Обещание нежности
Шрифт:
Мать молчала, и Андрей затаил дыхание: неужели она ничего скажет в его защиту? Нет, он вовсе не обижался на отца, он с детства привык к определенной дистанции, холодности между ними. И к тому же отец даже не подозревает, до какой степени он прав; ведь теперь и сам Андрей знает, как далек он от обычных детей. Но мама… ведь ей-то ничего о нем не известно, и она всегда любила его таким, каков он есть. Неужели теперь она не заступится за сына?!
Однако Наташа лишь нервным движением высвободила руку из-под тяжести мужниной ладони и резко поднялась из-за стола.
— Пора спать, — сказала она так, словно между ними и не было сказано в последние
И вышла из кухни.
Именно в тот вечер Андрей на собственном опыте удостоверился в библейской истине: во многая знания — многая печали. Есть вещи, которые человеку не следует знать. Судьба не случайно оберегает нас от знакомства с теми или иными подробностями, не зря прячет от нас детали. И выведывать, шпионя за людьми, чтобы узнать истинное к тебе отношение, не самое благоразумное, что может сделать человек. А потому Андрей больше никогда тайно не оставался наедине с родителями, навсегда запомнив, что может услышать слова — или просто молчание, — которые лишат его душевного равновесия, отнимут у него последнюю веру в их любовь и нежность.
Однако это вовсе не означало, что он готов был перестать экспериментировать со своими неожиданными, так чудесно приоткрывшимися ему возможностями. С каждым месяцем ему все больше хотелось усложнить условия эксперимента, узнать, что именно происходит с его оболочкой, пока он сам, истинный Андрей Сорокин, разгуливает по самым неожиданным местам, все чаще тянуло его на новые озорные и почти опасные выходки. Но для этого ему нужен был помощник. Многократно обдумав все это во время бессонных ночей, он наконец-то решил открыться Павлику.
Брат, бесспорно, был самой подходящей кандидатурой для того, чтобы стать его доверенным лицом. Во-первых, в его любви и преданности Андрей мог не сомневаться: их связывала давняя и нежная братская дружба, и, конечно же, невозможно было представить себе, чтобы Павлик мог чем-нибудь намеренно навредить. Во-вторых, в силу юного возраста и присутствия известной доли авантюризма в характере Павел мог искренне заинтересоваться экспериментами Андрея и возгореться желанием принять в них самое деятельное участие. Наконец, братишка никогда в жизни еще не отказывал Андрею в помощи, даже если ему что-нибудь не нравилось, так что осечки и здесь не должно было быть…
Андрею и самому казалось странным, что мозг его так хладнокровно, так бездушно, как компьютер, «прощелкивает» все возможные варианты развития событий; странно было и то, что объектом подобного холодного компьютерного анализа вдруг стал его милый братишка, родной и славный человечек, которого Андрей любил больше всего на свете. Но выхода у него не было: слишком серьезной виделась ему ситуация и слишком о многом надо было ему подумать, прежде чем допускать другого человека в свой потаенный мир. Зато когда он решился наконец рассказать все Павлику, это оказалось для него намного проще, нежели он сам предполагал. Нужные слова гладко ложились в свободные фразы, а собственный тон казался в меру искренним и в меру спокойным.
Однако Павел, разумеется, никакого спокойствия по поводу рассказа брата проявить не смог.
— Врешь, — недоверчиво сказал он, едва только Андрей замолчал, выплеснув на брата свою потрясающую информацию. — Признайся, Андрюха, ты все это сочинил, да?
Но брат только молча покачал головой.
— И что, ты правда можешь незаметно разгуливать по школе? Как в шапке-невидимке, да?
— Ну…
— И можешь подслушивать? И подсматривать за людьми? — деловито продолжал выпытывать подробности Павлик. — Вот, например, если ты стоишь за спиной у нашей Викули, у классной, она тебя заметит или нет?
— Да нет же, — терпеливо объяснял Андрей. — Меня будут видеть в другом месте. А рядом с твоей Викулей будет только…
— Что?
— Не знаю, сам еще не понял. Не могу тебе точно сформулировать. Может быть, моя душа или сознание. Или… нет, не могу объяснить.
— Загибаешь, — тоскливо заключил брат. — Не может такого быть. А я-то обрадовался, что ты нам поможешь…
— В чем тебе нужно помочь?
— Да контрольная у нас послезавтра. Годовая, ужас! Весь класс трясется. И сочинение еще. Нам продиктовали тридцать тем, по всему пройденному материалу. А на выбор-то дадут только три.
— И что?
— Ну ты чего, Андрейка? Не просекаешь, что ли? Завтра Викуля получит эти три темы из гороно в запечатанном конверте. Вот бы заранее узнать, какие! Весь класс плясал бы от радости. Сможешь?
Андрей нерешительно молчал. Разумеется, сможет, для него это было уже элементарно. Только вот честно ли это? До сих пор он еще никогда не пользовался своим даром в корыстных целях. С другой стороны, ему так хотелось бы помочь Павлушке… В самом деле, что это за варварство такое! Заставлять малышей зубрить тридцать тем, а потом дать на выбор только десятую часть из них.
Неправильно истолковав его молчание, братишка вздохнул.
— Я так и знал, — разочарованно заявил он. — Все ты придумал со своими перемещениями в пространстве. Ничего ты не можешь. Только зря меня раззадорил…
И он понуро направился к себе в комнату.
— Да нет же, постой, — окликнул его Андрей. — Ты не так меня понял. Просто… ты уверен, что это будет честная оценка за сочинение?
— Ага! — оживился Павлик. — Я же все равно учил все эти темы в течение года, и занимаюсь я хорошо. Ну, в крайнем случае написал бы неудачную тему на «четыре». А так точно пятерка будет.
И, видя, что брат все еще сомневается, он принялся канючить:
— Ну, Андрюш, ну будь человеком, а? А то я ни за что не поверю, что ты и правда такое умеешь.
— А я тебе на чем-нибудь другом докажу, — поддразнил его брат.
— Не-а, — замотал головой Павлик. — Других доказательств мне не надо. Выручай, а то ведь пропадем! Ладно я, а Оля вообще сочинения плохо пишет.
— Хорошо, — вздохнул Андрей, становясь серьезным. — Надо, значит, надо.
Честно говоря, никаких особых внутренних моральных запретов у него по этому поводу не было. Школяры всех времен и народов почитали долгом чести как-нибудь надуть преподавателей. А уж выведать заранее экзаменационные темы, подсмотреть билеты — вообще святое дело. Только вот все-таки ему было как-то непривычно обманывать людей не с помощью традиционных школьных шалостей, а с помощью своего дара. Андрей относился к нему трепетно и серьезно и разменивать на всякие пустяки не хотел. Это вначале, когда он только пробовал свои силы, он занимался всякими глупостями, а теперь он уже ставил перед собой более сложные задачи. И совсем не для того он открылся Павлушке, чтобы сделать из брата лентяя и обманщика… Но уж ладно, обещал так обещал. В конце концов, он это сделает только один раз.