Обещание нежности
Шрифт:
Бабушка посвящала Андрейке все свое свободное время, не выказав и капли подобной привязанности ко второму малышу, который родился у Наташи и Максима спустя четыре года. Молодая женщина, чувствуя свою вину перед мужем, с радостью подарила ему родного сына, и именно этот малыш принес в дом то, в чем так нуждался Максим, чего ему так не хватало для полноты семейного счастья: горькие слезы и обычные детские болезни, отчаянный крик по ночам и капризы за завтраком.
— Вот это нормальный мужик, — приговаривал Максим, впихивая в сына очередную ложку овсяной каши. Он стал все реже бывать в экспедициях, семейный быт, прежде почти ненавистный, неожиданно затянул его, и он вдруг открыл для себя все
— Это капризы ты одобряешь? — насмешливо щурилась Наташа, успокаивающе поглаживая по руке четырехлетнего Андрейку и подвигая ему поближе вазочку с конфетами. — Смотри, вырастишь спиногрыза, еще наплачемся.
Впрочем, она не собиралась спорить с мужем всерьез: одинаково любя обоих сыновей, она даже рада была, что во втором ребенке муж нашел истинно родную душу и сумел реализовать свои отцовские чувства.
— Зато твой-то любимчик даже спасибо не скажет, выходя из-за стола, — огрызался Максим. — Ты его вконец разбаловала, носишься с ним как с писаной торбой.
— Он скажет, если ему напомнить, — примирительно откликалась жена.
Андрей и в самом деле уже говорил — медленно и неохотно, но правильно выговаривая даже самые трудные слова. Он все так же был молчалив и погружен в себя, все так же мало стремился к общению с другими людьми и все же больше стал похож на то, что люди обычно называют «нормальный ребенок». Алла Михайловна уверяла, что наедине с ней он открыт и раскрепощен, но Максим только отмахивался от этих рассказов, а Наташа, хоть и верила матери, все больше начинала думать, что та выдает желаемое за действительное. Но однажды ей пришлось удостовериться в том, что ее старший вовсе не бесчувственный истукан, а живой, нежный и куда более ранимый ребенок, нежели все, кого она знала. Это было в тот день, когда она впервые увидела его слезы и когда он впервые горько рыдал, вцепившись в край ее платья и уткнувшись в руку матери, как смертельно раненный зверек.
А случилось это на кладбище, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, только что похоронив Аллу Михайловну. И, напрасно пытаясь приподнять за подбородок Андрейкину голову, стараясь заглянуть ему в глаза и передать ребенку хоть каплю взрослого мужества, так необходимого всем оставшимся на этой земле, Наташа поклялась себе, что отныне никому и никогда не позволит сказать о своем сыне «странный, бесчувственный, тупой». Теперь она всегда будет на его стороне, что бы ни случилось.
Этой клятве не суждено было быть исполненной — такая судьба постигает на свете большинство клятв. Но все-таки Наташа была сама с собой искренна. И в этот миг Андрей был любим матерью, как больше никогда в жизни.
Часть 2 АНДРЕЙ
Глава 5
Ему казалось, что он был всегда. Он помнил, как лежал в какой-то мягкой и плавной, обтекающей тельце водяной оболочке, помнил жаркую темноту и ощущение уюта, все больше нравившиеся ему месяц от месяца. Помнил, как кто-то словно поглаживал его сверху и как доносился до него сквозь темноту чудесный голос, ласковый и мелодичный. А потом неведомая сила вдруг начала выталкивать его вперед, наверх, и над ним разлился яркий и резкий свет, принесший желание зажмуриться и оглушивший его громкими чужими голосами. Ему не понравились люди в белом, окружавшие его: они слишком много разговаривали и явно ждали от него чего-то, что он не мог им дать.
Маму он узнал сразу. Даже не узнал, а почувствовал: по мягкому поглаживанию, по теплому голосу. Но и она, и окружавшие его врачи (он быстро понял, как называются эти люди в белом) вели себя как-то странно: говорили о нем так, точно его самого здесь и в помине нет
Точно так же повел себя и его отец. Андрейка довольно быстро понял, что не пришелся ему по душе, но не стал особенно расстраиваться по этому поводу. В конце концов, рядом с ним всегда была мама, а потом и его чудесная, милая бабушка. Только она никогда не отводила от него глаз, только она разговаривала с ним, как с равным, и не приставала к нему со всякими глупостями: «Ну скажи же: мама!.. Открой ротик, малыш! Повторяй за нами: а, бэ, вэ…» Нет, странные все-таки эти взрослые!
Бабушка играла на пианино замечательные мелодии, читала вслух старые сказки, и Андрей, как губка, непрестанно вбирал, впитывал в себя все, что она давала ему с такой любовью и нежностью. Иногда ему хотелось обсудить что-нибудь с ней или с мамой, но всякий раз он решал, что время еще не пришло: он слишком мало еще знает, слишком наивен и несведущ, чтобы говорить со взрослыми свободно и открыто. Правда, и сами взрослые не всегда говорят умные вещи; вот взять хотя бы его отца. Подумать только, он считает Андрейку глупым, неразвитым!.. Но ничего, придет время, и папа все поймет. Может быть, он даже согласится по вечерам выходить с сыном во двор и рассматривать вместе звезды. С этими крохотными светлячками так хорошо дружить, играть, разговаривать!.. После таких мысленных бесед даже не чувствуешь себя одиноким.
Он очень радовался, когда у него родился братик. Павлик был таким забавным, пухлым малышом и к тому же решительным несмышленышем. Он много плакал по ночам, требовал к себе неусыпного внимания и ничего не понимал из того, что пытался сообщить ему Андрей. Но отец отчего-то относился к нему с любовью и восхищением и совсем не огорчался по поводу его глупости. А ведь Павлик чуть ли не полгода после своего рождения спал сутками напролет, не мог удержать в руках игрушку, не мог произнести ни одного разумного звука!.. Андрейка полюбил братишку, но не уставал радоваться про себя, что у него-то самого, слава богу, хватает ума помалкивать: если не можешь сказать ничего разумного, зачем отвлекать людей по пустякам?!
Однако, сравнивая себя с младшим братом, он впервые понял, что именно в его собственном поведении не так, что раздражает окружающих его людей (даже маму его раздражает, в общем, всех, кроме бабушки) и почему они относятся к нему с такой настороженностью. Оказывается, этим странным взрослым вовсе не важен смысл того, что лепечет ребенок. Им важны сами признаки его роста и взросления, каждая новая ступенька вверх (они называют это развитием), доказательства того, что сегодня ты умеешь больше, чем вчера. И даже если это умение выражается всего лишь в умении размахнуться ложкой и шлепнуть ею по тарелке с манной кашей, они в восторге. Смотрите, смотрите: вчера он еще и ложечку не держал, а теперь так ловко ею размахивает!..
И, поняв это, Андрей решил: пришла пора заговорить.
Ничего не поделаешь: если уж родители так хотят слышать от него всякие глупости — пусть получают. Он по-прежнему не злоупотреблял вниманием взрослых, но начал общаться с ними, чтобы не отставать от Павлика. Тем более что ничего, кроме слов, эти люди, кажется, и не понимают. Вот он почему-то почти всегда может сообразить, о чем думает мама: по наклону ее головы, по резкой, хмурой морщинке между бровями или, напротив, мелькнувшей на губах улыбке, по развороту плеч — усталому или бодрому, по жесту, которым она отбрасывает назад волосы… А вот она может поддерживать с сыном только самые простые контакты — посредством голоса, с помощью смысла слов, который так легко исказить. Но что же делать, что делать…