Обманщик
Шрифт:
– Вот здесь я живу.
Мирьям кивнула на дом на Семьдесят Пятой улице.
Герц поднялся с ней по ступенькам, и она своим ключом отперла подъезд. Они прошли по лестнице, застланной истертой ковровой дорожкой. Пахло пылью, газом, углем и еще чем-то затхлым, как во всех старых нью-йоркских домах. На верхнем этаже Мирьям открыла дверь меблированной комнаты с широким диваном, который, видимо, служил и кроватью. Балкон выходил на улицу, там стояли горшки с цветами и другими растениями. Лампа под потолком горела тускло. Над диваном висела фотография девушки в школьной
Мирьям прошла в ванную, а Герц Минскер принялся расхаживать по комнате. На столе лежала доска уиджа. Герц улыбнулся: «Она обманывает и верит». Заметил телефон, видимо приватный, поскольку аппарат был с наборным диском. Почти машинально он набрал номер Минны, уверенный, что дома ее быть не может, и готовый тотчас повесить трубку, если ответит Моррис. Линия оказалась занята, и Герц положил трубку. Посмотрел на дверь ванной. Что она там так долго делает?
Герц прислушивался к собственным раздумьям. Предавался мечтам о Мирьям, но уже не был уверен в своем желании и потенции. После всех сегодняшних волнений он опасался сексуального краха.
Он вышел на балкон, глянул на темную улицу внизу и на окна через дорогу, в большинстве тоже темные, подтверждавшие, что обитатели в отпуске или в отлучке. Пешеходы двигались как бы крадучись. Герц подумал, что люди здесь не живут, а крадутся по жизни. Цивилизация трансформировала весь мир в одно исполинское гетто.
Герц услышал, как дверь ванной открылась. Вышла Мирьям в черном халатике и шлепанцах. Он даже растерялся от такой откровенной женственности. Но понимал, что дело здесь не в неразборчивости, а в желании влюбленного человека, влюбленного искренне, недвусмысленно.
Мирьям распустила волосы. Глаза ее показались Герцу еще больше и ярче. А тело вновь было таким же стройным и молодым, как во время сеансов. Она улыбнулась, наполовину застенчиво, наполовину вызывающе, и, подмигнув, сказала:
– Вот он, ваш дух.
«Я это уже видел, уже переживал! – сказал себе Герц. – Как говорят французы? Это дежавю. Но когда? Как? Во сне? В другом существовании?» Он смотрел на Мирьям, уже не сомневаясь, что свидание кончится ничем. Он не испытывал к ней ни малейшего вожделения. Все внутри увядало, жухло. Казалось, он и дар речи утратил. Его охватило мальчишеское стремление распахнуть дверь и убежать.
6
Зазвонил телефон, и Герц в испуге вскочил. Он знал, что звонит Бесси.
Услышал, как Мирьям впотьмах нащупывает трубку и отвечает:
– Да, Бесси.
Наступила тишина, напряженная тишина, потом Мирьям сказала:
– Нет, Бесси, что вы. Я не знаю. Дома никого не было, и я ушла. Что? Чепуха! Зачем вы так говорите, Бесси? Кто? Это была не я. Ну в самом деле, Бесси, ваши подозрения лишены оснований. Что прикажете делать? Надоела мне эта история. Погодите минутку, дайте сказать! На первых порах было довольно интересно, но как долго можно участвовать в этаком фарсе? Правда, Бесси, я больше не могу. Да, когда-то я хотела стать актрисой, однако подобные спектакли меня не привлекают. Ладно, продолжайте. Я не буду вас перебивать.
Опять наступила
Герц сидел, наклонясь вперед, почти упираясь подбородком в колени, стыдясь безумия, вихрящегося вокруг. Фактически Бесси вела себя таким образом по его вине. Он целовал ее и говорил, что любит ее. Занимал у нее деньги и никогда не возвращал. Принимал от нее всевозможные подарки. А главное, не платил за комнату, где проживал. «Я просто альфонс, жиголо, – думал Герц, – причем худшего разбора. Если б хоть продавал себя за приличную цену… Но я и для этого слишком глуп».
Он ни о чем не жалел. Просто отчетливо понимал никчемность своей натуры, свое глубокое унижение. Слышал, как Мирьям сказала:
– Бесси, я благодарна вам за все, что вы для меня сделали. И надеюсь, что с Божией помощью не останусь перед вами в долгу, но… У меня? Чепуха! Приходите и посмотрите сами! Что? Я не знаю, с кем он путается. Говорю вам, четко и ясно: игре конец. Что? Я очень дорожу вашей дружбой, однако…
Снова заговорила Бесси. Завела длинный монолог. Голос ее звучал то хрипло, резко, грубо, то просительно, даже вроде бы жалобно.
Внутри у Герца все кипело. В последнее время нервозность сказывалась на кишечнике и мочевом пузыре. Желудок постоянно пучило. Все внутри бурлило ключом. Неожиданно ему захотелось в туалет, причем нестерпимо. Он помнил, где ванная, но по дороге наткнулся на стул, на стол, едва не опрокинул жардиньерку с цветочным горшком. Наконец очутившись в ванной, никак не мог найти выключатель. Свалил с аптечного шкафчика Мирьям то ли бутылочку, то ли какой-то кувшинчик. Ощупью пробрался мимо ванны, мимо кранов над раковиной, но не мог найти унитаз. Как такое возможно? Немного погодя наткнулся-таки на него.
«Ох, совсем я разваливаюсь», – думал он. Впотьмах помыл руки, вытер полотенцем.
А выйдя из ванной, услышал голос Мирьям:
– Я только что покончила с этой склочницей. Раз и навсегда!
– Чего она хочет?
– Она заподозрила, что я с вами. Нас видели.
– Кто?
– Ваша жена.
– Стало быть, она вас знает?
– Она видела вас с женщиной.
– Я говорил с Броней по телефону. Она словом не обмолвилась об этом.
– У этой Бесси ни стыда нет, ни совести. Ей бы на рынке торговать или с лотка на Орчард-стрит. Только и жди, сюда заявится, – сказала Мирьям, уже другим тоном.
– Вздор!
– Она совершенно уверена, что мы вместе. – Мирьям рассмеялась.
– Если она заявится, мы просто ее не впустим.
– Ох, как же неприятно, как неприятно… Она дура, но у нее редкостное чутье. Вот только что она рассказала, что у вас с ней был роман и вы даже обещали свозить ее в Майами…
Герц ответил не сразу:
– Эта особа вконец рехнулась.
– Знай я, как обстоит дело, ни за что бы во все это не ввязалась.
– Право, Мирьям, вы говорите сущий вздор. Я не настолько низко пал, чтобы заводить роман с такой старушенцией.