людей в другие отношения друг с другом.
И вот почему Толстой придумал ходячую фразу: Наполеон – целовальник.
Кажется, что мы нащупали корень неприязни Толстого к Наполеону.
Наполеон овеществил и утвердил новые формы эксплуатации человека человеком.
Историческая миссия Наполеона в том, что эта миссия капитализма.
Вот почему его ниспровергает Толстой.
Вот почему Бетховен снял свое посвящение Наполеону.
Вот почему Стендаль изменил свое отношение к герою.
Китай – поле, занятое могилами, поле, отделенное от остального мира давно построенными стенами и широкими реками, текущими в океан.
Реки текут, исполняют великую роль – они как бы переплет величайших вечных культур.
История перечитывает сама себя. Без этого она непонятна.
Вот и я перелистываю историю, перечитываю ее, чтобы найти неведомых мне читателей, чтобы читать современность.
Но ведь и реки, рождающиеся в лесах, каждый день и каждое мгновение перечитывают сами себя и меняют жизнь своих берегов, изменяют даже облака, отражающиеся своим изменчивым ликом в их воде.
Новеллы Боккаччо и его и не его.
Они записаны, дописаны, поправлены, сопоставлены.
Понятие авторства в прозе, да еще в прозе на бытовом языке, на бытовом материале не было осознано.
Иногда новеллы приходят к автору в двух вариантах, в двух пересказах; он считает их самостоятельными и оба варианта доводит до самозамкнутости.
Первоначально итальянский фольклор был разговорный.
Итак, литература была словесна, то есть сначала она была словесностью. Ибо есть словесность и есть литература.
Если «Декамерон» жив и сейчас, то сегодняшняя жизнь «Декамерона» более узка, иначе настроена.
Следовательно, за это время читатель огрубел. Как бы одичал. Ведь сама тема проста и изменяться не может.
Окраска вещи совершенно изменилась. То, что могло дать материал комедийному актеру, становится материалом драмы.
То, что могло быть драмой, становится комедией.
Обыкновенно сюжет – это человек, сдвинутый с места.
Изменение жизни изменяет сюжет.
Путешествие – это изменение жизни.
Путешествие становится мотивировкой изменения героев.
Так начинается «Евгений Онегин». Наследство дяди сталкивает столичного жителя с провинцией.
Чичиков – ведь он купец. Как бы купец.
В сюжет необходимо входит описание способа передвижения, и поэтому начало «Мертвых душ» и «Степи» Чехова содержит описание брички.
Это относится и к путешествиям, которые обращены в пародии, например, путешествие Гулливера.
Для Данте его странствия по Аду являются доказательством истинности Священного писания.